Прекрасные незнакомки, стр. 2

Ожидание сменилось тревогой, когда открылись Генеральные штаты, и ее супруг сразу принялся толкать вперед революционную колесницу, которая впоследствии раздавит не только его семью, но и всех, кто имел врожденное благородство сочувствовать новым идеям. Лафайет встал на сторону самых яростных противников королевского режима. Он явился в Версаль вместе с толпой народа и отправился спокойно спать, в то время как мятежники угрожали жизни короля, королевы и их детей. Схваченного под Варенном беглеца-короля в Париже стерег Лафайет, запретив под страхом смерти сообщать королю, кто его тюремщик. Мало этого, Лафайет возглавил Национальную гвардию и стал главным тюремщиком королевской семьи в Тюильри… Поступки Лафайета ужасали его семью и родственников, и Адриенна молилась, чтобы судьба обошлась милостиво с человеком, которого она любила и который пожелал связаться с пособниками дьявола…

Лафайету понадобилось пережить трагедию 1792 года, разгром Тюильри, массовые убийства в сентябре месяце, чтобы у него наконец открылись глаза. Тогда вместе со своим штабом, состоящим из свободомыслящих офицеров, он двинулся к границе с Австрией и перешел ее. А в это время по всей Франции уже неистовствовал террор, и все родственники его жены были взяты под стражу. Но в Австрии Лафайета сочли опасным вольнодумцем и тоже посадили в тюрьму.

Заточение в Ольмюце

Вот так обстояли дела, и, поскольку Адриенна не могла вынести мысли, что человек, которого она любит больше жизни и которому простила все, даже гибель близких на эшафоте, находится в тюрьме, то изнуренная узница тюрьмы Ла Форс преобразилась в энергичную заботливую жену. Она пробыла в Париже ровно столько, сколько понадобилось, чтобы привести себя в порядок, а потом уселась вместе с господином Шампетьером, который не пожелал оставлять ее одну в дороге, в дилижанс и отправилась в путь.

Адриенна приехала в Овернь, но и в замке Шаваньяк пробыла всего неделю, обняла свою тетю, старенькую госпожу де Шаваньяк, и приготовила для отъезда в Австрию двух своих дочек.

Если говорить откровенно, то время для того, чтобы хлопотать о муже, было неблагоприятным. Именно тогда император Франц II вел переговоры с правительством республики об освобождении дочери Людовика XVI, юной мадам Руаяль, последней оставшейся в живых из узников башни Тампль. Канцелярии императора было вовсе не до супруги республиканца Лафайета, и ей ни за что не выдали бы паспорт. Пришлось пойти на хитрость.

Благодаря cодействию Буасси д’Англа Адриенна получила паспорт в Гамбург, а в Гамбурге она незамедлительно повидала американского консула. Консулу не составило никакого труда выписать паспорт госпоже Мотье, американской гражданке, которая направлялась в Вену.

По приезде в Вену Адриенне пришлось очень долго ждать – но она ведь привыкла к ожиданию! – аудиенции у императора Франца. Только в начале октября Адриенна смогла отправиться в Шенбрунн, летнюю резиденцию австрийской императорской фамилии. Император оказался молодым человеком двадцати семи лет, и его внешность успокоила просительницу. Стройный любезный юноша блистал флорентийским изяществом, каким наделила его наполовину итальянская кровь. Не был он равнодушен и к женской красоте. И все-таки, когда госпожа де Лафайет бросилась ему в ноги, он не смог скрыть своего раздражения.

– Образ мыслей вашего супруга, мадам, подобен пушечному пороху, – сказал он ей. – Держать вашего мужа под охраной означает обеспечивать покой, и мы не торопимся отказываться от покоя. Тем более что и Франция не спешит вернуть нам дочь королевы-мученицы.

– Сир, надежный источник сообщил мне, что мой муж болен и что его держат в ужасных условиях. Такой великий человек недостоин подобной судьбы!

– Великий человек на родине, но незначительный на чужбине, и тем более в стане врагов. Именно по этой причине генерал находится под надежной охраной. Но могу вас успокоить, с генералом хорошо обращаются и его хорошо кормят.

– Если нельзя смягчить его участь, сир, позвольте мне и моим дочерям разделить ее.

