Мальчик на вершине горы, стр. 15

Пьеро нахмурился, пытаясь понять.

– Но разве вы были не на одной стороне?

– До известной степени, да, – сказала она. – Только, Петер, сейчас не время это обсуждать. Вот подрастешь, тогда, бог даст, я смогу тебе все объяснить. Когда ты лучше поймешь, как устроен мир. А сейчас давай поскорее доедим и пойдем. Эрнст нас ждет.

– Но у него еще встреча не закончилась.

Беатрис повернулась и строго посмотрела на мальчика.

– Не было у него никакой встречи, Петер, – бросила она раздраженно, впервые выходя из себя в разговоре с Пьеро. – Он сидел в машине, когда мы ушли, и будет сидеть там, когда мы вернемся. Ты меня понял?

Пьеро, немного испугавшись, кивнул:

– Да.

Он решил больше это не обсуждать, хотя твердо знал, что именно слышал, и никто не смог бы убедить его в обратном.

Глава 7

Гул ночного кошмара

Через месяц-полтора, в субботу утром, Пьеро проснулся и обнаружил, что в доме царит переполох. Старшая служанка Юте меняла на кроватях белье и распахивала окна, чтобы проветрить комнаты, а Герта, красная больше обычного, носилась повсюду со щеткой, ведром и тряпкой – подметала и мыла полы.

– Придумай сам что-нибудь себе на завтрак, Петер, – сказала кухарка Эмма, когда мальчик вошел в кухню. Куда ни глянь, везде стояли противни, и, очевидно, в доме уже побывал разносчик из Берхтесгадена: на всех рабочих поверхностях теснились корзины с фруктами и овощами. – А то хлопот ой как много, а времени ой как мало.

– Вам помочь? – спросил Пьеро. Случалось, что он просыпался в тоскливом настроении, тогда перспектива целый день сидеть одному без дела его ужасала; сегодня был как раз такой день.

– Помощь бы не помешала, – ответила кухарка, – да только опытной поварихи, а не семилетнего несмышленыша. Может, попозже что-нибудь для тебя и появится. А пока на-ка вот, – она взяла из ящика яблоко и бросила ему, – возьми с собой на улицу. Чтобы уж вовсе не оголодать.

Пьеро вышел в коридор. Там тетя Беатрис, держа в руках блокнот на дощечке с зажимом, водила пальцем по списку дел и помечала те, что уже выполнены.

– Что сегодня творится? – поинтересовался мальчик. – Почему все так бегают?

– Скоро приезжают хозяин с хозяйкой, – сообщила Беатрис. – Вчера ближе к ночи пришла телеграмма из Мюнхена, и это застало нас всех врасплох. Поэтому ты, пожалуйста, лучше никому не мешай и под ногами не вертись. Ты ванну принимал?

– Да, вчера вечером.

– Вот и славно. Ну давай-ка, найди какую-нибудь книжку и посиди почитай где-нибудь под деревом. Все-таки уже весна, утро чудесное. Да, и кстати… – Она приподняла бумаги, скрепленные зажимом, извлекла из-под них конверт и протянула Пьеро.

– Что это? – удивленно спросил он.

– Письмо. – Ее голос вдруг зазвучал сурово.

– Мне?

– Да.

Пьеро в недоумении уставился на конверт. Он понятия не имел, кто мог ему написать.

– Это от твоего друга Аншеля, – сказала Беатрис.

– Откуда вы знаете?

– Прочитала письмо, естественно.

Пьеро нахмурился:

– Прочитали мое письмо?

– Да, и очень хорошо, что я это сделала, – ответила Беатрис. – Уж поверь мне, я действовала исключительно в твоих интересах.

Он взял конверт. Тот и вправду был взрезан сверху, а листки вынуты и просмотрены.

– Ты должен ответить, Петер, – продолжала Беатрис, – и желательно сегодня же. Попроси его больше тебе не писать.

Пьеро ошарашено посмотрел на нее.

– Не писать? Почему?

– Я знаю, тебе это кажется странным, – сказала тетя, – но ты и представить не можешь, сколько неприятностей способны доставить тебе письма от этого… от этого мальчика, Аншеля. Тебе – и мне тоже. Будь он Франц, Генрих или Мартин, тогда пожалуйста. Но Аншель? – Она с горькой усмешкой поджала губы. – Письма от евреев здесь отнюдь не приветствуются.

Конфликт разгорелся около полудня. Пьеро гонял в саду мяч, а Юте и Герта, наблюдая за ним со скамейки за домом, курили и болтали о ерунде. Их увидела Беатрис.

