Искушение любовью, стр. 28

— Должен признать, я поступил не совсем честно. В данный момент компания из меня неважная.

Брызги из лохани, окатившие его с головы до ног, успели подсохнуть. Темных пятен от капель воды на сюртуке почти не было видно. Джессика промолчала.

— По правде говоря, я немного вышел из себя, — добавил он.

— Никогда бы не догадалась.

Он искоса взглянул на нее. Джессике показалось, что из глаз сэра Марка вылетели искры. Ее сердце затрепетало.

— Вы такой грозный, когда сердитесь, — заметила она. Он снова отвернулся, и она смогла наконец вздохнуть.

Грозный — это слово даже и наполовину не передавало исходившей от него опасности. Джессика даже боялась себе представить, каково это — быть причиной подобного гнева. И понятия не имела, как его соблазнять, когда он в таком настроении. В его походке и жестах было что-то, от чего он казался больше и сильнее, чем обычно. Как будто с него слетел налет цивилизации и обнажил другого сэра Марка, менее словоохотливого и более порочного.

Надо быть настороже, подумала она.

— Я не доверяю себе, когда злюсь, — сказал он, словно подслушав ее мысли.

— Что ж… — протянула Джессика. — А я доверяю. Значит, все в порядке.

— Слабое утешение, — мрачно бросил он. — Вы не знаете, что я собой представляю, когда в ярости.

Каждый его шаг сопровождало небольшое облако пыли, поднимавшееся с дороги. Сэр Марк шел так быстро, что его шаги почти совпадали с биением ее сердца.

— Я стараюсь не выходить из себя, потому что, когда это случается, последствия бывают ужасными. Даже сегодня… я ведь почти размазал этого несчастного писаку по стене. Сумел овладеть собой только в самый последний момент.

— Можете считать, что я в ужасе.

— Мне нравится равновесие. Тишина. Спокойствие.

— Тогда вы, должно быть, меня ненавидите.

— Едва ли. — Он фыркнул. — Когда я был младше, я… я подрался со своим кузеном. Вернее, с одним из дальних родственников, Эдмундом Дэлримплом. Он сказал что-то обо мне… и о моей матери. Я сломал ему руку в двух местах. Инцидент стал причиной ссоры между нашими семьями. Этот конфликт длился много лет. А все потому, что я не сумел обуздать свой характер.

— Я поражена, — съехидничала Джессика. — Мальчишки — и дерутся? Это неслыханно. Переходит все границы.

— На самом деле действительно неслыханно, — возразил сэр Марк. — Теперь мой брат женат на сестре Эдмунда — ну разве не самое радостное примирение, которое только можно представить? Но мы с Эдмундом с тех пор так ни разу и не поговорили по-настоящему. И судя по всему, теперь так оно и останется. — Он помолчал. — Все еще сложнее. Мой средний брат Смайт раньше дружил со старшим братом Эдмунда, Ричардом. Но после нашей драки они тоже поссорились. Теперь Ричард отказывается приезжать в Парфорд-Мэнор, если там гостит Смайт. И то же самое со Смайтом. Так что… да, я не доверяю своему темпераменту. Когда я теряю голову…

— Смайт, — повторила Джессика. — Вашего брата зовут Смайт [4]?

Сэр Марк тяжело вздохнул:

— Видите, что происходит, когда я выхожу из себя? Я не в состоянии держать рот закрытым. Если бы он слышал, то меня бы уничтожил. Сейчас для всех я — сэр Марк, а Эш, разумеется, Парфорд. Смайт предпочитает называться просто Тёрнер. Он ненавидит свое имя — причины, я полагаю, вы вполне можете себе представить.

— А вашего старшего брата зовут Эш [5]? Это… м-м-м… интересное имя. Как вышло, что ваших братьев назвали Эш и Смайт, а вы отделались обыкновенным Марком?

Гневный румянец уже сошел с лица сэра Марка, и теперь он просто покраснел — слабо, но все же заметно. Он явно приходил в себя.

— Послушайте, миссис Фарли, пожалуй, этот разговор зашел слишком далеко. И я только что имел беседу с журналистом, что лишний раз напоминает мне о том, что некоторые люди заплатили бы целое состояние за такую информацию.

— Я буду нема как могила.

