Успеть, чтобы выжить, стр. 34

— Ну, в общем, я прождал там до утра и потянулся за ним обратно в Москву… Да, этого его телохранителя, Алексея, с ним уже не было. Он исчез куда-то ночью… Так вот, сегодня утром у Крымова был долгий разговор в офисе Интрансбанка, который находится в той же высотке на Новом Арбате, только на семнадцатом этаже.

Насколько я понял, разговаривал Крымов с генеральным директором банка или с его замом. Ну вот, а потом появились Пастух с Губерманом и любезно подбросили меня сюда.

— Кстати говоря, — вставил Пастух, — коммерческое русско-гонконгское предприятие «ГРОТ» ведет часть своих операций через Интрансбанк.

— А при чем тут вообще Губерман, Пастух?

— Меня другое интересует, — сказал Артист. — Что это за Крымов такой?

Почему полковник? Что он от нас хочет? Мы же ничего не знаем!

— Знаем, — сказал Пастух. — А Губерман тут вот при чем… Артист прав, самое главное было узнать как можно больше о полковнике Крымове, и единственный человек, который мог мне в этом помочь, был Фима Губерман. Сами знаете, что у него не только мощная служба и большой банк данных, но и серьезные связи в ФСБ, еще с тех времен, когда она была частью славного Комитета госбезопасности. В конце концов, начальнику охранки одного из самых серьезных кошельков нашей страны нельзя без этого. Когда-то Фима сказал мне, что рад будет помочь, если у меня возникнут проблемы, вот я и поехал к нему. Проблемы у меня… сами видите… Короче говоря, со вчерашнего дня Губерман по моей просьбе копал информацию на Крымова. Почти сутки копал. И теперь мы кое-что знаем об этом человеке.

— Не опоздать бы с этими знаниями… — Слушайте, — вдруг усмехнулся Сергей, — это почти детектив… Если бы Пастух был журналистом, он обязательно ухватился бы за такой сногсшибательный материал, достойный большого очерка с продолжением где-нибудь в «Совершенно секретно». А если бы Пастух был писателем, возможно, истории Крымова ему хватило бы на парочку захватывающих шпионских романов. Но романы писать Создатель его не сподобил, поэтому Сергей просто выложил к общему сведению некоторые тайны профессиональной деятельности бывшего полковника. Тайны, которые удалось раздобыть Фиме Губерману, которые не были полными и до конца ясными, но которые сейчас становились незаменимыми, как сурдопереводчик для глухонемого, потому что позволяли многое понять.

Рассказывал Пастух коротко и четко, самое основное, потому что торопился и потому что не хотел забивать рассказ лишними деталями. Но если бы он немного приукрасил его, то вышла бы, как говорил Гоголь, «презанимательная для какого-нибудь писателя в некотором роде целая поэма»…

4

Андрей Сергеевич Крымов в 1956 году был еще просто Андрюшей Крымовым, ему только-только исполнилось девять лет и он перешел в четвертый класс. Пыльным и душным летом того года, когда ничего, кроме школьных каникул, по мнению Андрюши, происходить было не должно, его отец получил направление Московского комитета партии поднимать целину в далеких казахстанских степях. В те времена не принято было обсуждать подобные направления. Отец не обсуждал и не сомневался. Более того, он был воодушевлен. Будучи инструктором одного из столичных райкомов, Сергей Петрович Крымов прекрасно понимал, что путь на вершины партийной лестницы лежит через периферию, а значит, его поездка на целину открывает очень большие перспективы и возможности. Полный самых радушных ожиданий, Сергей Петрович собрал чемоданы и укатил в распевающем задорные комсомольские песни эшелоне. А через год взялась за чемоданы и вся его семья. Андрюша Крымов навсегда распрощался с шумным московским двором, своими друзьями и со всем, к чему он привык.