– Гляньте-ка, расселись, – прикрикнула она. – А зеркала, между прочим, не протерты, камин в гостиной не вычищен, и хорошие ковры с чердака никто не удосужился принести.

– Что, уж и покурить нельзя? – вздохнула Герта. – Не можем же мы работать весь день без передышки.

– Бедненькие, уработались! Эмма сказала, что вы уже добрых полчаса тут загораете.

– Эмма доносчица. – Юте вызывающе скрестила руки на груди, отвернулась и уставилась куда-то в горы.

– А нам про нее тоже есть что порассказать, – прибавила Герта. – Куда, к примеру, с кухни пропадают яйца и шоколадные плитки. Не говоря уж о том, чем они занимаются с молочником Лотаром.

– Ваша грызня меня не интересует, – отрезала Беатрис. – Мне нужно только, чтобы к приезду хозяина все было идеально. Честное слово, барышни, ведете себя как в детском саду! Мне порой кажется, что я у вас воспитательница.

– Ну, ребенка в дом вы привезли, не мы, – огрызнулась Герта.

Возникла пауза. Беатрис сверлила служанку гневным взглядом.

Пьеро подошел ближе, любопытствуя, кто одержит в споре верх, но тетя заметила его и показала на дом.

– Марш к себе, Петер, – велела она. – Прибери в своей комнате.

– Хорошо, – сказал он, зашел за угол, туда, где его не было видно, и остался дослушать разговор.

– Так что ты сейчас сказала? – Беатрис повернулась к Герте.

– Ничего, – пробормотала та, глядя себе под ноги.

– Ты хоть представляешь, через что пришлось пройти этому мальчику? – спросила Беатрис. – Сначала его бросает отец, причем вскоре попадает под поезд и погибает под колесами. Потом мама умирает от туберкулеза и беднягу отправляют в приют. А он? Разве за все время здесь нам было от него хоть какое-то беспокойство? Нет! Разве он когда-нибудь вел себя плохо? Нет! Он всегда вежлив и приветлив, а ведь наверняка еще не оправился от горя. Знаешь, Герта, я думала, что у тебя сердце мягче. Самой ведь в жизни пришлось несладко. Должна бы понимать, каково ему.

– Извините, – буркнула Герта.

– Что? Громче.

Герта повысила голос:

– Извините, говорю.

– Извиняется она, – гулким эхом подхватила Юте.

Беатрис кивнула.

– Хорошо, – сказала она примирительно. – Надеюсь, что больше не услышу от вас гадостей – и тем более не увижу, что вы ленитесь. Вы же не хотите, чтобы хозяин про это узнал, нет?

Обе девушки испуганно вскочили, затоптали сигареты и разгладили фартуки.

– Я протру зеркала, – вызвалась Герта.

– А я почищу камин, – пообещала Юте.

– Отлично, – одобрила Беатрис. – А коврами займусь я. Но поторопитесь – они скоро приедут, и везде должен быть полный порядок.

Она направилась к дому. Пьеро, опередив ее, вбежал в холл и схватил щетку, чтобы подмести свою комнату.

– Петер, дорогой, – попросила Беатрис, – будь хорошим мальчиком, принеси мне из моего шкафа кофту.

– Сейчас. – Пьеро прислонил щетку к стене и пошел выполнять поручение Беатрис.

Он был в комнате тети всего однажды, в первую неделю, когда она показывала ему Бергхоф. Он не увидел там ничего особенно интересного; все то же, что и у него, – кровать, шкаф, комод, кувшин, таз. Правда, сама комната была намного больше, чем у остальной прислуги.

Пьеро открыл шкаф, достал кофту и хотел идти, но вдруг заметил одну вещь, которую проглядел в прошлый раз. На стене висела фотография в рамке, и на ней его мама и папа стояли рука об руку и держали ребенка, завернутого в одеяло. Эмили широко улыбалась, но отец смотрел грустно, а ребенок – понятное дело, сам Пьеро – крепко спал. В правом углу чернилами был проставлен год и написано: Фотоателье Маттиаса Рейнхарда, Монмартр. Пьеро прекрасно знал, где Монмартр. Он помнил, как стоял на лестнице перед церковью Сакре-Кёр, а мать рассказывала ему, что в 1919 году, сразу после Великой войны, еще девочкой, приходила сюда смотреть, как кардинал Аметт освящает базилику. Она любила бродить по блошиным рынкам, наблюдать за уличными художниками и вместе с Вильгельмом и Пьеро могла провести там весь день; проголодавшись, они перекусывали на ходу, а после возвращались домой. На Монмартре они всей семьей были счастливы – раньше, еще до того, как папа стал злым, и до того, как заболела мама.