В заоблачной стране, стр. 5

Эта просьба была новой потехой для лам. Вся толпа монахов, разряженная в желтые, красные и черные одежды и освещенная лучами заходящего солнца, представляла живописную картину.

Откуда-то появился больной и измученный Манзинг.

Путешественник Саваге Ландор до плена у тибетцев; около него сидит его спутник Чанден Зинг.

Ландор по возвращении из Тибета. Правый глаз носит следы пытки раскаленным железом.

— Я хочу есть… Лайте мне есть, — лепетал несчастный.

Ламы тотчас же принесли целого барана, нарезали мясо крупными кусками и, хватая куски своими грязными пальцами, стали впихивать в рот несчастным так, что те давились и глотали мясо, не прожевывая.

— Ешь, сколько хочешь: это твой последний ужин, — с насмешкой приговаривали при этом ламы.

Едва несчастные пленники утолили голод, как из монастыря пришел новый приказ. Все люди задвигались, началась суматоха. Пленников схватили, широко раздвинули им ноги и крепко привязали их к деревянным чуркам. Потом палачи высоко подняли несчастным за спину руки, привязали веревки и прикрепили к столбу. Ландор и Манзинг повисли на руках. Все их тело стало испытывать такую боль, будто

им вырывали из суставов кости. От шеи Манзинга к шее Ландора была протянута веревка, отчего их затылки неестественно выпячивались вперед.

Так они были привязаны под открытым небом. На их несчастье пошел сильный дождь. Ландор чувствовал сильную боль во всем теле, пока, наконец, его члены не одеревянели и он не потерял чувствительности. Было такое ощущение, как будто у него на мертвом теле — живая голова.

Медленно проходила ночь. Начался рассвет. И только, когда солнце высоко всплыло на небе, к несчастным под’ехали верхами начальник округа и его свита. Они снова пересмотрели остатки вещей Ландора. Невежественные и трусливые, они боязливо разглядывали его инструменты, прежде чем их разбить.

Только под вечер палачи сняли веревки с несчастных. Ландор, как мертвый, повалился на землю и, распростершись, лежал долго, неподвижно. Мало-по-малу кровь начала двигаться по его жилам, и он почувствовал невыносимую боль во всем теле, в особенности в ногах. Начальник округа приказал принести Ландору пищи, но Ландор не мог глотать, это стоило ему громадных усилий.

Поздно вечером один из лам принес Ландору горячего чаю.

— Пей! Сразу пей!

Это настаивание ламы выпить чай сразу вызвало в Лан-доре подозрение. Он отпил небольшой глоток и тотчас же выплюнул его обратно. Чай был отравлен. Даже те две капли, которые Ландор успел проглотить, целый день вызывали у него судорожную дрожь.

Но что было дальше делать с пленниками?

Для решения этого вопроса ламы прибегли к ворожбе. Они исследовали волосы Ландора и ногти с пальцев его руки и ноги. Прядь волос была вырвана из головы Ландора с помощью тупого ножа, а ногти срезаны саблей. Во время этих операций ламы заметили особенное соединение кожи на пальцах несчастного. В Тибете человека с такими пальцами считали заколдованным и думали, что если ему причинить вред, то этот вред возвратится на того, кто его причинил.

Ламы немедленно дали об этом знать начальнику округа Помбо. Помбо приказал пощадить Ландора и отправить его возможно скорее к индийской границе.

И вот под конвоем пятидесяти всадников Ландор и Манзинг тронулись в обратный путь. Их заставляли итти очень быстро, к шеям обоих пленников была привязана веревка, другой конец которой находился в руках одного из солдат. Все тело болело от ран, а они должны были переходить реки с ледяной водой.

Подвоз шерсти тибетцами к индийской границе. Скупкой шерсти здесь могут заниматься только англичане.

В Токсеме Ландор увидел Чанден Зинга. Он был едва жив от ран, голодный и измученный.

