Пешки в Большой игре, стр. 27

Одно из главных правил бойцов спецподразделений гласило: если есть сомнения, сомнений нет. Но сейчас это правило показалось Старшему бессмысленной заумью.

— Поехали, — сказал он усатому водителю, который ждал команды.

Водитель просигналил, черная «Волга» тронулась, машины за ней.

— Останови! — крикнул вдруг Старший водителю. Тот просигналил и нажал на тормоз. Машины встали.

— Открой дверь. Дверь распахнулась.

Старший вышел. Машины еще не выехали из аэропорта.

— Что случилось? — выглянул из «Волги» Тягунок.

— Я поеду с вами. Тягунок пожал плечами:

— Да-да, конечно, пожалуйста. Старший обернулся к команде.

— Ты за старшего, — сказал он одному из бойцов.

— Есть.

В губернаторской машине были кожаные сиденья.

— Что-то не так? — спросил Тягунок, когда колонна снова тронулась.

— Нет. Все в порядке.

— Сейчас доедем до места, отдохнете, умоетесь с дороги, вы просто устали.

Мы просто устали, мысленно согласился с губернатором Старший. Никаких сомнений нет.

Он откинулся на кожаную спинку сиденья и чуть прикрыл глаза. Говорить с губернатором больше было не о чем. У того была простая и короткая задача — обеспечить бойцов укрытием, транспортом, когда понадобится, снова предоставить им самолет, в крайнем случае — отвести от них не в меру любопытных служак из милиции. И все.

Остальное уже было делом команды.

— Я все подготовил, как и договорились, — сказал Тягунок. — Вы будете жить...

— Одни? — перебил Старший.

— Разумеется. Транспорт — четыре «Нивы». Старший открыл глаза и выразительно посмотрел на водителя.

— Все нормально, — успокоил Тягунок. — Смета по геологоразведочным работам уже готова.

Ага, местная самодеятельность. Они тут проходят для всех как геологоразведчики. Да хоть как артисты — это проблемы губернатора.

— Уже скоро, — вглядывался в дорогу Тягунок. — Европейских удобств не обещаю, но горячая вода, кухня, чистое белье, телевизор, бар...

Зазвонил телефон.

— Извините.

Тягунок снял трубку спутникового телефона, лежащую на подлокотнике.

— Тягунок... Да... А раньше вы не могли?.. Нет, сейчас не могу... Я сказал — не могу... Тьфу на вас, идиоты!.. Зачем было звонить Кисалину?! Вы что, не знаете?! Ну ладно, минутку... — Он прикрыл трубку рукой. — Военные заняли электроподстанцию, представляете? Там чуть не бой завязался! Электричество им отключили... А эти идиоты президента вызвали. Вы не против, если мы заедем, это тут рядом?

— Против, — сказал Старший.

— Ну хоть на пять минут.

— Нет.

— Я должен там быть.

Старшин посмотрел в испуганные глаза губернатора:

— Мы поедем на базу. Водитель автобуса дорогу знает?

— Разумеется. — И снова заговорил в трубку: — Сейчас приеду. Вызывайте ОМОН. С Кисалиным я сам буду разговаривать.

Он положил трубку, утер со лба пот.

— Вы уж извините.

— Ничего.

— Вить, останови. Товарищ выйдет. А вы там располагайтесь. Я загляну к вам, как только разберусь с этими идиотами.

Старший вернулся в автобус, а «Волга» развернулась, укатила.

— Поехали, — скомандовал водителю Старший.

Он успокоился. Да нет, все в порядке. Что с ними может случиться? И главное, кому это нужно? Это просто уставшие нервы.

— Там есть бар, — сказал Старший. И сам почувствовал, как напряжение спало. Бойцы чуть улыбнулись.

— Спать охота, — сказал один.

— И чистое белье, — успокоил Старший.

Они проехали город и теперь катили по пустынному шоссе к темному одноэтажному строению, похожему почему-то на мавзолей Ленина, но массивнее, больше.

— Вон ваша гостиница! — крикнул усатый водитель. — «Степная» называется!