Целина оказалась делом затяжным, утомительным, безмерно скучным и быстро испортила характер Андрюши Крымова. Десятилетний подросток еще не достиг того возраста, когда хочется ехать с песнями навстречу свершениям, открывать другие планеты или, на худой конец, осваивать целину. Он был просто домашним московским мальчиком, когда его жизнь изменилась. Он любил каток на Патриарших прудах, красочную иллюминацию улицы Горького возле Центрального телеграфа, темноту кинотеатра «Художественный» на Арбате. А тут еще, незадолго до их отъезда, в Москве развернулся невиданный советским народом праздник — Всемирный фестиваль молодежи и студентов! Знакомый город в одночасье превратился в сказочный карнавал, и вместе со своими друзьями Андрюша Крымов бегал смотреть, как по Красной площади гуляют черные посланцы далекой Африки и низкорослые товарищи из революционного Китая… И вдруг из этого центра всеобщего движения, из этого пупа мира, из этого праздника жизни он попал в скучную до сумасшествия степь.

Променять пеструю толпу Арбата на суровых, грубых людей в кирзовых сапогах и засаленных телогрейках! Слушать ноябрьский парад по радио и представлять с черной завистью, как его друг Валька Горский, которого все во дворе звали «Гундосом», стоит на трибуне, слева от Мавзолея, и мимо него с рычанием проносятся танки и чеканят свой шаг солдаты? Потерять Новогодний праздник с подарками и гигантской елкой, который устраивал горком для детей своих сотрудников, взамен на чахлое деревце, привезенное черт знает откуда, потому что здесь, в целинных степях, такое не растет?

Нет, это было несправедливо!

Это было несправедливо, потому что его обманули.

Конечно обманули! Его лишили законного права жить в столице Первого Социалистического Государства. Но спорить было бесполезно — у отца был строгий нрав, вспыльчивый характер и тяжелая рука. Андрюша Крымов еще не задумывался над тем, что имеет право на выбор, но именно это он и имел в виду, когда затаил свою первую детскую обиду за то, что с ним поступили несправедливо. Это чувство навсегда осталось в душе и с годами только крепло. Через много лет он понял истинный смысл этого чувства — вожделения того самого права на выбор, которого его, как и многих других, лишали и которое он, в отличие от многих других, хотел бы во что бы то ни стало получить. Любой ценой. Он должен был стать тем, кто сам распоряжается собой и другими.

Но это осознание пришло намного позже, а пока Андрюша Крымов только обижался. А еще узнавал очень много нового, того, о чем никогда не говорилось открыто. И Казахстан для него очень быстро стал олицетворением бесправия, местом, куда никто не попадает по своей воле. Ведь именно так чувствовали себя поволжские немцы и чеченцы, с которыми ему часто приходилось сталкиваться. Это было так ему понятно. Правда, на своем, детском еще уровне восприятия. И этого было достаточно, чтобы он принял первое свое решение, которое пришло к нему, когда он заканчивал школу. Комсомолец Андрей Крымов вдруг ясно понял, что должен вернуть упущенное. Если не все, то хотя бы самое очевидное — Москву.

Здесь, в Казахстане, для него не было будущего. Радужные ожидания Крымова-отца сбылись только наполовину. Спустя семь лет, в 1964 году, он стал-таки вторым секретарем горкома партии. Но в Караганде. К этому моменту его сын закончил школу и бесповоротно собрался в Москву. Влияния и связей отца вполне хватило на то, чтобы Андрей Крымов поступил в престижный Институт международных отношений. Увы! Казахстан сыграл и здесь свою роль: учитывая географическое положение республики, Крымов вместо европейского попал на восточный факультет, в группу, специализировавшуюся по Китаю. Впрочем, это его не особенно расстроило. Слишком велика была радость снова оказаться в Москве.

Андрей Крымов чувствовал себя изгнанником, вернувшимся на родину. Круговорот столичной жизни разом обрушился на парня из Караганды, затянул и увлек с собой, оказавшись, как вода для рыбы, естественной средой обитания.

Через полгода учебы Андрей уже носил стильный галстук и «родной стейтсовский» пиджак, лихо отплясывал рок-н-ролл и зачитывался Хемингуэем.

Бабушка Матильда, у которой жил Андрей в Москве, души не чаяла во внуке и с готовностью прощала ему все — и поздние возвращения, и шумную, дикую музыку.