Через день всех троих посадили на яков и тронулись в дальнейший путь так быстро, как только могли. На каждом тибетском стойбище путешественникам меняли животных, и они подвигались вперед, не останавливаясь. В пять дней они прошли 285 км. Руки у всех троих были связаны назади, и несчастные не могли управлять своими животными. Пленников кормили через день, а иногда и через два, так как боялись, чтобы они не восстановили своих сил. Но самое жестокое страдание причиняли пленникам деревянные седла. Платье на них висело лохмотьями, и люди были почти голые. На теле кишмя кишели насекомые, ноги были босы и изрезаны. Путь казался бесконечным…

Но вот несчастные, наконец, перешли границу Лхасской провинции. С них сняли кандалы…

С трудом, измученные и обессиленные, добрались они до границы Индии, где их встретил британский политический агент Вильсон, с которым Ландор познакомился, еще отправляясь в Тибет. Слезы невольно наполнили глаза Вильсона, когда он увидел Ландора в таком жалком виде…

Так рассказывает Ландор о своем неудавшемся путешествии в Лхассу. Надо полагать, что его воодушевляло на это путешествие не одно желание увидеть Лхассу, но что он имел секретные поручения от английского правительства, стремившегося подчинить Тибет своему влиянию.

ПОПЫТКА ШВЕДСКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА СВЕН ГЕДИНА ПРОНИКНУТЬ В ЛХАССУ

24 июня 1899 года я покинул Стокгольм [6].

Это было мое четвертое путешествие по пескам и горам Азии.

Вот я стою на палубе парохода и шлю прощальный привет моим друзьям и родным.

Еще несколько минут, и пароход унесет меня далекодалеко на восток.

Я чувствую, как тоска охватывает меня. Мне жаль покинуть дорогие, любимые лица… И то, что сегодня праздник и день удивительно теплый и ясный, усиливает мою тоску.

Но сильнее тоски во мне живет надежда проникнуть в Лхассу — главный город Тибета. Еще ни один европеец не посмел взглянуть на этот город — смерть угрожала за такую попытку.

Мой путь лежал через Петербург, Москву, Воронеж и Ростов на Владикавказ. Перед Владикавказом, у станции Беслан, дорога сворачивает на восток, оставляя по правую руку величавые вершины Кавказа. Она направляется к Каспийскому морю.

Из Петровска я на пароходе переплыл Каспийское море и прибыл в Красноводск. В Красноводске я пересел в поезд железной дороги, где мне был предоставлен целый вагон. В нем я с полным удобством доехал до Ташкента

12 июля я продолжал свой путь при ужасной жаре. По Ферганской долине и частью вдоль реки Сыр-Дарьи железная дорога шла мимо садов и селений и кончалась в Андижане, куда мы прибыли в 9 часов утра.

Я вышел из вагона и вдруг в толпе увидел знакомый синий халат.

— Ислам! — крикнул я.

Да, это был Ислам, мой старый, верный слуга. Он пришел, чтобы встретить меня. Ислам со всех ног бросился ко мне, и радость озарила его широкое скуластое лицо.

— Однако ты поседел, Ислам, — сказал я ему после первых дружеских приветствий.

Но он не слушал, что я ему говорил. Торопливо, с живейшим интересом, он принялся расспрашивать меня про наше предстоящее путешествие.

Целых три часа я должен был подробно рассказывать ему о своих планах. Потом я передал Исламу весь свой багаж.

— Все это надо будет перевезти на арбах в Ош, — сказал я. — В Оше я пробуду несколько дней.

— Не беспокойтесь, — ответил он. — Все будет исполнено как нельзя лучше.

Вот я и в Оше. Вторая неделя идет к концу, а я не могу выехать. Мои глаза воспалены и сильно болят.

Ислам возится и суетится с утра до вечера. Он снаряжает караван в далекий путь: нанимает слуг и лошадей, закупает чай, сахар, свечи, вьюки…

К нашей экспедиции русские власти прикомандировали двух семиреченских казаков — Сыркина и Чернова.