Средина. Том 1, стр. 44

Перший, теперь всяк раз когда мальчик произносил это имя, Крушец чуть слышно отзывался словами Вежды: «Я ведь подле… обок тебя… Всегда! всегда, мой любезный, бесценный, милый малецык… мой Крушец».

Крушец, Яробор Живко весьма четко запомнил не только бархатистый баритон по-любовно шепчущий те слова, но и само имя лучицы… Имя, которое ему было также близко, родственно, как и само величание Бога Першего. Порой юноше казалось, что он… он и есть тот самый Крушец, которого так нежно умиротворял голос Бога… несомненно, Бога. Оттого, по-видимому, и отзывалось это имя легкой волной трепета во всем теле юноши.

Глава девятнадцатая

— Яробор Живко! — отвлек от мыслей парня чей-то окрик.

Юноша резко повернул влево голову и узрел возле одной из белых юрт небольшой прямоугольный навес. Крытый сверху широкими ветвями лиственницы и кедра, поддерживаемый мощными деревянными стволами, где на приподнятом над землей возвышении, устланном одеялами да жесткими подушками, сидело и полулежало человек шесть мужей, средь которых находились Тамир-агы и Волег Колояр.

— Иди сюда Яробор Живко, — мягко позвал юношу осударь и приветственно махнул рукой.

Парень неспешно развернулся и с интересом оглядел уставившихся на него воинов, да медленной поступью направился к осударю, оно как тот, узрев его нерешительность, расплылся широкой улыбкой и сызнова взмахнул рукой, подзывая к себе. Яробор Живко шел неторопливо, ибо казалось под пытливыми взглядами мужей его ноги, слегка растеряв силы, стали непослушно-вялыми и изредка точно цеплялись носками канышей за тонкие побеги травы, оную лесики кликали леторасль. Не то, чтобы он испугался этих взглядов или самих людей, просто юноше было присуще волнение как таковое. А вместе с тем волнением на его плоть почасту нападала слабость, словно в такие моменты Яробор Живко становился отколотым от собственного тела, жаждая одного… Одного, взметнув крылами вырваться из удерживающих его оков и направиться в лазурь неба.

Наверно, тот не уверенный шаг приметил, как Волег Колояр, так и иные мужи, а потому тревожно переглянулись меж собой, и сызнова уставились на парня, очевидно, не в силах побороть в себе желание смотреть на чудное сияние, что окутывало голову мальчика. И в лучах поднявшегося солнца раскидавшего во все стороны долгие смагло-прозрачные полосы.

— Присаживайся к нам Яробор Живко, — первым прервал это задумчиво-наблюдательное отишье Волег Колояр, и малеша двинувшись в бок, освободил подле себя место для юноши.

Яробор уже подступив в навесу, неуверенно поднялся на его возвышение, поколь так полностью, и, не обретя собственное тело и посему, абы не ощущать волнение днесь проявившееся резкими ударами сердца в груди, опустился подле осударя. И тотчас воззрился на стоявший пред ним и единожды посередь навеса низкий, круглый стол на котором находились пузатые медные чайники, пиалы. Тамир-агы расположившийся слева от воссевшего юноши, колготно сунул под его спину жесткую подушку и тревожно глянул на запекшуюся полоску крови на лбу. Шаман густо смочил слюной приткнутые к устам перста, и принялся оттирать юшку со лба мальчика, при том довольно-таки мощно покачивая все его напряженно-замершее тело.

— Гиде таку рану получила? — озвучил свое поцыкивание и мотыляние головой старик. — Ах, шиша така… када успела тока.

— Э… Тамир-агы, — вклинился в те ворчливые причитания Волег Колояр и недовольно оттолкнул руку шамана от головы парня, узрев неприкрытую досаду на лице последнего. — Ты таким лечением, еще внесешь каку пакость в кровь нашего мальчика и он перестанет так дивно сиять.

— И кито тады наша осянит путя, — закончил за осударя сидящий слева от него невысокий муж, явно по желтоватому цвету кожи, черным, жгучим глазам и черным коротким волосам, с гладким, точно обритым, отвесно скошенным подбородком, также как и Тамир-агы представитель кыызского народа.

— Не знаю, как насчет осянит Надмит-агы, — глухо отозвался тот, каковой восседал супротив юноши и зрелся не менее мощным, рослым, чем осударь мужем. — Но вот то, что мальчик, как и сказывал нам наш осударь, тамаша… эвонто я соглашусь.

