Старый дом под платанами, стр. 4

– Ник, ты часами не отходишь от мольберта. Смотришь, как влюбленный на портрет. Ты должен избавиться от него. Нам нужны деньги. И потом, у тебя есть я. Ты помнишь об этом?

Художник попытался улыбнуться, закивав в знак согласия головой:

– Понимаешь, это лучшее, что я создал в своей жизни.

– Да, дорогой. Но прошло пять лет, и ты больше не написал ни одного портрета. Пейзажи не в счет. Уверена, ты снова сможешь рисовать людей, когда избавишься от этого изображения. Ты хочешь поговорить о Марии? Тогда идем пить чай.

Он действительно, ни о чем больше не мог говорить, как об этом портрете, понимая при этом, что причиняет боль жене. Он заверял Элизабет, что никогда не испытывал к девушке сексуального влечения, что невозможно об ангеле думать пошло, да и его репутация ему не безразлична. Говорил, что эта девушка сильно изменила его – он даже перестал ругаться и пить. Да что «он»! Ник клялся, что ни один раз был свидетелем, когда люди, попадающие в поле ее влияния, становились не узнаваемы, – независимо от их желания, в них пробуждались лучшие стороны их души и характера. На занятиях живописи, как преподаватель, он не раз убеждался, что девушки никогда не завидовали ей, а обожали подругу, хотя все юноши были в нее влюблены тайно или явно. Молодые люди при ней были предупредительны и вежливы с другими девушками, исчезал грубый слэнг, устанавливались искренние отношения. Мария как бы всех «подтягивала» до своего уровня. Окружающие не осознано хотели быть лучше, как будто действительно, высокая особа из королевской семьи имела честь посетить их своим присутствием.

Николай говорил и говорил, он даже вспомнил своего прадедушку – русского, белогвардейского офицера, любившего романсы, в которых пел об «очах» барышням-красавицам, а Элизабет терпеливо слушала. Его жена понимала, что супругу нужно выговориться. Все эти годы Ник болезненно не расставался с любимым изображением. Поэтому сейчас она выслушает все. Лишь бы портрет исчез из их жизни.

Наконец, после нескольких чашек чая и монолога, художник дал свое согласие на продажу картины. И дело было не в деньгах, а в его нездоровой привязанности к этому портрету, от которого нужно было избавиться. Он понимал: ему была дорога реальная Элизабет, и Ник твердо решил начать новый этап жизни.

– Завтра утром отвези его, но тихо, чтобы я не знал. Узнай о дате аукциона и предварительной сумме. Хочу знать, кому он достанется, – хриплым голосом обратился он к жене, смотря на нее «стеклянными» глазами.

Записки священника

1

Данные записи – лишь тщетная попытка описать причины, изменившие в корне мою жизнь. Они появились потому, что мысленно я постоянно обращался к этим событиям, пытаясь все понять, разложить факты по полочкам. И чем больше я об этом думал, тем больше всплывало незначительных деталей, являющихся, на самом деле судьбоносными. Узор из второстепенных событий, встреч, бытовых мелочей, случайных фраз, со временем складывается в определенную мозаичную картину, изначально ясную только Творцу. Наши, казалось бы, правильные умозаключения и поступки в начале Пути, оказываются в конце его ничтожными и неважными, но только спустя годы становится понятен истинный замысел Всевышнего.

С чего все началось? Со знакомства с Марго? С депрессии? Поспешного отъезда? С того момента, когда домработница достала из кладовой портрет? Нет. Наверное, все же – с его покупки на лондонском аукционе. Я помню, как повышал и повышал сумму, пока он не обошелся мне в двадцать тысяч английских фунтов. С огромным удовлетворением почувствовал себя хозяином большеглазой красавицы в голубом платье, изображенной на холсте и с видом победителя, но с сочувствием посмотрел на неудачников. Ко мне подходили некоторые из «побежденных» и поздравляли с замечательной покупкой. В конце подошел статный мужчина с небольшой бородкой, длинными волосами и славянским лицом. Представился. Это был автор портрета художник Николай Санин. У него были русские корни, и он неплохо говорил на языке предков. Николай обрадовался, узнав, что я из Киева. Рассказал, что знал девушку, изображенную им на портрете. Было видно, что он боготворил ее. Наверное, был влюблен в модель, как это обычно бывает с художниками. Я не придал его рассказу никакого значения, – просто все сказанное пропустил мимо ушей. Насторожила лишь одна оброненная им фраза, которую я почему-то запомнил: «Когда на землю спускается ангел, силы зла всегда ополчаются против него». Почему он это сказал я так и не понял. Для меня было важно, что «Девушка в голубом», картина, которую я приобрел, была написана трепетно и виртуозно, в лучших традициях реалистического письма – прозрачными лессировками и представляла собой шедевр или в худшем случае, талантливое произведение – лучшее из того, что я когда-либо видел.

