Прекрасные незнакомки, стр. 50

Может быть, все и обошлось бы для провинции Ниверне, но первые два проконсула были отозваны для других нужд республики, а на их место Конвент прислал человека куда более опасного.

Гражданин Фуше любил революционные торжества, а еще больше любил трепещущие перед ним толпы народа. Во время его правления вся провинция вернулась во времена Римской империи. Солдаты были переодеты ликторами [23], процессии девушек в белых платьях возлагали лавровые и пальмовые венки на алтари, где «горел священный огонь Весты», проводились сельские празднества и шествия Свободы. Он надумал также устраивать «революционные крестины», и Пьеры, Поли и Жаки становились Сцеволами, Регулами и Эпоминондами. Деревни тоже не избежали участи своих жителей и получили новые названия. Например, Сен-Пьер-ле-Мутье именовалась теперь Брут Великолепный. Затеи Фуше обходились недешево, и правитель в самом скором времени обнаружил, что ему очень нужны деньги.

Между тем оборот, который приняли революционные события, наконец-то взволновал и Луи-Франсуа в Ашюне. Он надумал как-то уберечь хоть часть своего богатства. И начал с того, что назначил Мари пожизненную ренту в тысячу двести ливров в год и еще дал бумагу на признание долга в пятнадцать тысяч. Затем снял маленькую квартирку в Ньевре, свез туда самую драгоценную мебель и серебро и попросил Мари жить там как у себя дома и приглядывать за добром. Сам он остался в замке, оставив себе только самое необходимое. Таким образом граф понадеялся избежать «праведного гнева» проконсула Фуше. Но совершил, как мы увидим, большую ошибку…

Мари сбрасывает маску

В округе Шато-Шинон Фуше назначил главным своим помощником некоего Гранжье, бывшего ораторианца [24], каким был и он сам и который целиком и полностью разделял его мнение относительно необходимости реквизировать добро знати и церковников.

Гранжье приехал в замок Ашюн, и голые стены комнат и пустые сундуки возбудили у него подозрение. На стенах было слишком много темных пятен, говоривших, что здесь висели картины и зеркала. К тому же ему уже доносили о гражданине Брешаре как о «патриотически пассивном элементе, страдающем капиталистическим эгоизмом». Гранжье мгновенно принял решение: вышеозначенный гражданин должен быть немедленно отправлен в тюрьму в Невер. И выйдет он из тюрьмы только тогда, когда раздобудет солидную сумму денег, чтобы вернуть ее народу, доведенному им до нищеты. Гранжье намекнул, что лучше бы графу найти эту сумму поскорее, если он хочет остаться в живых.

Угроза была серьезной, и Брешару захотелось исполнить пожелание гражданина Гранжье, потому что тому ничего не стоило привести ее в исполнение. Граф предупредил Мари, она кое-что распродала и собрала требуемую сумму, что, конечно, случилось не скоро. Граф все это время сидел в тюрьме. Наконец деньги были вручены Гранжье, и тот великодушно отпустил графа де Брешара на волю. Граф мог вернуться в свой замок, что он и сделал с большой радостью.

Но за несколько месяцев, что Брешар провел в тюрьме, все изменилось в этом мирном и патриархальном крае. В Сарди теперь тоже заседал революционный комитет, хозяйничали санкюлоты и секционеры.

Люди, которым вино свободы ударило в голову, к величайшему изумлению Луи-Франсуа, неведомо каким колдовством превратились в жестоких инквизиторов. Мирная жизнь с веселыми попойками и приятными посиделками после охоты превратилась отныне в ад. Никто больше не желал знать и помнить, что Луи-Франсуа – безобидный негордый малый, который и мухи не обидит. Теперь его обвиняли в самых страшных преступлениях и грехах. Он был кровососом, он был язвой на истощенном теле народа. Не проходило и дня, чтобы за любой чих ему не вменяли иск.

Преследуемый со всех сторон, бедняга стал подумывать, не отправиться ли ему в Невер, не забрать ли добро, которое осталось, и не направиться ли к границе вместе с верной Мари, как вдруг вечером сама Мари примчалась в замок, перепуганная насмерть. Было это 19 марта 1794 года. Новости, с которыми она прибежала, были невеселыми. Квартирку графа навестили представители власти и забрали все бумаги, в том числе и признание долга. После их посещения Мари поспешила в замок.

