Глаза ребёнка, стр. 25

— Тогда оно тем более необходимо. Представь, каково ему придется, если он уклонится, — ведь мальчик не совершил ничего предосудительного.

Она подошла к окну.

— Рики еще упомянул о твоем намерении баллотироваться на выборах в Сенат. Он спросил меня, что подумают люди, если узнают, что Карло пытался совратить малолетнего ребенка. Крис, ему нужны деньги, он в отчаянном положении…

— Рики, — оборвал ее Крис, — просто не знает, что такое отчаянное положение. — Только по особенному блеску в глазах можно было догадаться, в каком гневе пребывает он в этот момент. — Я подожду, — тихо произнес Паже, — пока Елена не будет с тобой. А потом уничтожу его.

Терри попыталась угадать, что скрывается за его словами, потом подошла и взяла его за руку.

— А мы? Что же будет с нами? Кто бы он ни был, он отец Елены.

Лицо Криса было белым от гнева.

— Это не отец. Это всего лишь донор, отдавший свою сперму. Без него Елене было бы значительно лучше.

Терри пришла домой совершенно разбитая.

Роза ждала ее в гостиной.

— У Елены опять кошмары, — спокойно сообщила она, и в ее спокойствии Тереза почувствовала скрытый упрек.

Девочка лежала, разметавшись по постели. Сон застал ее в такой позе, как будто она до последнего момента от кого-то убегала.

Терри поблагодарила мать и побыстрее выпроводила ее.

Она тяжело прислонилась к двери, потом прошла на кухню, взяла вазу с цветами и швырнула ее о стену. Ваза разбилась вдребезги, и осколки посыпались на пол, тускло мерцая в свете лампы. Минуту Тереза стояла неподвижно, затем пошла прочь.

Утром Терри подмела осколки и принялась заполнять счета. В это время позвонил Рики.

— Ну что, Терри, мы договорились?

Терри практически не спала ночью и была слишком измучена, чтобы искать компромиссы.

— Ни о каком договоре не может быть и речи, — отрезала она. — Никаких денег. Никаких опекунских обязательств. Ничего, кроме медицинского освидетельствования.

Возникла долгая пауза. Наконец Рики тихо произнес:

— Я даже передать тебе не могу, как вы оба пожалеете об этом.

Тереза ждала, что он скажет что-то еще, но Ариас молчал, и его молчание точно заворожило ее. Наконец она услышала слабый щелчок и представила, как нарочито спокойно Рики кладет трубку.

«Умри, — взмолилась про себя Терри. — Прошу тебя, просто умри».

Терри не могла предположить, что все начнется со звонка репортера.

Она была на работе и только что говорила по телефону с психологом, которого порекомендовал Алек Кин. Задушевным голосом Денис Харрис (так звали психолога) сообщила, что может заняться Еленой не раньше чем через шесть недель. Терри была в отчаянии. В этот момент снова зазвонил телефон, и она рассеянно сняла трубку.

— Миссис Перальта? Это Джек Слокам. У вас найдется для меня минутка?

Тереза вспомнила, что Слокам работает в утренней газете; его голос выдавал присущую репортерам напористость.

— А вы по какому делу?

— По поводу заметки в «Инкуизиторе» на этой неделе. Не могли бы вы прокомментировать ее?

Терри не могла сообразить, какое отношение может иметь к ней эта бульварная газетенка, заполненная сплетнями.

— Похоже, я прозевала, — сказала она. — А что, неужели Элвис наконец умер?

— Так вам ничего неизвестно? — удивился Слокам. — На странице семь ваш муж обвиняет Кристофера Паже в том, что из-за него распался ваш брак.

Терезе на мгновение показалось, что это сон.

— Миссис Перальта?

— Позвольте и мне кое о чем спросить, — произнесла она. — Что, «Инкуизитор» платит даже за такую «чернуху»?

— Э-э. Мистер Ариас получил десять тысяч долларов.

— Но ведь это же не новости. Это грязное белье.

— Ну что вы, миссис Перальта. Кристофер Паже, того гляди, выставит свою кандидатуру на выборах в Сенат. Вам не кажется, что мы должны поднимать вопросы, касающиеся нравственного облика?

— Чьего нравственного облика? — оборвала его Терри и повесила трубку.

