Водолазы, стр. 4

— Подъем! — скомандовал старшина, и товарищи потянули водолаза наверх.

Командир на мостике, у машинного телеграфа, с великой злобой смотрел на подернутые туманом горы: там, за ними, родился норд-ост.

В глазах командира были бешенство и злоба.

— Проклятье! Тысяча дьяволов! Нужно спешить, а тут, не угодно ли, норд-ост!

И вот мы бесцельно стоим, нас покачивает на волнах, мы уже четвертый час ждем погоды — может быть, утихомирится норд-ост.

Но сегодня не видно ему конца, и командир отдает приказ сниматься с якоря. Шлюпка идет к бочкам, и когда она возвращается уже обратно к кораблю, на наших глазах новороссийский норд-ост откалывает вторую штучку. Белая пена внезапно исчезает с волн, волны становятся меньше, и через несколько минут море снова зеркалится.

Норд-ост исчез так же внезапно, как внезапно бросился на нас с гор. Мы потеряли несколько часов, день уже клонился к вечеру, и потому так нервничают инженер Горюнов и капитан Григорьев. Они поднимают «Баранова». Горюнов три зимних месяца работал над проектом подъема. Судоподъемное дело в СССР — новое, и потому в нем нет ни прошлого технического опыта, ни десятилетиями установленных традиций.

Инженеру дана задача: миноносец под водой, извольте поднять его наверх. И инженер Горюнов три долгих месяца бесчисленными математическими вычислениями и кривыми чертежей поднимал и наконец поднял «Баранова». Поднял на бумаге. Теперь водолазы, матросы, такелажники проводят в жизнь вычисления Горюнова и вместе с инженером готовят подъем миноносца.

«Баранов» погиб давно. То было бурное время — 1918 г. Загнанные в ловушку немцами, бессильные вести революционную борьбу, красные моряки потопили часть царского Черноморского флота.

Другую часть — ту, что теперь по милости Врангеля стоит и разрушается в Бизерте, увел на милость победителей в Севастополь — на сдачу фельдмаршалу Эйхгорну — адмирал Тихменев.

Революционные моряки напутствовали уходящих сигналами на кораблях:

«Судам, идущим в Севастополь. Позор изменникам!» Это было 17 июня 1918 г. А на другой день, 18 июня, вахтенные оставшихся в Новороссийском порту боевых кораблей Черноморского флота увидели на флагманском корабле поднятый сигнал:

«Судам из бухты выйти на внешний рейд!»

Тогда революционные матросы и командиры подняли на кораблях сигналы:

«Погибаю, но не сдаюсь!» и вышли из бухты.

В 4 часа дня эскадренный миноносец «Керчь» миной Уайтхеда взорвал миноносец «Феодосия». Через 25 минут все суда затонули, и рейд оказался мертвенно пустынным. Так смертью храбрых, с сигналом: «Погибаю, но не сдаюсь!» погиб миноносец «Баранов».

И вот результат. Водолазы доносят: на 28-метровой глубине лежит на дне миноносец «Баранов». Минные аппараты на миноносце в боевой готовности.

Водолазы - w_10.jpg

Глубоководный  снаряд, которым была обследована на дне моря подводная лодка «Орлан». Стоит конструктор глубоководного снаряда инж. Каплановский.

— Скорей, скорей! Южная ночь наступает быстро, солнце спешит за горы, а мы все еще возимся с первой парой полотенец. Скорей, скорей!

Два водолаза встретилась на дне и, прижавшись друг к другу шлемами, вдосталь наговорились. Без телефона под водой медный шлем становится звукопроводным, и люди на дне могут свободно разговаривать.

Мы все-таки наверстываем часы, украденные у нас норд-остом. К концу, работ водолазы провели в туннели две пары полотенец.

Завтра, в пять часов утра, на место гибели «Баранова» придут опять «Кабардинец», киллектор и водолазные баркасы.

Завтра капитан Григорьев будет опять торопить с работой:

— Скорей, скорей! Пользуйтесь ясными днями: жарко, тихо, нет ветра. Скорее, скорей!

«Уор - Пайк»

Ветер с севера и ветер с юга, два ветра — норд-ост и зюйд-вест — выбрали Новороссийск местом своих встреч и свиданий. Обычно в городе тихо, и море спокойно. Но в штормы,— а они здесь не редки,— ветры шутя сбрасывают в Черное море длинные составы товарных вагонов, рвут крыши, ломают деревья и носят по городу вывески.

