Ненаписанные страницы, стр. 33

Бартенев поднял голову и увидел, как Негин, не меняя барственно-небрежной позы, прищурил глаза и слегка усмехнулся. Голубев молчал, но весь вид его говорил: «Я доложил, а вы, как знаете…» Он не торопясь закрыл папку, завязал тесемки и сел.

Неизвестно чем закончился бы этот резкий разговор, но на столе Лобова пронзительно зазвонил телефон. Директор не сразу взял трубку с прямого провода. Мембрана присаживала чей-то голос, предлагавший включить радио. Лобов, не отнимая трубки, другой рукой повернул ручку приемника и напряженно ожидал, когда в глазке появится зеленый свет. Откуда-то издалека нарастая, голос диктора проговорил: «Катастрофа на гигантском химическом заводе в Людвигсхафене. Французская зона оккупации». Лобов осторожно положил на рычаг трубку и чуть наклонился к приемнику. «На заводе «Иг фарбен индустри», — сообщал диктор, — взорвался загадочный цех «Бау-14». Погибло двести двадцать человек, ранено более четырех тысяч. Взрыв был невероятной силы. Пятнадцать многоэтажных корпусов полетели на воздух. Что взорвалось, остается тайной. Мы передавали сообщение ТАСС». В глазке голос смолк, и теперь там что-то шуршало. Лобов нажал выключатель.

Короткое сообщение резко изменило атмосферу в комнате. На лицах присутствующих теперь отразилось смешанное чувство удивления, растерянности и строгости. Лобов поискал глазами Бартенева и обратился к нему уже другим, сдержанным тоном:

— Проверьте еще раз свои цеховые чертежи. По каждому узлу. Считайте их рабочими. — Затем к главному механику: — Оформляйте заказы на оборудование. В трехдневный срок.

Он говорил теперь отрывисто, четко, как командир в бою, который понимал, что рискует, но брал на себя ответственность за исход боя. Последнюю фразу он выговорил стоя. Сказав, что совещание закончено, он, так и не взглянув на Негина, повернулся и через запасной ход вышел из кабинета.

Возвращаясь в цех, Бартенев думал о Лобове почти с восхищением. Даже резкость его он не мог поставить ему в вину. Этот не будет играть в дипломатию, как Негин. Лобов не отступил от того, что считает важным и нужным для дела. Он впадал в гнев, но не в отчаянье. Убежденная отвага сквозила в каждом его слове и движении. «Этот может высекать искры», — подумал Бартенев.

Длинный железнодорожный состав с прокатом преградил ему путь. На низких бортах вагона он увидел выведенную мелом надпись: «Ленинград. З-д «Электросила». Воображение представило, как длинные треугольные швеллеры лягут в конструкции мощных турбин. Турбины приведут в движение застывшие электростанции Юга. Закипит руда в доменных и мартеновских печах Днепропетровска, Енакиева, Днепродзержинска… До войны металлургия Юга давала две трети всего металла. Об этом ему, Бартеневу, сказал тогда в Москве министр и добавил: «На рудногорский завод по-прежнему большая нагрузка. Металла нужно стране все больше и больше». Что виделось за этими словами министру? Только ли разрушенные войной заводы Юга? А может быть, и этот загадочный цех «Бау-14» в Людвигсхафене? Враг не добит. Он меняет тактику, изобретает новое смертоносное оружие.

Думая о переданном по радио сообщении ТАСС, Бартенев вспомнил английского инженера, с которым жил в Америке. Как бы он расценил взрыв этого загадочного цеха? Почему-то на социальные темы они никогда не разговаривали. Кажется, англичанина не интересовали социальные проблемы. В разговоре друг с другом они касались только технологии доменного производства, иногда детей, семьи. Английский инженер честно отрабатывал свой контракционный срок. Он подсчитывал деньги, которые дадут ему возможность сделать своей жене сад не только на письменном столе, перед ее портретом, но и на собственной вилле. То, что двадцать тысяч докеров, его земляков, не имели не только роз, но и хлеба, его совершенно не трогало, не интересовало. Для него эти люди были просто человеческим фактором. Останется ли он глухим и к взрыву в Людвигсхафене?