Эта идея не понравилась императору. Он постарался дать понять этой преданной супруге, что крепость – мало подходящее место для благородной дамы с юными дочерьми. Но Адриенна не желала слушать никаких доводов. Она хотела одного: быть вместе с мужем, где бы он ни был, делить с ним его судьбу, как бы она ни сложилась!

Император склонил голову, дав согласие.

Несколько дней спустя, 24 октября, Адриенна, Анастази и Виржини подъехали к крепости Ольмюц в Моравии. Ничего идиллического они не увидели: обрывистые скалы, темные ели, старинные зубчатые стены со следами турецких приступов. Приближаясь к сумрачной крепости, маркиза при одной только мысли о том, что вскоре увидит своего Жильбера, так вдруг ослабела и могла бы лишиться чувств, если бы не поддержка Анастази.

– Надеюсь, мамочка, вы не упадете в обморок в ту самую минуту, когда мы наконец сможем объединиться? – осведомилась молодая девушка.

По правде говоря, семейная жизнь начиналась престранным образом. Сначала, несмотря на письмо императора, которое вручила Адриенна, мать и дочерей обыскали, забрав все деньги и ценные вещи. Затем тюремщик сопроводил их по сырому коридору и вывел во двор. Во дворе надзиратель, который, разумеется, не знал ни слова по-французски, махнул рукой, указывая на низкую дверь с засовами и замками.

– Господи! – прошептала Виржини. – Неужели мы в самом деле увидим папу? А ведь император сказал, что с ним хорошо обращаются!

Адриенна предпочла промолчать. Надзиратель отпер дверь, за ней обнаружилась вторая, тоже запертая не на один замок, и когда, наконец, была открыта и эта, то они вошли в полутемную камеру. С трудом рассмотрели они находящегося в ней человека. Он был неузнаваем – сгорбленный, бледный, истощенный, в лохмотьях…

У Адриенны вырвался крик ужаса, и узник вздрогнул. Он поднял голову, присматриваясь к вошедшим. Честно говоря, он едва мог их разглядеть впотьмах.

– Жильбер, – прошептала несчастная женщина. – Неужели вы нас не узнаете?

На какое-то мгновение она подумала, что муж ее лишился рассудка. Но он уже, захлебываясь от рыданий, плача и смеясь одновременно, бросился к ней в объятия.

– Вы, сердце мое? Уж не сон ли я вижу?

Супружеский поцелуй длился долго. Дочери смотрели на родителей улыбаясь и терпеливо дожидались своей очереди. Отцу было трудно узнать дочерей: они не виделись три года. Но он то и дело повторял, что они будут жить очень счастливо.

Хотя трудно было себе представить, какое счастье может их ждать в подобных условиях. Госпоже де Лафайет было разрешено делить с мужем то, что с трудом можно было назвать камерой, дочерей поместили в соседней тюрьме. Каждый день в полдень их приводили под конвоем повидаться с родителями, и они вместе обедали. Пища была достаточно обильной и вкусной, но, кроме еды, у бедных узников ничего не было, они были лишены даже самых простых, самых необходимых вещей. Ели руками. Как могли, латали свою одежду и все-таки ухитрялись смеяться над нечеловеческими условиями, в которых жили. Они были вместе, и они преодолевали невзгоды с мужеством, которое вызывало восхищение даже у тюремщиков. Адриенна была счастливее всех. Впервые в жизни муж был рядом, его не отнимали у нее ни любовницы, ни государственные дела – никто и ничто! И она искренне желала – и так и говорила! – чтобы такая жизнь не кончалась никогда.

У господина де Лафайета на этот счет было другое мнение. С каждым днем его все больше беспокоило здоровье жены. Он видел, что она час от часу слабеет, и это его тревожило и пугало. Если они обречены на долгое заточение, то хрупкой Адриенне не покинуть Ольмюц живой. Нечеловеческий образ жизни убьет ее. И, в самом деле, Адриенна всерьез заболела. Лафайет попросил у императора разрешения отвезти больную в Вену для консультации с врачом. Франц II дал свое согласие при условии, что больная пообещает больше не возвращаться в Ольмюц. Адриенна отказалась: она предпочитала смерть разлуке с мужем.