Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе, стр. 20

Да и с чего бы им собираться? В Ирландии (одна из наиболее популярных среди латвийских эмигрантов стран) пособие на единственного ребенка в семье составляет, если верить «Википедии», 140 евро; в Германии (где тоже наших много) – 184; в Латвии, как было сказано, – 11. Рижская газета цитирует блог рижанки, десять лет живущей в Британии: она, мол, за это время заработала на острове такой пенсионный капитал, который в Латвии не заработала бы и за сорок лет.

Но и тут у Риги, парадоксального города, припасен очередной сюрприз. При таких темпах потери населения в Риге должны были бы падать цены на недвижимость. Пусть не так лавинообразно, как они падали во время кризиса, когда лопался огромный спекулятивный пузырь, но – падать, а не расти. Население убывает, безработица растет, программу «инвесторских видов на жительство», которой активнейшим образом пользовались россияне – и ту де-факто отменили; в общем, квартиры по всем признакам должны дешеветь. Но они – дорожают, пусть и не с бешеной скоростью. В течение 2014 года в моем панельном микрорайоне цены выросли на 7,5 процента, в 2015?м рост продолжается.

Все в Ригу

Рига хоть и уступает Москве по населению в 17 раз, по прибалтийским меркам это почти мегаполис. Больше трети латвийцев живет в столице. И, каковы бы ни были экономические проблемы города, он обеспечивает половину рабочих мест в стране. Так что пока рижане в массовом порядке едут в Западную Европу, латвийская провинция едет в Ригу.

Дела в здешней глубинке обстоят еще намного хуже, чем в столице. Семья одного моего приятеля владеет в Лиепае, третьем по величине городе Латвии, двумя квартирами. Но даже если они продадут их обе, вырученной суммы им хватит в лучшем случае лишь на первый взнос при оформлении кредита на покупку рижской квартиры. В советские времена Лиепая была оживленнейшим городом: здесь располагались огромная военно-морская база, множество заводов, крупный порт. В девяностые уехали моряки Балтфлота, оставив у причалов ржаветь десятки брошенных подводных лодок (я помню фотографии – вполне апокалиптическое было зрелище), заводы умерли. Из полутора десятка предприятий закрылось больше десяти.

В конце 1980?х в Лиепае жило 115 тысяч человек, теперь 70 с небольшим тысяч. Сейчас наиболее известный здешний туристический объект – Кароста (Karosta), «Военный порт» в переводе: бывший флотский городок, представляющий собой отчасти самые мрачные в Лиепае трущобы, отчасти эдакую «зону» из романа Стругацких про сталкеров. В отсутствие работы лиепайчане бегут либо на европейский Запад, либо в Ригу. В таком городе две квартиры оказываются не капиталом, а обузой. Их даже в аренду сложно сдать – разве что за оплату коммунальных услуг. Упомянутый мой приятель работает в Риге, снимая тут переделанный в комнату чердак в двухэтажном доме – даже на съем «однушки» денег у него не хватает, потому что у жены работы нет. Сын их – чернорабочий в Англии.

Это вполне типичная история для латвийской провинции. Когда мэр Риги Ушаков вознамерился ввести для рижан льготный проезд в общественном транспорте, а для иногородних, наоборот, цену на него поднять, это стало скандалом общегосударственного уровня, и правительство страны затею яростно пресекло. Потому что избиратель правящих националистических партий очень часто – выходец из этнически однородной провинции. Но этих провинциалов в Риге нынче такое количество, что их транспортные интересы отстаивает сам Кабмин. Приток людей из глубинки не дает падать ценам на рижские квартиры и заставляет расти стоимость их аренды.

Другим значимым фактором до недавнего времени были россияне. Они и в нулевых охотно покупали рижскую и юрмальскую недвижимость, помогая ценам на нее расти до откровенного абсурда (заштатная по европейским меркам Рига тогда приближалась по стоимости квадратного метра к ведущим столицам Евросоюза).