Бартенев подходил к цеху. Шум доменных печей незаметно входил в его сознание, как аккомпанемент мыслям. Может быть, от того, что воображение его всегда было столь же точным и реальным, как и мысли, действительность всегда побуждала его к действию. Заслышав привычные звуки — гуденье кауперов, короткие выхлопы воздуходувки, — Бартенев ускорил шаги. Он думал уже о том, как сейчас соберет технологическую группу, занятую подготовкой к реконструкции печи, и будет сообща обсуждать, проверять каждый узел в чертежах.

Все это время работа над чертежами продвигалась неплохо. То, что должен был выполнить Гипромез, по существу, уже сделал Верховцев с двумя помощниками. В проекты внесена мудрость инженеров, техников, мастеров. Учтено и предложение мастера Буревого об изменении конструкции малого конуса. Идея высокого давления стала коллективной и вряд ли ей может преградить дорогу Негин.

XIII

Накануне ноябрьских праздников по электрифицированной рудовозной ветке прошел первый электровоз, доставивший в доменный цех состав с рудой. Его встречали шумно, празднично. Электровоз с поднятым пантографом был похож на огромного жука, задравшего кверху усы. На головы и плечи людей, стоявших внизу, густо падали сверху белые, как елочные украшения, хлопья снега.

В толпе, впереди всех, ликовал Женя Курочкин. Он понимал, что дохнувшая холодом зима не отзовется теперь натруженным хрипом в горле: «Горный, горный! Где состав?» В любой снег, в любую погоду открывалась зеленая улица заводским поездам.

В толпе стоял, заложив руки за спину, и Лобов. Встретив глазами сияющее лицо цехового диспетчера, директор озорно сверкнул веселыми глазами, энергичным жестом, как делают это мальчишки, стащил с головы шапку и подбросил ее вверх. Женя Курочкин, громко смеясь, последовал его примеру. Стоявшие рядом люди захлопали в ладоши.

Тяжелые думпкары один за другим опрокидывались на бок, сбрасывая в бункера руду. Вот и последний разгружен. Электровоз, почуяв свободу, качнул зелеными боками и мягко толкнул перед собой порожние вагоны.

Спустя полчаса, Лобов с озабоченным видом сидел в кабинете Бартенева и вместе с механиками, электриками и группой цеховых проектантов знакомился с окончательным планом проведения ремонта печи. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он забыл о первом рейсе электропоезда. Для него это был уже обычный рядовой эпизод в заводской практике. Сейчас всю свою энергию, волю директор сосредоточил на новой проблеме. Снова, как командир перед сражением, он расставлял силы, разрабатывал тактику. Вокруг него, сгрудившись у стола, сидели Бартенев, Верховцев, Кирилл Озеров, механики, электрики.

— Надо выиграть во времени, — говорил Лобов, дымя папиросой и не отрывая глаз от плана. У ремонтников должен быть девиз: все делать один раз! Нужны точные расчеты по каждому узлу.

Он входил во все мелочи и часто обращался с вопросами то к одному, то к другому. Разрешение из Москвы все еще не поступило, но медлить было нельзя. Холода с каждым днем усиливались, вот-вот могли нагрянуть свирепые морозы и сковать не только землю, но и железо. Когда картина предстоящих работ и степень готовности стала Лобову совершенно ясна, он тяжело поднялся со стула и обратился к Бартеневу:

— Ну, доброе дело не откладывают. Через три дня получите приказ и начинайте.

Если ремонтники на расчерченном графике отчетливо видели будущие участки ремонта, то Вера Михайловна, секретарь парторганизации, за техническими деталями старалась разглядеть людей — живых, конкретных — и привести в действие свой партийный резерв. В списке цеховых ремонтников оказалось не так уж много коммунистов. Всего три человека вместе с Верховцевым.

В партбюро вошел своею обычной твердой походкой Бартенев. Лицо его было усталое, но довольное. В руках он держал какие-то бумаги и, протягивая Костровой, сказал:

— Добровольцы ремонта.

Он рассказал, как час назад к нему заходил Павел Иванович Буревой с заявлением, в котором говорилось, что все бригады пятой печи желают быть зачисленными в ремонтную группу. Павел Иванович передал Бартеневу список мастеров, горновых, газовщиков. Против каждой фамилии значилась вторая профессия — плотник, каменщик, а один даже владел приемами электросварки. Вера Михайловна увидела фамилии Буревого, Федоренко, Орликова.