Белая акула, стр. 31

– Конечно, пригодится. Я надеюсь...

– Я знаю, читала ваши работы по динамике укуса и по исследованию иммунитета к артриту. С этой клеткой вы, наверное, сможете провести результативные эксперименты с гнатодинамометром.

– Вы это выговорили? – рассмеялся Чейс.

Гнатодинамометр являл собой труднопроизносимое слово для обозначения простого понятия – метода измерения давления укуса, развиваемого акульими челюстями.

– Я еще не видел никого, кто мог бы произнести это слово.

– Ерунда, – сказала Аманда. – Только не спрашивайте меня, как оно пишется.

Когда они подошли к клетке, Чейс, просунув руку меж алюминиевых брусьев, ощупал сварные швы и мелкие детали.

– Само совершенство, – заявил он, улыбаясь. – Не могу дождаться погружения.

– А почему нужно дожидаться? Чем плохо сегодня?

– Сегодня? – Чейс автоматически посмотрел на часы.

– До заката еще семь или восемь часов, – заметила Аманда. – Как далеко от берега нужно отойти, чтобы увидеть акул?

– Не очень, во всяком случае – синих. Час, может быть, меньше.

– Чем скорее я окуну в воду морских львов, тем лучше, – сказала Аманда. – Они могут плавать с синими акулами, им это даже нравится. Они любят их дразнить. У вас есть приманка, чтобы собрать акул?

– Угу. – Тут Чейс вспомнил: – Но у меня нет воздуха. Компрессор...

– С ним все в порядке, – сообщила Аманда. – Я спрашивала у Длинного. Он сейчас наполняет баллоны. Честно, его весьма возбудила мысль о такой прогулке.

Доктор Мейси произвела на Чейса глубокое впечатление. Даже более чем глубокое. Он был потрясен. Ошеломлен. Он смотрел на нее, и она улыбалась в ответ, не торжествующе или снисходительно, а доверительно.

– Думаю, мне действительно нужно получить степень, – произнес Саймон, покачав головой.

– Что? Почему?

– Вы были правы с самого начала, – усмехнулся он. – Мадам, вы действительно важная персона. Вы – нечто!

21

Институтская лодка глубоко сидела в воде, потому что была до отказа заправлена топливом и свежей водой и нагружена по самый фальшборт научным, фотографическим и подводным оборудованием. Вдобавок к двухсотфунтовой клетке, которую Чейс и Длинный подняли и поместили на юте с помощью талей, свисавших с фишбалки на правом борту, здесь находились: четыре видеокамеры; видеомагнитофон; восемь баллонов для акваланга; пятьдесят фунтов кефали для морских львов; три десятигаллоновые банки с приманкой – рублеными макрелью и тунцом, чтобы создать пахучую пленку, уносимую на гребне волн и собирающую акул за мили вокруг; две двадцатифунтовые коробки мороженой рыбы для наживки, оттаивающей теперь на солнце; три комплекта аквалангов с гидрокостюмами, масками и ластами; и наконец холодильный ящик, набитый сандвичами, приготовленными госпожой Бикслер, и содовой.

Аманда провела морских львов по тропинке к доку, и они, нетерпеливо переваливаясь с боку на бок, поднялись на борт. Теперь животные сгрудились на юте, качая головами с дрожащими от возбуждения усами. Аманда гладила их и о чем-то с ними ворковала. Макс опустился рядом с ней на колени.

– Они довольны? – спросил он.

– О, будь уверен, – ответила Аманда. – Они знают, что лодка означает работу, и ждут не дождутся. Они любят работать, а иначе быстро начинают скучать.

Макс протянул руку, и один из львов наклонил к нему голову, чтобы почесали за ушами.

– Это кто?

– Харпо.

– Мне кажется, я ей нравлюсь.

– Я знаю, что ты ей нравишься, – улыбнулась Аманда.

На ходовом мостике Чейс включил реверс. Длинный стоял на носовом выступе и багром направлял лодку, чтобы она не скребла о скалы. Когда лодка вышла из бухты и Чейс развернул ее в открытое море, Длинный прошел назад и спустился в каюту.

Спустя минуту он вернулся и сообщил Аманде:

– Ваш пилот-любитель только что радировал, велел передать, он поднимется и будет искать китов где-то через час. Я сказал, будем работать на двадцать седьмом канале. – Потом Длинный посмотрел на мостик. – По шестнадцатому сводка, – доложил он. – Предлагают поискать в воде парнишку.