Вода за, каменным молом бурлит тогда, как на огне, волны остервенело бросаются на каменные плиты мола, тучи пыли клубятся по улицам, ветры режут лица и валят с ног людей.

Досужие люди прозвали этот город Ветророссийск. Они правы конечно.

В этом городе бурь и ветров погиб царский черноморский флот. Его потопили революционеры, бессильные гордо нести по волнам красное знамя Советов.

В этом городе бурь и ветров красные впервые нанесли тылу Деникина жестокий удар.

На заседании подпольного партийного комитета было решено:

— Взорвать «Уор-Пайк».

Штабу красно-зеленых был передан приказ подпольного партийного комитета:

— Взорвать «Уор-Пайк».

Пятая группа красно-зеленой армии, позже повстанческой армии красного Черноморья, получила из штаба приказ:

— Взорвать «Уор-Пайк».

Он пришел в 1919 г. из Англии и только что ошвартовался у восточного мола Новороссийской бухты. Он привез Деникину ружейные патроны и снаряды, тракторы для тяжелой артиллерии и полевую артиллерию, мыло и одеяла, машинное масло и обмундирование. Английское правительство, возглавлявшее интервенцию в Советской России, вооружало и обмундировывало белую армию.

«Уор-Пайк» только что начал разгружаться, и в солнечный тихий день с него должны были сгрузить остатки полевой артиллерии.

И вдруг в 12 часов дня, неожиданно, как снег на голову, пожар и взрыв. Взорвался «Уор-Пайк».

Английские офицеры в бешенстве бегали по молу с парабеллумами в руках. Смешные люди! Разве можно противопоставить парабеллум хорошему шестидюймовому снаряду?

А рвущиеся снаряды грозили потопить окружающие суда. Что делать с «Уор-Пайком»? Был единственный выход, и англичане пошли на него: английский миноносец взял «Уор-Пайк» на буксир, вывел из бухты на внешний рейд и там, в восьми милях от берега, миной Уайтхеда пустил его ко дну.

Так англичане сами затопили «Уор-Пайк».

Но кто герой? Как имя того, кто сквозь строй штыков, крадучись, незаметно пронес и в темный трюм поставил адскую машину? Напрасно вы будете узнавать его имя. Дым взрыва скрыл его от современников, от истории, и даже единственный хранитель революционного прошлого, новороссийский Истпарт, не знает ничего.

* * *

Мы сидели в кают-компании спасательного судна «Красный кубанец», когда прибежал с донесением вахтенный:

— Товарищ комиссар! «Фатинья» выкинула сигнал: «Мы терпим аварию».

С капитанского мостика в бинокль было видно: «Фатинья» вздымалась на волнах, и крепкое порывы ветра туго натягивали ее концы, ошвартованные к бочкам. На мачте «Фатиньи» был поднят флаг — сигнал аварии. А между тем здесь, в бухте, мope было спокойно и гладко, как озеро. Это был один из «трюков» Новороссийского зюйд-веста. Юго-западный ветер шел с моря, он уже бушевал в восьми милях от берега и только пытался дойти до бухты.

Командир отправил за «Фатиньей» «Чеченца». Он снял ее с бочек, взял на буксир и привел к восточному молу. Но через три часа все успокоилось, и тот же «Чеченец» отвел «Фатинью» обратно.

В тихую ясную погоду вы можете видеть — на дне Черного моря лежит громадный пароход. Это взорванный англичанами «Уор-Пайк». На поверхности моря, на этом же самом месте, ошвартованная бочками, поперек «Уор-Пайка», стоит «Фатинья» — большая баржа Эпрона, оборудованная двумя подъемными лебедками.

Она стоит здесь, в восьми милях от берега, третий месяц, и жильцы ее — двенадцать человек команды — называют «Фатинью» Сахалином. Они поставлены в худшие условия, чем команды других судов, оторваны от берега, газеты выписывают, но их не получают — здесь так заведено — и съезжают на берег только по «большим» дням. Обед и ужин им привозят из бухты.

Вдали такой близкий и в то же время далекий, зовущий яркими, веселыми огнями, город, а в нем — товарищи с других судов, гуляющие с девушками в Турецком саду. А крутом море да бочки, да гостящие на бочках чайки.