Крис был у себя. Когда она вошла, он не поднял головы, читая «Инкуизитор». Терри поняла, что Слокам и сюда уже позвонил.

На седьмой странице газеты, в самом центре, были помещены две фотографии: на одной Крис и Терри, запечатленные после слушаний по делу Карелли; на другой — Рики держит на руках Елену. Девочка явно смущена; у ее отца на лице выражение обиды и вместе с тем решимости, как у брошенного мужа, готового достойно сносить удары судьбы. Подпись под фотографией гласила: «Рики Ариас один воспитывает шестилетнюю дочь Елену». — «Кроме нее, у меня никого нет, — признается Рики. — Мы едва сводим концы с концами».

— Особенно трогательно, — произнес Крис, оторвавшись от газеты, — что все его достояние — это ложь и жалость к самому себе, и цена всему этому — десять тысяч долларов.

Терри почувствовала, что ее заливает краска стыда. Статья изобиловала вульгарной пошлостью, однако достигала своей цели. Складывалась этакая быль о муже, который не работает, вынужден сидеть с ребенком, вдобавок от него уходит жена, променяв его на своего состоятельного и могущественного босса. В статье приводились откровения Рики: «У нас было так много общего. Дети выходцев из Латинской Америки, мы оба были бедны и вместе строили лучшую жизнь. Когда родилась Елена, мы были счастливы, и мне казалось, что наш брак — это навсегда. А потом Терри захватил другой мир. Его мир. Однажды она потребовала у меня развода, а потом просто сбежала к нему».

Терри не знала, что больше выводит ее из себя: нелепый вздор Рики, на который купились газетчики, или та расчетливость, когда они косвенно намекают на «якобы» имеющий место ее роман с Крисом, не давая повода для возбуждения против газеты судебного иска.

— Похоже, — сказал Крис, — за все, что бы мы ни совершали, приходится расплачиваться.

— Кто-нибудь еще пустил этот бред? — спросила Терри.

— Пока нет. Но Джеймсу Коулту наверняка будет известно. Впрочем, ему не потребуется уговаривать журналистов, они и так падки на такого рода сенсации — где-то, в какой-то газете, некий репортер с моральными принципами эмбриона уже подумывает, как опубликовать это, избежав обвинений в клевете. «В политических кругах озабочены появившимися в „Инкуизиторе“ материалами, которые могут пагубно отразиться на результатах предвыборной кампании Кристофера Паже» — вот как приблизительно это будет звучать.

Он говорил так, словно обсуждал потенциального клиента. Терри воздержалась от извинений за действия Рики: они были бессмысленны и прозвучали бы слишком жалко.

— Может быть, мне стоит предъявить ему иск, — предложила она. — Я не являюсь общественным деятелем — мне это будет проще.

— Нет. По крайней мере, пока Елена с ним. Иначе может сложиться впечатление, что ты добиваешься опекунства только для того, чтобы досадить ему. — Крис посмотрел на нее с сочувствием. — Если бы не мои игры в политику, у Рики не было бы ни единого козыря.

— Просто не верится, что он способен на такое, — сказала Терри и пожалела о своих словах раньше, чем поняла — по выражению глаз Криса, — что сморозила глупость.

— В самом деле?

Почувствовав неловкость, она поспешила загладить ее.

— Что ты собираешься делать?

— Прежде всего играть по правилам. Я уже сделал, что было в моих силах. Издатель нашего друга Слокама согласен со мной в том, что это еще не сенсация — по крайней мере пока. Если все ограничится злополучной заметкой в «Инкуизиторе», об этом, скорее всего, забудут.

— Но ведь ты сам в это не веришь.

Крис встал и подошел к окну.

— Это будет зависеть, — рассуждал он, — от того, что еще скормит им Рикардо Ариас, что откопает пресса или кто-нибудь еще, вроде Джеймса Коулта.

— Ты имеешь в виду Карло?

— Вот именно. Думаю, мне пора встретиться с Рики — произнес Крис с холодной решимостью.

От этих слов Терри бросило в дрожь.

— Нет, Крис. Только не сейчас. Так будет еще хуже.

— Черт побери, Карло мой сын! — воскликнул Крис, давая выход своему гневу. — Этот мерзавец возомнил себя неуязвимым. Пока мы два юриста сидим здесь и рассуждаем о средствах защиты права, он калечит наши судьбы и измывается над моим сыном. Он смеется над нами.