Любимец Бога, стр. 89
– Действительно просто. Теперь посмотрим, как к этому отнесется Всевышний.
Иван Антонович недоуменно посмотрел на друга.
– Иван, ты, естественно, читал нашумевший отчет Института глобальных проблем «Следы Бога»?
– Где приводится куча доказательств существования Бога?
– Да.
– Читал, конечно, – подтвердил Иван Антонович.
– Основные положения помнишь?
– Помню основное. Вероятность случайного возникновения устойчивой на долгий период Вселенной есть число с таким количеством нулей после запятой, что их больше, чем атомов в нашей Галактике.
– И тем не менее Вселенная существует.
– Значит, Бог есть. Утверждение, несомненно, приятное, но давно известное, – спокойно сказал Иван Ковзан.
– У доклада было секретное приложение. Называлось оно «Гнев Бога».
– И что в том приложении?
– Там приводится статистика смертных случаев с людьми, получившими вторую жизнь. – Игорь Переверзев внимательно посмотрел на друга.
– И что эта статистика показывает? – тихо спросил Иван Антонович.
– Смертность среди них в пять раз выше средней. Причем все они погибали в результате несчастных случаев. Как ты понимаешь, от всевозможных болезней мы бы их вылечили.
– Ты думаешь, что это Бог таким образом выражает свое недовольство тем, что люди сами уже могут подарить себе бессмертие?
– Тогда бы Он убивал всех, – возразил Переверзев. – А так только выборочно. В приложении делается вывод, что Всевышний убирает тех, кто, по Его мнению, недостоин второй жизни.
– Так что же вы людям головы морочите. Клонировали бы всех подряд. А там бы Господь разобрался, кто достоин, а кто нет. А этого Большого Засранца в утиль. А то заладили: засорим генофонд, исчезнет самый мощный стимул для напряженной, эффективной работы. Тоже мне блюстители чистоты. Ассенизаторы хреновы.
– Ага. И без последних штанов останемся. Тебе не надо напоминать, сколько стоит один грамм «ускорителя жизни»? Уж очень накладно, Ваня, играть в прятки с Костлявой. Так что не кипятись.
– Кстати. Вывод, скажем так, о недовольстве Бога можно легко проверить.
– Каким образом? – Чиновник ООН вопросительно посмотрел на Ковзана.
– Вновь клонировать кого-нибудь из погибших. Жизненная Запись-то имеется.
– Не один ты такой умный. Пробовали.
– И?
– Угадай с одного раза, – вместо прямого ответа сказал Переверзев.
– Ясно.
– Вот поэтому я и говорю – если Бог не будет против.
– Что ж, поживем – увидим.
– Да, Ваня, поживешь и увидишь. – Игорь Николаевич поставил чашку на стол и, повернувшись к окну, стал любоваться праздничным салютом.
– Не понял? Что значит «поживешь»? А ты?
Старый друг Ивана Антоновича медленно повернул к нему лицо и грустно усмехнулся:
– А я, Ванечка, наверное, удовлетворюсь одной жизнью.
– Не понял! Ты же сказал, что у тебя сто два процента. Какого черта?! Что это у тебя за шуточки такие?
– Нет, Иван, это не шуточки. Когда я сказал тебе, что, так сказать, пользуясь служебным положением, подсмотрел свой процент, я сказал не все.
– Так что же еще? Ведь критерий отбора один – эти чертовы проценты, которые насчитывает Машина. Все! Больше ничего!
Лицо Переверзева стало каким-то по-детски виноватым:
– Я еще подсмотрел процент у Нины…
– Игорь…
– Без нее, Иван, я не соглашусь читать ключ перехода. Шутка ли – полвека вместе. За это время, находясь рядом, даже металлы срастаются намертво. А тут люди… Извини.
– Игорь… – И вновь Иван Антонович не нашел что сказать своему другу.