У этого мужа, как у Волега Колояра были долгие усы, дотягивающиеся до груди, да в тон им рыжий чуб, торчащий на оголенной голове. Явно бритым казался подбородок, а глаза пыхали густой коричневой радужки, будучи крупными и несколько миндалевидной формы. Он внезапно резко дернул правым плечом и длинный узкий рукав его короткого до колена красного бархатного кафтана стремительно трепыхнулся вправо…влево… таким образом, словно там начиная от локтевого сгиба вниз и вовсе не имелось руки.

Яробор Живко торопливо перевел взор на покачивающийся рукав и к своему ужасу и впрямь не узрел положенной части руки: ни запястья, ни кисти, ни перст. Видимым смотрелось всего-навсе плечо, начиная от плечевого сгиба вплоть до локтя, ибо в том месте ткань плотно охватывала руку, а ниже локтя рукав воочию был сдавлен. Юноша какое-то время неотступно глазел на покачивающийся рукав, засим перевел взгляд и осмотрел сидящих под навесом, как он посчитал семерых мужчин. Еще двое из них, не считая Тамир-агы и Надмит-агы, были кыызы. С характерными признаками своей расы, своего народа, с желтоватой кожей, широкими, уплощенными лицами, короткими прямыми черными волосами, и черными глазами. Кроме Тамир-агы все они были достаточно молодыми людьми. И все… не только кыызы, но и влекосилы несли в своих лицах, и, несомненно, на телах, не только одухотворенную напряженность, но и явственно оставленные войной шрамы, судя по всему, большей частью от колющего оружия. Поэтому не только у Надмит-агы имелся широкий рубец, зачинающийся от переносицы и проходящий по носу и правой щеке так, что правый глаз его слегка сместившись в сторону, смотрел несколько наискосок. Но и лица двух других кыызов, и еще одного влекосила, сидящего подле безрукого, были купно украшены шрамами, право молвить более мелкими, зато многажды частыми. И наподобие сети водных ручейков заполнивших оземь, на коже неких из мужей шрамы зримо выпирали красными рубцами аль вспять просматривались только белыми полосами.

— Познакомься Яробор Живко, — зычно сказал своим грудным, насыщенным голосом Волег Колояр. — Это, — и он указал на сидящего напротив них безрукого мужа. — Мой друг и войвода Бойдан Варяжко, подле него некогда осударь Елабугского ханства Зверополк Гнездило, — указывая на восседающего обок с войводой, не менее крупного мужа, с не густыми, однако длинными ковыльными усами, да вельми жалким чубом, точно лишь недавно отросшим. — Наш дорогой войвода Бойдан Варяжко отбиваючи нас, меня значит и Зверополка Гнездило, — пояснил Волег Колояр. — От истязаний и казни вишь руку правую до локтя в том бою сгубил.

— Эвонто… Важно, что вас не сгубил, — басисто заметил войвода и по теплому глянул на мальчика.

— Да, — голос Волега Колояра легохонько дрогнул, понеже в том колыхании явственно пронеслась благодарность посланная другу. — Подле нашего войводы с иной стороны сидит Гансухэ-агы, он некогда правил осторонь моих земель в Кизел-ханстве.

И на юношу немедля посмотрел, видимо, самый молодой здесь годами кыыз. Лицо которого было вроде многажды смуглее иных, однако не той положенной их народу желтоватостью, а чем-то напоминающей смуглость кожи Яробора Живко. Да и черты его казались, более четко выделены на слегка каплеобразном лице. Волег Колояр меж тем продолжал представлять людей:

— Подле меня Надмит-агы, правитель бывшего Суксун-ханства, — теперь он указал на последнего кыыза поместившегося несколько диагонально ему, рядом со Зверополк Гнездилой. — Еши-агы, это хан только недавно павшего Сибай-ханства. Так, что мой мальчик, ты как вишь находишься меж людей некогда одаренных Богами властью и землями, а ноне. — Волег Колояр резко смолк, черты его лица купно заколыхались… затрепетали под белой кожей тонкие жилки, мышцы… заходили ходором желваки, и он, понизив голос туго додышал, — а ноне мы так бездомные собаки. Уже не волки, не медведи… лишь собаки.