Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе, стр. 29

Парадокс, но, принятый в Европу юридически (сделавшийся столицей государства – члена Евросоюза), город все чаще стал изображать в кино… российскую глубинку. Как советские режиссеры ездили в Латвию за западной экзотикой, так российские ездят теперь в нее ради натуры, которой на их родине должно быть куда больше. Но умеющая удовлетворять любым запросам Рига не сплоховала и тут. К тому же сказалось наличие материально-технической базы (благодаря почти, но все-таки не до конца умершей в 1990?е Рижской киностудии) и все та же козырная рижская дешевизна – в данном случае съемочного процесса.

В мае 2011 года здешний депутат-ультранационалист, любитель шествовать с эсэсовцами, поднял информационную бурю: в центре Риги висит-де у всех на виду огромный портрет Сталина! От министра внутренних дел потребовали сей же час поймать и покарать провокаторов, в громокипящих политических заявлениях замелькали «9 мая», «оранжево?черные ленточки» и прочие символы преступного сталинизма. «Это плевок в лицо всем латышским семьям, пострадавшим от советского террора!» – бушевал депутат, пока информационные агентства распространяли снимки крамольного портрета, да еще и в сопровождении кумачового транспаранта «Великому Сталину слава!». Через несколько часов выяснилось: все это – кинодекорация. В Риге готовились снимать очередной эпизод российско-латвийского сериала «Забытый» («Облдрамтеатр»), действие которого происходит в послевоенные годы. Но интересно, что происходит оно в провинциальной России – на роль которой оказалась выбрана «образцово?европейская» Рига.

С западными-то киношниками понятно: они, как легко догадаться, оценили в Риге вовсе не то, за что любили ее киношники советские. Кристофер Холл, продюсер триллера на русскую тему «Архангел» (Archangel, 2005, BBC) с Дэниелом Крэйгом, отдельные сцены которого снимались в латвийской столице, нахваливал ее за обилие всего советского. Но и современные режиссеры-россияне открыли потенциал тех рижских кварталов, которые раньше помышлять не могли о кинокарьере. Московский форштадт, десятилетиями известный как самый бандитский и неприглядный район города, стал популярной съемочной площадкой: его старые, затрапезные, не столько даже советские, сколько обобщенно-российские уголки вполне подошли для сериалов – как ретро, так и современных. Причем сериалов именно из российской жизни. Хотя универсализм Риги таков, что в одних и тех же фильмах она может быть и Европой, и Россией. Так, в сериале «Отстегните ремни» с Маратом Башаровым (2012) Москачка сыграла безымянный российский город, Кипсала с ее современной архитектурой – Голландию.

Но и тут Рига не может уйти от свой судьбы: она снова задействована в любых ролях, кроме самой себя (за нечастым исключением). Собственного кино в Латвии снимается мало, сколько-нибудь широкой известности в мире оно не получает, зато режиссеры-иностранцы в здешней столице видят что угодно. Американцы, снявшие в Риге фильм «Храброе сердце Ирены Сендлер» (2009; о реальной польской антифашистке, спасавшей еврейских детей), увидели в ней оккупированную Варшаву. Авторы «Неопалимой купины» (2015), российской экранизации рассказа Бориса Васильева, – послевоенный городок в Смоленской области.

Но вершиной экзотики в своей кинокарьере Латвия достигла в японских (!) сериалах. В «Облаке над склоном» она изображала Манчжурию времен русско-японской войны, в сериале «Сакура Яэ» – Пенсильванию 1863 года (на военном полигоне в Адажи в 2012?м снимали битву при Геттисберге – решающее сражение американской гражданской войны). Так что не исключено, что когда-нибудь к нам на экскурсии будут приезжать и японские синефилы.

Глава 8. Кухня (латышская) и рынок (рижский)

Бедная еда для богатых едоков

Среди не часто замечаемых со стороны различий между прибалтийскими странами – различия в национальной кухне. Гастрономический турист точно не уедет обиженным из Литвы, счастливо соединившей самые разные восточноевропейские кулинарные традиции, но может испытать разочарование в Латвии и Эстонии.

Если учить географию на обеденном столе, то становится ясно, что Восточная Европа с ее обильными, вкуснейшими, хотя и не диетическими застольями заканчивается на едва заметной для путешественника литовско-латвийской границе. «Срединная» балтийская страна по полному праву принадлежит Европе Северной – которая, не будучи в силах поразить гостя богатством кулинарных традиций, упирает зачастую на их необычность. Правда, такой экзотики, как в Скандинавии, где я едал и тухлую акулу, и жареного кита, в Латвии не сыщешь – но какой-нибудь копченый бобер в меню здешних ресторанов встречается. Вот только к настоящей латышской кухне он имеет мало отношения.