– Так, все. Давай больше не будем о грустном. Сегодня же праздник. Давай выпьем за твою удачу. И докажем этим кичливым янки, чю деньги решают далеко не все. И до славянской смекалки им, как до… как до Солнца раком. Официант, два бокала «Оболонь – Премиум»!
За окном раздался мощный взрыв салюта, и окно кафе осветилось яркими, разноцветными огнями.
Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.
Объединенный Центр репродукции человека.
1 сентября 2192 года. Воскресенье.
14.30 по местному времени.
Хрустальная полусфера отделила лежащего в контейнере человека от остального мира.
– Назовите себя, – тут же раздалось под полусферой.
– Гражданин Объединенной Руси Ковзан Иван Антонович.
– Иван Антонович, вы согласны воспользоваться предоставленным вам правом получить вторую жизнь и прожить ее во благо человеческой цивилизации?
– Согласен.
– Несмотря на то, что вы переживете ваших родных, близких, друзей и можете во второй жизни остаться одиноким?
– Да. Несмотря на это.
– Совет Развития Организации Объединенных планет благодарит вас за принятое решение. Начинайте читать ключ перехода.
Под хрустальной полусферой раздалось: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Миллиарды закодированных импульсов устремились в новый мозг.
«Достойно ль смиряться под ударами судьбы…» Открылись форсунки впрыска усыпляющего газа.
– Начинаем отсчет времени. До усыпления осталось пять секунд.
«Иль надо оказать сопротивленье…»
– Четыре.
«И в смертной схватке с целым морем бед…» Газ с легким шипением устремился внутрь контейнера с лежащим навзничь обнаженным старым человеком.
– Три.
«Покончить с ними? Умереть? Забыться?» Мозг стремительно погружался в легкий, бесконечный сон.
«И знать, что этим обрываешь цепь…»
– Два.
«Сердечных мук и тысячи лишений…» Слабеющее сердце посылало последние, в принципе уже не нужные, миллилитры крови по изношенному телу.
«Присущих телу. Это ли не цель желанная?»
– Один.
«Скончаться, сном забыться…»
Последняя серия импульсов покинула мозг.
– Остановка в камере А. Дать запускающий импульс в камеру Б.
Чуткая стрелка гальванометра чуть качнулась вправо:
Новый мозг обработал свои первые биты информации.
ЭПИЛОГ
Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк.
Объединенный Центр репродукции человека.
2 сентября 2192 года.
Понедельник. 10.30 по восточному времени.
Невесть как попавший в здание мотылек бессильно бился в огромное окно холла. Выползающее из-за крыш небоскребов солнце насквозь просвечивало его желто-лимонные крылышки. Иван Антонович, сидя в кресле, наблюдал за этой бесплодной борьбой. Раз за разом, взмахивая крошечными крылышками, мотылек бросал свое тщедушное тельце на невидимую преграду. И раз за разом сверхпрочный пластик окна с холодным равнодушием отбрасывал его от себя.
«Так и человек – часто бьется о невидимые, но вполне реальные законы этого мира, не в силах их преодолеть. Хотя цель, вот она – видна и ощутима, как солнце за окном… как гиперпространство за нашей тонкой пленкой бытия. Только, в отличие от этого окна, оно не отбрасывает, оно убивает…»
– Отец…
Иван Антонович замер, боясь повернуть голову. А перед глазами продолжал бессильно биться желтый комочек жизни.
– Отец!
Он почувствовал, как кто-то подошел сзади и тихо тронул за плечо. Почему кто-то?!
– Сынок! – Иван Антонович вскочил с кресла.
Помолодевший Борис темно-карими глазами, его глазами, смотрел на него. И он наконец услышал долгожданное:
– Ну, здравствуй, отец.
– Здравствуй… – Комок подкатился к горлу. Он сглотнул и буквально выдохнул: – Здравствуй, сын.
Они обнялись.
– Господи, как же долго я тебя ждал. Целых два года.
– А я будто только что проснулся. Будто сказал там, на «Прорыве»: «До встречи, Земля» и тут же заснул.
– Зато пробуждение для тебя оказалось счастливым.