Двенадцать поэтов 1812 года, стр. 17

И тут пора сказать благодарное слово о Благородном пансионе.

Глава третья

С радостию отдал бы моих детей в университетский пансион, который образовал лучших наших Генералов, Писателей, Государственных людей и до сих пор не переродился…

Константин Батюшков. Из письма Е. Н. и П. А. Шипиловым, 24–29 марта 1816 г. [85]

Окошко «До востребования». — Тепло Телеграфа. — Пансион поэтов. — Отцы-основатели: Херасков, Прокопович-Алтонский и Мерзляков. — Большая семья. — Поощрения. — Книжка на ужин

Когда в юности я оказывался в Москве, то моим любимым пристанищем в непогоду был Центральный телеграф в начале Тверской. Там можно было отогреться, толкаясь у окошка «До востребования» и разглядывая марки. Приезжий со всего Союза народ стремился подать весть о себе телеграммой, звонком или авиаписьмом, и это стремление захватывало каждого, кто еще только входил под гулкие своды. И хотелось тут же написать открытку домой, макая острый клюв перьевой ручки в синие чернила.

В общем, я ощущал телеграф как место лирическое и благородное. И вот сейчас, через много лет, я понял, что не ошибся в том своем ощущении. Оказывается, в начале XIX века на месте телеграфа стояло здание, где размещался Благородный пансион. Благородный!

Для учебного заведения название так же важно, как для корабля. Как назовешь — так и поплывет. Благородный пансион пережил четыре царствования, был разорен дотла пожаром 1812 года и воскрес из пепла. В 1830-х был насильственно реформирован в гимназию, но память о необыкновенном учебном заведении передавалась из поколения в поколение на протяжении всего XIX века.

Благородный пансион — быть может, самое гуманное (там никогда не было физических наказаний для воспитанников) и самое гуманитарное учебное заведение в России XVIII–XIX веков. Из стен Благородного пансиона вышли 56 стихотворцев! Среди них: Жуковский, Грибоедов и Лермонтов. Некоторое время в пансионе учились Баратынский и Гнедич.

Инициатива создания пансиона принадлежит также поэту — Михаилу Матвеевичу Хераскову. «Забавный старичок, прославленный пиита, / Кому дорога к нам давно уже открыта…» [86] — так описал Хераскова в 1803 году Андрей Тургенев.

Первое время директором пансиона был Антон Антонович Прокопович-Антонский — педагог-новатор, как его бы назвали сейчас. Во главу всего образовательного процесса он поставил развитие у ребят творческих способностей, или, как он говорил — «цветного воображения».

Долгие годы любимым учителем пансионеров был поэт и переводчик Алексей Федорович Мерзляков. Этот добродушный и мудрый человек всю жизнь посвятил поэзии и пансиону. С двадцати четырех лет и до конца своих дней он преподавал мальчишкам русский язык и литературу, красноречие и поэзию. Характер Мерзлякова и его жизненные принципы легко угадываются по его песням. Самая знаменитая среди них — «Среди долины ровныя…».

Есть много сребра, золота —
Кого им подарить?
Есть много славы, почестей —
Но с кем их разделить?..
Возьмите же всё золото,
Все почести назад;
Мне родину, мне милую,
Мне милой дайте взгляд!

Об учреждении пансиона при Московском университете было объявлено в декабре 1778 года. Первых пансионеров было всего 12 человек, а к 1804 году их насчитывалось уже более двухсот.

К сожалению, слава образованного на четверть века позже Царскосельского лицея затмила память о Благородном пансионе, хотя устроение пансиона и двести лет спустя не потеряло своей педагогической ценности.

Пансион был устроен так, чтобы напоминать детям семью, быть ее продолжением. Здесь не отрывали воспитанников от семьи (напомню, что в Лицее свидания с родными разрешались лишь несколько раз в год), и родители могли посещать детей «во всякое время, в какое за благо рассудит…». И сегодня поражает открытость этого учебного заведения для общественного контроля: любому посетителю «во всякое время дня дозволялось обозревать все части заведения: учебные горницы, спальни, столовую, поварни, больницу…» [87].