– Какого? – спросил Чейс.

– Бобби Тобина, помощника с посудины Тони Мадейраса. Говорят, упал за борт. Тони клянется, что несколько раз проутюжил то место, но ничего не высмотрел.

– Похоже, падения за борт приобретают тут характер эпидемии, – заметила Аманда.

– Почему? – заинтересовался Длинный. – Кто еще?

– Перед тем как я уехала из Калифорнии, мне позвонила двоюродная сестра. Неделю или дней десять тому назад ее друг исчез с исследовательского судна как раз между материком и островом Блок. Он был фотографом, работал на «Нэшнл джиогрэфик». Его так и не нашли.

Лодка все еще двигалась медленно, двигатель рокотал приглушенно, так что даже с расстояния в десять ярдов, стоя на ходовом мостике, Чейс услышал слова Аманды. Он позвал Длинного:

– Посмотри, может, найдешь для Макса спасательный жилет.

– Па... – взмолился Макс. – Брось... Я не собираюсь падать за борт.

– Я знаю, – ответил Чейс. – И готов спорить, Бобби Тобин тоже никогда ни о чем таком не думал.

Когда они прошли к югу от острова Блок, Аманда дала Максу несколько форелей покормить морских львов. Сама она поднялась по трапу на ходовой мостик и стала рядом с Саймоном. Огибая мыс, они увидели на оборудованном навесами пляже десятка два людей. Дети, надев на себя надувные круги, играли на песке в набегающей воде; двое взрослых в купальных шапочках пастельно-голубого цвета плавали туда и обратно ярдах в двадцати за линией прибойной волны; подросток лениво покачивался на доске для серфинга.

– Каждый раз, когда я вижу, как народ отплывает от берега, – заметил Чейс, – я думаю, как им повезло, что они не могут видеть себя с высоты пары сотен футов.

– Почему?

– А если бы они увидели, что проплывает каждые несколько минут в десяти или пятнадцати футах от них, они больше никогда в жизни не ступили бы в воду.

– Разве здесь так много акул?

– Нет, теперь нет, не то что раньше. Но чтобы нагнать страху, много и не нужно. Достаточно одной.

В ста ярдах от пляжа ловец омаров вытаскивал свои верши. Он подходил к поплавку, цеплял его багром и вытягивал в лодку, пропускал канат через тали, вывешенные на А-образной стальной раме, наматывал его на лебедку и поднимал на фальшборт ловушку на омаров, сделанную из дерева и проволоки.

Чейс помахал ему рукой, ловец омаров замахал в ответ, но потом заметил на борту большой белой лодки трафаретную аббревиатуру «O.I.». Он прекратил махать, а вместо этого ударил кулаком одной руки в сгиб локтя другой и показал Чейсу средний палец.

– Очаровательно! – заметила Аманда.

– Это Ржавый Пакетт, – пояснил Чейс, смеясь. – Он не очень меня любит.

– Я вижу.

– Ловцы омаров – странная публика. Многие из них считают море чем-то вроде личного погреба, а себя – имеющими богоданное право ставить ловушки где и когда им угодно, ловить, сколько им будет угодно, а весь остальной мир посылать к черту. И боже упаси связаться с их ловушками: они готовы друг друга за них утопить или пристрелить.

– А вы связывались с его ловушками?

– Вроде того. Пока я не купил остров, Ржавый пользовался им как лагерем, складом, мусорной свалкой. Он ставил свои верши везде – не только на мелководье, но и в проливе, и около дока. Я не мог ни войти, ни выйти, винт все время запутывался в его веревках. Я попросил его убрать их, а он послал меня. Пришлось отправиться в береговую охрану, но они не захотели влезать в это дело. Тогда мы с Длинным вытащили все верши, собрали омаров и отдали их в дом престарелых, а верши забросили сюда. Ржавый нашел их только через две недели. Он знает, что это сделали мы, но доказать не может, а когда он обвинил нас, Длинный просто сказал, что это предупреждение, посланное Великим Духом. Ржавый туп, но не самоубийца, он не стал связываться с Длинным – гигантом, который относится к закону так же, как сам Ржавый. Так что он оставил верши здесь – отчасти из лени, а отчасти из-за того, что здесь и уловы лучше.