Однако после кризиса и принятия закона об «инвесторском виде на жительство» здешняя жилплощадь приобреталась вкупе с безвизовым въездом в Шенген. Вторая половина 2014 года, когда, во?первых, была резко поднята стоимость этого самого «инвесторского ВНЖ», а во?вторых, случилась девальвация рубля, для российских покупок латвийского жилья оказалась мертвым сезоном. К тому же о прощании с Юрмалой примерно тогда же дружно объявили все обжившиеся там российские музыкальные и юмористические фестивали – а это чревато потерей латвийским курортом его светского статуса. Но никто из московских шоуменов, музыкальных звезд и олигархов о продаже своих латвийских квартир и вилл не заявлял. Да и о заморозке проектов элитного строительства пока не слышно – наоборот, появляются новости об очередных девелоперских проектах с капиталом российского происхождения.

Правда, у российской моды на латвийское жилье всегда была одна особенность – почти никто из покупателей не собирался в своей покупке постоянно жить. Рижская и юрмальская «элитка» приобреталась московской элитой в качестве «запасного аэродрома» (самое популярное словосочетание в российском разговоре о латвийских квадратных метрах), летней дачи, повода для получение вида на жительство, а очень часто и просто «чтоб было»: если все мои соседи по Рублевке обзавелись юрмальскими виллами, то почему у меня ее еще нет? Но перебираться в бедную и провинциальную страну на ПМЖ почти никому из супер- или просто богатых россиян в голову не приходило.

Что же касается менее богатых, то для них такой переезд тем более не имел смысла – учитывая, что зарабатывать деньги в депрессивной Латвии несравнимо сложнее, чем в Москве или Питере. К тому же Рига позволяет в полной мере пользоваться преимуществами «русского» города лишь тому, кто бывает в ней наездами. Тот же, кто решит стать рижанином, вынужден будет иметь дело со здешней спецификой.

Русская школа с латышским языком обучения

Одной из самых громких и скандальных политических эпопей с национальным подтекстом в Латвии стала реформа государственных русских школ. В результате этой реформы русские школы стали не совсем русскими. Русскими – менее, чем наполовину. А в будущем их грозятся сделать и вовсе полностью латышскими.

До 1991?го двуязычным в Латвии было любое образование: латышский и русский потоки существовали даже в большинстве вузов. Но после обретения независимости высшее государственное образование на русском было ликвидировано. Единственным, кажется, исключением воспользовался я, поступив в Латвийский университет на русскую филологию: обучать русских русской лингвистике по-латышски – это, вероятно, даже здешним ревнителям национальных ценностей показалось слишком абсурдным. Впрочем, то была одна русскоязычная кафедра в государственном вузе на всю страну. Сейчас допускается преподавание отдельных предметов на официальных языках Евросоюза – например, английском или немецком, – но русский в их число не входит.

Что же до государственного среднего образования, то оно некоторое время оставалось двуязычным: то есть были средние школы с латышским и с русским языком обучения. Русские школы довольно рьяно закрывали (заполняемость латышских в итоге стала гораздо ниже: их больше и они менее «затоварены») – но преподавание в них в 1990?х сохранялось в основном на негосударственном языке. Последнее обстоятельство никогда не устраивало националистов, а поскольку националистами разной степени радикализма является вся латышская политическая элита, русским школам в конце концов законодательно было велено вести уроки на латышском. Не с первого года и не все предметы – но в старших классах на государственном следует преподавать больше половины предметов: как минимум 60 процентов. Массовые протесты русских, обращения в Конституционный суд и пр. не дали ничего.

На данный момент закон обязывает в 10–12 классах условно-русских школ 22 урока и 36 в неделю вести по-латышски. Модель образования с 1?го по 9?й класс школа выбирает и утверждает в Министерстве образования сама. На практике, конечно, закон зачастую тихо саботируется: и учителя, и ученики исходят из того, что важнее знание предмета, а не язык, на котором его преподают. Понятно, что ведение геометрии и химии на ломаном латышском не помогает ими овладеть.