Пансион содержался за счет взносов родителей, каждый из них мог проверить расходование средств по приходно-расходным книгам. Бесплатно, за счет казны, учились дети преподавателей и сироты.

Старшеклассники опекали младших, помогали им с уроками. Приветливость к воспитанникам была непременным требованием к преподавателю. Телесные наказания в пансионе были совершенно исключены, а вот система поощрений выглядела чрезвычайно разнообразной: от книжки за выразительно прочитанное стихотворение до золотой медали.

Кстати, чтение в пансионе поощрялось весьма забавными способами. Например, ребятам разрешалось читать за едой. «Велено было всякому ходить за стол с книгой и читать между кушаньями…»

Ежегодно выбирались лучшие работы по разным предметам и выставлялись в пансионной зале: картины, чертежи, прописи. Каждый год на торжественном акте вручались награды за хорошее произношение на русском языке. Имена награжденных печатались на страницах «Московских ведомостей». «Заведение было поставлено на такую ступень в общественном мнении, — вспоминал один из выпускников пансиона, — что быть первым учеником университетского пансиона значило иметь уже некоторую славу в самой столице…»

Торжественный акт проходил в канун Рождества. На него съезжалась вся просвещенная Москва. Лучший ученик произносил речь, посвященную какой-либо нравственной проблеме. На Акте 14 ноября 1798 года с такой речью дебютировал пятнадцатилетний Василий Жуковский. Он протягивал руки к портретам основателей пансиона (Михаила Матвеевича Хераскова и двух Иванов Ивановичей — Шувалова и Мелиссино) и вопрошал дрожащим от волнения голосом: «Се лик Шувалова! Грозная судьба похитила его от нас, но сердце еще бьется в груди нашей, и Шувалов там живет… Се образ Мелиссино!.. Любезные товарищи! Почто не можем мы повергнуться на гроб его!.. Почто не можем окропить его своими слезами! От них возросли бы на нем цветы… Шувалов! Мелиссино! Тени ваши, может быть, носятся теперь над нами и улыбаются, видя любовь нашу… Херасков, добрый, чувствительный, незабвенный основатель сего благого места… Херасков с досточтимыми своими сотрудниками нас руководствует…» [88]

Конечно, все, кто слышал столь пламенную юношескую речь, не могли не смахнуть слезы умиления.

Еще одна традиция, заведенная Херасковым: каждый мальчик, поступавший в пансион, должен был иметь при себе серебряную ложку. После окончания ложка оставалась «в наследство» младшим пансионерам.

Константин Батюшков, убеждая Шипиловых отдать сына учиться в Благородный пансион, писал в письме весной 1816 года: «Заметьте, что в Благородном пансионе те, которые выдержат курс, получают студенческий аттестат, право на чин офицерский; это важно для дворянина; что их учат танцевать и петь и музыке, это важно для сестры, которой я не могу истолковать до сих пор, как важен язык латинский, а не французский. Латинский язык есть ключ ко всем языкам и ко всем сведениям…» [89]

Воспитанников пансиона учили многим наукам, даже практическому земледелию и военному делу (кстати, выпускниками пансиона были генералы Ермолов и Милютин). И все-таки главными предметами всегда оставались русский язык и литература. Интересно, что будущий военный министр Дмитрий Милютин был редактором рукописного журнала «Улей», где появились первые стихи Лермонтова.

вернуться

85

Батюшков К. Н. Сочинения. Т. 2. М., 1989. С. 383.

вернуться

86

Поэты 1790–1810-х годов. Л., 1971. С. 244.

вернуться

87

Пономарева В. В. и Хорошилова Л. Б. Университетский Благородный пансион. 1779–1830. М., 2006. С. 127.

вернуться

88

Московский университет в судьбе русских писателей и журналистов. Воспоминания. Дневники. Письма. Статьи. Речи. М., 2005. С. 74–75.

вернуться

89

Батюшков К. Н. Сочинения. Т. 2. М., 1989. С. 383.