Ищите связь..., стр. 41

НА ПАЛУБЕ И НА БЕРЕГУ

Торжественно отмечали день коронования Николая II и в Кронштадте — на улицах трехцветные российские флаги, балконы украшены еловыми гирляндами, в магазинных витринах портреты царя и царицы, царские вензеля, цветы. Разукрасились флагами расцвечивания стоявшие на рейде военные корабли и торговые суда.

Небольсин приказал привести корабль в идеальное состояние. Команда постаралась как следует — на палубах все сверкало чистотой, зеркально сияла надраенная медь, матово отсвечивали подкрашенные накануне переборки, блики играли на полированных поручнях. А настил на верхней палубе — тщательно подогнанные тиковые доски — был вымыт и выскоблен до такой степени, что боязно было ступать по нему в грубых матросских ботинках. Но, впрочем, и сама обувь вымыта, начищена до блеска.

Краухов и Малыхин тоже приложили руки к праздничному убранству корабля — вместе с несколькими электриками они весь вечер накануне возились с гирляндами разноцветных лампочек, прикрепляли их между мачтами. А потом им двоим приказано было заменить износившиеся щетки динамо-машины. Спать легли среди ночи, но зато ротный обещал отпустить обоих по увольнительной на целый день. Вот почему оба спешили позавтракать поскорее.

На праздничный завтрак дали, помимо пшенной каши с салом, по большому печатному прянику. Стоящий на столе бачок, который дружно опустошался шестью деревянными ложками, быстро опустел. Так же быстро были опорожнены и бачки соседей. Сидевший рядом с Сергеем электрик — здоровенный черноглазый украинец Нагнибеда скребнул ложкой по дну, облизнул ее и проворчал:

— Хоть бы к царскому празднику сытно накормили.

За столом точно ждали его слов. Посыпались со всех сторон реплики:

— Тебя, Микола, накормить — это чистое бедствие!

— Да он, если не углядишь, один весь бачок мигом вычистит.

— Здоров лопать, да хлипок топать!

— Микола, сбегай на камбуз, там какаву дают!

Подначка была беззлобной, и Нагнибеда добродушно махнул рукой.

— Та отчепитесь вы, скаженные! От какавы и сами бы не отказались!

— Это точно! — словно поставил точку кто-то.

Краухов и Малыхин первыми выскочили из-за стола, побежали в кубрик. В последний раз придирчиво оглядели друг друга: чехлы бескозырок и форменные рубахи сверкают белизной, на брюках складки, как острие ножа, на ботинках — ни пылиночки. Придраться вроде бы не к чему.

И действительно, вахтенный офицер только мельком взглянул на них, разрешил идти. В баркасе уже сидели несколько матросов, и среди них такой же аккуратный, как все, Недведкин. Баркас отвалил быстро и доставил их на пристань через несколько минут. Отсюда пути матросов разошлись. Малыхин сказал, что пойдет в Матросскую слободку — там у него завелась знакомая — совсем молодая вдова, муж которой утонул два года назад, а Краухов и Недведкин направились к собору Андрея Первозванного — обоим хотелось поглядеть на парад. А попозже они пойдут к оврагу за Якорной площадью, где им предстояла одна важная встреча.

По случаю праздника день был не присутственный, на улицах толпилось значительно больше народу, чем обычно, то и дело попадались навстречу шумливые гимназисты, освобожденные от занятий и потому весьма довольные жизнью. Больше обычного было и моряков — в этот день уволили на берег сверх обычной нормы вдвое. Когда друзья подошли к собору Андрея Первозванного, там уже собралась изрядная толпа. Один за другим подъезжали конные экипажи и автомобили — подвозили гостей на торжественную литургию. Прибывали в блеске эполет и орденов генералы и адмиралы, командиры кораблей и начальники расположенных в Кронштадте частей, чиновники, директора гимназий в сопровождении пышно разодетых супруг.