Он бросил на нее загадочный взгляд:

— Я и мои братья получили свои имена из стихов Библии. Марк, Эш — это всего лишь сокращенные версии наших настоящих имен.

— Как же в таком случае вас зовут?

— Могила вы или не могила, но этого я вам ни за что не скажу. — Он снова посмотрел на нее. — Такие вещи нельзя говорить женщине, на которую стремишься произвести впечатление.

Джессика вздохнула:

— Ну что ж, вероятно, вам еще повезло, что ваш стих был выбран из Евангелия от Марка, а не, скажем, из книги Захарии. Вам не очень подошло бы имя Захария. Или Аввакум.

Он наконец улыбнулся, чего она и добивалась.

— Ваш отец, наверное, был очень набожным, — заметила она. Даже ее собственный отец, строгий викарий, и то не зашел настолько далеко. Она посмотрела на сэра Марка и вспомнила, что он уже говорил ей что-то такое раньше…

— Это была моя мать, — тихо сказал он. — Мать дала нам имена. Отец не присутствовал при нашем рождении — ни одного из нас. И… да, она была очень набожной. Она… у нее в жизни было очень мало вещей, в которые можно было верить. И если уж она считала что-то истиной, то верила в нее безоглядно и со всей своей страстью.

— Вы сказали, что любите равновесие и покой, сэр Марк, — медленно произнесла Джессика. — Может быть, именно поэтому?

Он смотрел на нее очень долго, чуть сжав губы, и Джессика вдруг подумала, что ей известно имя портного сэра Марка и то, какие отметки он получал в школе, но она так мало знает о нем самом. Для человека, чей каждый шаг освещается в газетах, в нем было слишком много загадок. Она понятия не имела, что Марк — вовсе не его настоящее имя.

Он так часто улыбался, был так разговорчив и казался таким открытым, что Джессика считала его прямодушным и откровенным. Дрожь пробежала у нее по спине — не от страха, а от почти болезненного узнавания. У этого человека были тайны.

Она прекрасно понимала, что это такое.

— Есть вещи, которые просто не должны появиться в газетах, — сказал он. — Ни при каких условиях. Слишком часто моя жизнь выставлялась на всеобщее обозрение. Я не могу рисковать. Дело совсем не в том, что я вам не доверяю.

Он не должен был доверять ей. Она собиралась совратить его и сделать этот факт достоянием общественности. Джессика глубоко вздохнула, чувствуя неодолимое отвращение к себе.

— Некоторые вещи, — продолжил он, — я бы желал оставить при себе.

Когда Джессика предложила свою кандидатуру Уэстону, она думала, что всего-навсего испортит сэру Марку репутацию. В конце концов, его имя и так без конца упоминалось в газетах. Для него это будет еще одна история, не более того. Это было до того, как она узнала его лично. Если то, что она задумала, сработает, он возненавидит ее на всю оставшуюся жизнь. Она и сама себя возненавидит.

— Тогда ничего не говорите, — с наигранной легкостью сказала она. — В любом случае мы уже подошли к моему дому, и я вижу в окне Мари. Так что ни о какой неприкосновенности частной жизни и речи быть не может.

Он коротко кивнул.

— В таком случае увидимся на следующей неделе, верно? На состязании по стрельбе у Толливера.

Сэр Марк вздохнул:

— Я надеюсь, мистер Пэррет уберется из города до того, как у меня в руках окажется ружье.

Возможно, это была шутка. Джессика повернулась, чтобы идти к дому, но он поймал ее за руку:

— Миссис Фарли. Спасибо.

На секунду их пальцы переплелись. Джессика осторожно отняла руку, думая о том, что сэр Марк желал бы оставить при себе.

— Не надо, — тихо сказала она. — Не благодарите меня.

Глава 10

Солнце еще не успело прогнать утренний туман, когда Марк прибыл на лужайку за рекой, на которой должно было состояться состязание. Джеймс Толливер, отец которого устраивал мероприятие, радостно помахал ему рукой.

— Сэр Марк! — Он просто лучился от счастья и только что не скакал, как щенок, чей хозяин наконец вернулся домой. — Вы пришли! Я установил мишени номер два и четыре. Когда вы их увидите, скажите, правильно ли я все сделал.