Автобус замедлил ход, въехал в распахнутые железные ворота. Вблизи «мавзолей» оказался еще больше. Над огромной железной дверью в центре фасада горела желтая лампочка.

Автобус въехал в черный зев гаража и остановился. Свет фар уперся в стену.

— Приехали! — сказал водитель.

Погасли фары, заглох мотор, стало совсем темно. Потом что-то загудело сзади, — Старший обернулся, — хлопнула водительская дверь, простучали по бетонному полу быстрые шаги...

— Стой! — закричал, вскакивая, Старший.

По памяти в темноте он ломанулся в дверь автобуса, выпрыгнул на бетонный пол. Чиркнул зажигалкой.

В стене была еще одна железная дверь, но и она, конечно, была заперта.

Старший чуть не завыл от досады.

Если есть сомнения, сомнений нет!

Вот теперь никаких сомнений и не было. Они оказались в тюрьме...

Глава тридцать восьмая

Ночь выдалась спокойная. Док знал, что его подопечный утомлен выпитым. Носорог с Сергеем постарались. Впрочем, опасаться надо было не возможного исчезновения Игоря, а «бойцов» тех, что они засекли в аэропорту на запасной полосе.

Поэтому Док не позволил себе даже покемарить.

Под утро явился Муха. По дороге он прихватил в магазине пару бутылок пива и палку ливерной колбасы. Пусть соседи думают, что два алкаша или командировочных зашли в подъезд, долой с глаз общественности.

Уж на что Муха был шустрым, но и для него стало неожиданностью появление Дока. Двор он осмотрел. Там его не было точно. Оставался подъезд. И тут Док снегом на голову. И не скажешь, что бессонная ночь. Даже щетины вроде нет.

— Ты где засел-то?

— Места надо знать...

И Муха успокоился этим оправданием собственной невнимательности.

Подоконник был достаточно широк, чтобы разложить закуску и примоститься рядом.

— Сходил бы, послушал... — предложил Док на правах старшего.

Ему было тридцать шесть, и в группе он самый старший, потому Муха нисколько не обиделся.

— Хорошо, Ваня, сделаем. На крайняк попрошу стаканчик.

Муха спустился на этаж и подошел к нужной двери. Прислушался. Ничего подозрительного. Разговаривают, но в глубине. Ничего не слышно. Хотя нет, вот что-то зажужжало. Или пылесос, или еще что...

Муха вернулся к напарнику.

— Ничего не слышно. Стены на совесть, — уважительно сказал он.

— Это внешние, несущие. Внутри перегородки — труха. В сортир пойдешь — вся квартира в курсе.

— У него пылесос включился, — добавил Муха.

— Пылесос? — удивился Док. — Хозяйственный геофизик... Кофемолка — другое дело. А может, женщину ждет? Тогда и я бы пропылесосил.

— Вань, а чего ты не женишься?

— С такими, как я, долго женщины не живут.

— Это почему же? Мужик ты основательный. Не Артист.

— А что Артист? Это он при нас хорохорится. Нет, Олежка, я больше одиночество люблю. Кто не любит одиночества, не может оценить свободы. Когда ты свободен, поневоле больше думаешь о вечном, а в суете, в толпе приходится о конкретном, то бишь о людях. Но маловато их, тех, о ком думать надо.

— Ты у нас философ...

— Когда все это закончится и не надо будет думать о конкретном, об этом Филине например, закачусь куда-нибудь и залягу как медведь в берлогу. Надоело мне все. Идеи нет.

— Как же нет?! — даже захлебнулся Муха. — Какие-то засранцы взрывают бомбы, люди гибнут ни за что...

— Это не ИДЕЯ. Это долг. Долг я выполняю. Опять же из корыстных побуждений. Чтобы мою берлогу не разрушили, чтобы было куда уйти.

Муха хотел продолжить оказавшуюся интересной беседу, но ниже этажом открылась дверь и кто-то вышел на лестницу.

Док спрыгнул с подоконника и сделал знак напарнику оставаться на месте...