Брешар ее успокоил. Ничего опасного в бумагах не было, но она правильно сделала, что вернулась, потому что в замке она будет в большей безопасности, хотя сам он намеревается его покинуть и даже подумывает об эмиграции. Мари была очень удивлена. Тогда Луи-Франсуа в нескольких словах описал ей свое бедственное положение: в самом скором времени у него не будет даже корки хлеба, а он-то думал, что живет среди друзей…

Эта новость обрадовала Мари еще меньше. Подумать только, собирается уехать… А уж то, что без нее, и вовсе ни в какие ворота не лезло. Но графу она ничего не сказала и отправилась в деревню за покупками.

На следующий день Луи-Франсуа занимался делами, приводя их в порядок перед отъездом, и тут вдруг увидел четырех секционеров в красных колпаках. Они вошли к нему в дом и объявили, что хватит ему жить эгоистом и у него есть ровно двадцать четыре часа на то, чтобы жениться на настоящей санкюлотке.

Граф сначала решил, что это глупая шутка, и начал было смеяться, но веселился он в одиночестве. Секционеры в красных колпаках объявили, что женитьба – это гражданский долг каждого, а ему тем более необходимо связать себя союзом с самой верной частью нации.

– Где я, по-вашему, могу найти себе жену, тем более за один день?

– Нас это не касается. Но завтра ты должен жениться или предстанешь перед революционным трибуналом как подозрительное лицо. А ты знаешь, чем это кончается.

Разумеется, граф это знал. Знал он и о страсти Фуше и его приспешников к заключению гражданских браков. Они уже переженили множество монахинь, священников, солдат, гулящих девиц, слабоумных стариков и старух, которые понять не могли, что с ними происходит. Но все же граф попытался отбояриться от женитьбы, сказав, что дело это серьезное и нельзя жениться неведомо на ком. И тут же получил ответ, против которого возразить ему было нечего.

– А ты женись на той, кого прекрасно знаешь. Рядом с тобой находится прекрасная девушка. Женись на Мари Перо, и нация будет довольна твоим послушанием.

На другой день четверо сограждан снова появились в замке. И графу пришлось исполнить то, что от него требовали. Мари и Луи-Франсуа были препровождены в мэрию, где собралась не только их деревня, но и все окрестные. В первом ряду стояли родители невесты, они пришли, чтобы дать свое согласие. На столе лежали две открытые книги, одна из них – для записи гражданских актов. Во второй был список подозрительных лиц, подлежащих отправлению в революционный трибунал. Кто бы усомнился в том, что брак состоится?

Из мэрии молодых проводили в замок под смех и соленые шуточки.

Первый вечер прошел в сумрачном молчании. Само собой разумеется, Луи-Филипп не собирался по-настоящему вступать в брак. Он надеялся, что минует революционная гроза и он этот брак расторгнет. Но его мучители не собирались оставлять его в покое, их не устраивал формальный брак на бумаге. Граф должен был стать мужем своей жены.

И молодых в сопровождении жандарма для начала отправили в Невер. Тюрьмы в это время были переполнены, так что их поместили в комнате в трактире. В этой комнате было две кровати: одна для молодых супругов, вторая – для жандарма, под чьим присмотром они находились. И Мари, которая не была чужда затеянной интриге, понадеялась, что цель, к которой она так долго стремилась, будет наконец достигнута. Она была молода, недурна собой, а Луи-Франсуа все-таки, как ни крути, мужчина!

Но Луи-Франсуа уже не был здоровым мужчиной. Тюрьма и последующие дни преследований и нищеты подорвали его здоровье. А все ближайшие события подействовали вдобавок и на его мозги. К вечеру у него начался жар, он стал бредить, и вместо весьма оригинальной «брачной ночи» при жандарме ему была уготована больница. Вышел он из нее уже после 9 термидора, но был погружен в тяжелую нервную депрессию.

вернуться

23

Ликтор – особый вид госслужащих; упоминаются в истории со времени правления в Риме этрусских царей (VII век до н. э.).

вернуться

24

Католическая конгрегация, возникшая в Риме в 1558 году и перенесенная во Францию в 1611 году кардиналом Берюлем. (Прим. перев.)