Портрет повесил в гостиной, заплатив за него приличную пошлину на таможне. Однако моя невеста Марго приказала снять его, так как ей показалось, что я смотрю на изображение чаще, чем на нее. В чем-то она была права, – я мог смотреть на «Девушку в голубом» часами, забыв о времени, уносясь душой в непонятные пространства Вселенной. Что-то странное и притягательное было в этом портрете. Бесспорно, художник преувеличил, нарисовав огромнейшие, фиалково-синие глаза, мечтательно зовущий взгляд. Да. Именно взгляд приковывал к себе всех, кто видел этот портрет. В нем было что-то недосказанное, едва уловимое, проникающее в сердцевину твоего «я» и смягчающее его, ласкающее, убаюкивающее, а потом встряхивающее так сильно, что ты словно рождался заново. При этом с новой силой хотелось жить лучше, ярче, честнее перед самим собой.

Старый дом под платанами - _022.jpg

Данте Габриель Рассети “Прозерпина”

Бывающие у меня друзья, восхищались картиной, интересовались, кто на ней изображен, кто художник, где купил и даже, сколько стоит портрет. Никто не оставался равнодушным. Кто-то бросал быстрый взгляд и отходил, а кто-то подолгу всматривался в него, подходя ближе, но всех объединяло одно – они все возвращались к портрету снова.

К слову – о Марго. Полное имя моей невесты, увы, бывшей – Маргарита, как у Булгаковской героини из знаменитого романа «Мастер и Маргарита». Она так же ходила по городу с желтыми цветами или в желтом платье. После прочтения этого романа, Марго решила, что это имя ей дано не зря, и ее суженный просто обязан был найти ее по этому цвету. Самое смешное, что я обратил внимание на Марго не из-за ее ярко-желтого платья. Мой взгляд случайно упал на ее длиннющие ноги, торчащие из-за столика в кафе «Yellow submarine» на улице Пушкинской. Потом перевел взгляд выше – на декольте и «дополз» до ее лица, вернее, слегка тронутых блеском сжатых губ с торчащей из них тоненькой, дамской сигаретой. Только потом я встретился с пронзительным и насмешливым взглядом карих глаз, наблюдающих за моим изучением ее тела. Думаю, Марго до сих пор уверена, что причиной послужило все-таки желтое платье. Сейчас это не имеет значение. К счастью, как я понимаю теперь, Марго решила, что я не Мастер и не ее суженный, в чем, бесспорно, оказалась права.

Тогда, в «битловском» кафе, мы познакомились и проговорили несколько часов подряд, спохватившись лишь после того, когда выпили не одну чашку кофе, коктейлей, вина и выкурили несколько пачек сигарет. Официант выключил музыку, свет и всячески – покашливанием, громыханием подносов и различными звуками давал понять, что кафе закрывается. Мы выскочили счастливые на улицу и только тут осознали, что не хотим расставаться. Решив дойти лишь до метро «Театральная», мы почему-то прошли мимо него и спустились вниз, к Крещатику. Была весна и цвели розовые и ванильного цвета каштаны. Их огромные свечи освещали город волшебным, мистическим светом. Мы перешли на противоположную сторону к Бессарабскому рынку, и направились к главному входу метро «Крещатик» вдоль вереницы роскошных магазинов известных мировых брендов. Возле одного из них Маргарита остановилась и показала мне на огромный постер, украшающий витрину. Я открыл рот от изумления, застыв на месте – на нем была она, моя новая знакомая! Это действительно, было изображение Маргариты! Только тут я понял, что ничего не знаю об этой девушке. Мое удивление и комичный внешний вид рассмешили Марго. Она представить себе не могла, что кто-то совершенно не интересуется модой и с безразличием смотрит (разве что случайно) на биг-борды.