Национальная кулинария – отражение и национальной истории, и национального характера. На столе у народа, чтущего свое крестьянское прошлое и фольклорные традиции, – пища простая, деревенская (или, скорее, применительно к здешним реалиям, хуторская). Как-то крупная латвийская сеть супермаркетов провела опрос на тему «самых латышских продуктов». Победили ржаной хлеб, серый горох и тминный сыр (тот самый, который едят на Лиго). Куда уж проще.

Простонародность здешней кухни – на грани курьеза. Гастрономическим символом Латвии считается тот самый серый горох: вареный, с жареным луком и копченостями. Запивают его кефиром. Кто-то данным блюдом гордится как истинно латвийским, незаемным и неповторимым. Кто-то приводит его в качестве уничижительного примера бедности и неизысканности здешней кулинарии. Серый горох бывает довольно вкусен – но усладой утонченного гурмана его точно не назовешь.

То же с хлебным супом, считающимся типичным латышским блюдом, хотя его аналоги готовят финны и скандинавы. Название этого холодного десерта настораживает, рецепт (размоченный и размельченный ржаной хлеб с сухофруктами и корицей) озадачивает, вид (коричневая кашица с белой нашлепкой из взбитых сливок) смущает. Имеются у хлебного супа свои поклонники, даже и среди моих знакомых, – но проходит он все-таки скорее по разделу этнографических диковин, нежели кулинарных жемчужин.

Блюда северных народов – скандинавских, балтийских – будоражат иностранца не столько аппетитностью, сколько непривычностью. Повсюду на Севере едят рыбу – но готовят ее сплошь и рядом так, как в других местах не пришло бы в голову. До экстремизма норвежцев с их лютефиском (треской, замоченной в щелочном растворе) или исландцев с их хаукарлем (основательно подтухшей гренландской акулой) латыши, будучи потомками не буйных викингов?берсерков, а мирных землепашцев, не доходят. Но здешний молочный суп с килькой или селедкой ставит в тупик не только иностранцев, но и многих рижан. Другое типично латышское сочетание рыбы с молочными продуктами – соленая селедка с творогом. Если всякий русский человек с удовольствием закусит селедочку рассыпчатой отварной картошкой, то латыш обязательно добавит к этому еще и творог со сметаной.

С непривычки подобные рецепты многих заставляют морщиться, но при правильном воплощении способны приятно удивить. Однако очевидно, что во всех в них отразился незамысловатый быт хуторян и рыбаков. Как и в здешних кашах, которые правильнее было бы называть, не переводя, путрами. Хотя, согласно словарю, putra – просто каша, латышская народная еда часто не похожа на русскую. Ее основа – не обязательно зерновая, зато состоит путра на большую часть из молока и молокопродуктов (простокваши, сметаны, творога и т. д.). Скажем, скабпутра (skabputra), самый что ни на есть неповторимый латышский специалитет, название которого переводится как «кислая каша», – это забродившая отварная крупа с простоквашей. Правда, истинно национальный ее характер вовсе не означает, что нынешние латыши, даже убежденные почвенники, уминают скабпутру при первой же представившейся возможности – во всяком случае, я с такими не знаком.

Кондовость подобных блюд – залог их исторической подлинности, но вот меню современного ресторана из них одних не составишь. Попытки встречаются, но выглядят парадоксально: как, например, очередная, простая до дрожи путра – букстиньбиезпутра (bukstinbiezputra: ячменная каша с картошкой) – в дорогом ресторане с иноземным названием «Key to Riga» и с видом на Домской собор (Doma laukums, 8a). Вообще же словосочетание «заведение латышской кухни» гостю Риги, как правило, не стоит воспринимать буквально. Даже те рестораны, которые завлекают посетителей именно местной традиционной кулинарией – вроде «Таверны» («Таверна на старом янтарном пути», «Taverna pie sena dzintara cela»; Torna, 4—2C), что в Казармах Екаба – вынуждены то и дело отступать от народной основы. Льняное масло в качестве заправки для салатов, перловка с мясом, кровяная колбаса с ржаным хлебом, тыквенный десерт, березовый сок, вино из ревеня – все это радует аутентичностью, но тут же – утка в маринаде из игристого вина, телятина в томатном соусе с коньяком и прочие вынужденные уступки капризному туристу.