После того как приглашенные во главе с вице-адмиралом Виреном вошли в собор и литургия началась, на площадь вступили пять взводов 1-го Балтийского флотского экипажа, встали четким строем.. Слева от матросов выстроился хор портовых музыкантов, а справа, привлекая всеобщее внимание, встали мальчишки, одетые в матросскую форму. Появился детский духовой оркестр. Это были воспитанники детского морского батальона, созданного в Кронштадте минувшей зимой по распоряжению Вирена.

Почти час Краухов и Недведкин толпились невдалеке от собора.

Парад начался ровно в одиннадцать, сразу же после окончания литургии. Высыпавшие из церкви гости остались посмотреть на это зрелище, хотя подобные церемонии они видели, наверное, уже сотни раз.

Командующий парадом — высокий, атлетически сложенный капитан I ранга, зычно на всю площадь отдал команду «смирно!».

— Это новый заместитель командира флотского экипажа, — шепнул Сергею Недведкин. — Ох и лютует с нижними чинами.

Стоящие в строю матросы и мальчишки, вздернув подбородки, застыли. Капитан I ранга пошел чеканным шагом навстречу принимающему парад вице-адмиралу Вирену, отрапортовал отрывисто и четко. Приняв рапорт, адмирал медленно двинулся вдоль строя, здоровался отдельно с каждым взводом. В ответ молодые глотки выкрикивали нечленораздельно и гулко:

— Здрав… жеам… ваш… превс… дит… ство!

Вирен довольно кивал головой, медленно шел к следующему взводу. Хотя в строю были недавние новобранцы, но, видимо, впрок пошли им месяцы учения, научились горланить. Последними в линии стояли мальчишки, но и они оказались на высоте: орали звонко и согласованно. Потом оркестр играл гимн, хор торжественно затянул «Боже, царя храни».

Друзьям надоело толкаться возле собора, и они не спеша направились к Якорной площади.

— Ты вот скажи, Костя, — сказал вдруг Сергей, — вот церковные праздники — они уже сотни лет в определенное время отмечаются. Они от религии установлены. Я хоть и неверующий, а это понять могу. А царские? Ведь церковь их тоже отмечает как свои кровные — кругом молебствия, кругом «Боже, царя храни»… кругом «Многая лета»… Выходит, спелись цари и религия?

— А ты чего на всю улицу расшумелся? — одернул ого Недведкин. — Не ровен час услышат…

— Ладно, не серчай, — понизил голос Краухов. — Ну все-таки: спелись же?

— А то…

— Значит, как нам вдалбливают: за веру, царя и отечество?

— Не! Отечество тут зазря приплетают. Это холуи молятся: боже, царя храни! А отечество наше прежде всего из народа состоит. И не забыл народ царю Кровавого воскресенья…

— В этом меня, Костя, не агитируй — сам учен.

— А чего же хочешь?

— Чего хочу? Жить хочу по-человечески! Вот народ понимает, что все это комедия одна, а ведь все равно царский гимн поет. И опять же смотри, Костя, во что это обходится — все эти праздники царские! А деньги — от народа они.

— Это ты верно — слишком много праздников царских.

— Сверх всякой меры много! Ты сам посуди: 23 апреля прошли молебны и торжества по случаю тезоименитства царицы. Потом шестое мая — уже в честь дня рождения царя… Музыка играет и барабаны бьют… Сегодня у нас четырнадцатое мая, и на этот раз флаги и салюты по поводу годовщины коронования. А всего через десять дней снова палить будут и «ура» кричать по случаю дня рождения царицы. Ну, не много ли?

— Многовато, конечно.

— Я вот иногда «Правительственные вести» в газетах читаю. В них самым подробным образом все встречи и церемонии описывают, какие где обеды и ужины. Ведь это ужас какой — сколько на этих царских праздниках съедается и выпивается. Это ж только во дворец за один раз сотни людей приглашают!