Бедная маленькая стерва, стр. 31

Внезапное появление Зейны потрясло Бобби, однако еще больше он был раздосадован тем, что певице стало известно о его отце и о наследстве. Сам он никогда не кичился своим происхождением; напротив, Бобби старательно скрывал свое отношение к династии Станислопулосов, желая проверить, чего он сам стоит в этом не самом дружелюбном из миров. А о его недавнем вступлении в права наследования и вовсе знали единицы — в том числе самые близкие родственники и Эм-Джей. И вот теперь выяснилось, что Зейна тоже в курсе. Но как она узнала?.. И что, черт побери, она делает в его квартире?

Он, впрочем, нисколько не возражал против ее прихода.

Да и как он мог возражать, если предмет его самых смелых эротических мечтаний стоял посреди гостиной во плоти, с ног до головы затянутый в черную блестящую кожу? Крошечная мини-юбка, черные чулки-сетка, лакированные сапожки до колен, кашемировый свитер с высоким воротом и кожаная мотоциклетная куртка, утыканная блестящими заклепками и шипами, а также спускавшиеся ниже талии прямые черные волосы и искусный арт-макияж, подчеркивавший миндалевидную форму ее темных глаз, производили неизгладимое впечатление.

Правда, в подобном наряде Зейна чем-то напоминала вульгарную «госпожу» из любительских садомазоклипов, но сейчас Бобби не хотелось об этом думать. Главное, она здесь, в его квартире; она пришла сама, и теперь он должен сделать ответный ход.

Но что ей нужно? Какой реакции она от него ожидает? Для человека, который привык сам управлять обстоятельствами, подобная ситуация была внове, и Бобби терялся в догадках.

Зейна тем временем достала из своей крокодиловой сумочки пачку «Голуаз» и прикурила сигарету от серебряной зажигалки. Жест, каким она поднесла зажигалку к сигарете, показался Бобби бесконечно сексуальным. Он даже не стал говорить гостье, что у него в квартире не курят.

Зейна глубоко затянулась и, не отрывая от его лица пристального взгляда кошачьих глаз, медленно выдохнула дым.

— Ну вот, Бобби, — проговорила она, и повисшее между ними облако дыма слегка всколыхнулось. — Наконец-то мы одни. Разве ты не этого хотел?

— А где же твои молодые жеребцы? — спросил Бобби. Он хотел, чтобы это прозвучало небрежно, но сорвавшийся голос выдал его волнение. — Где же, кто с жадностью ловит каждое твое слово? — добавил он, откашлявшись. — Куда они подевались?

— Ты разочарован? — насмешливо отозвалась Зейна. — Хотел устроить тройничок? А может, ты гомик? — Она томно вздохнула. — Какой же ты красавчик, Бобби… — Последовал еще один театральный вздох. — Или ты все-таки голубой?

Господи, как же она напоминала ему Сиринити — холодную стерву, которую Бобби хотелось целовать, целовать, целовать, даже несмотря на то, что с ее губ срывались слова, пропитанные одним лишь едким сарказмом.

А может, именно это и заводило его сильнее всего?

Скорее всего, так, поскольку Бобби вдруг почувствовал нарастающее возбуждение. Сейчас единственным его желанием было схватить Зейну в охапку — и будь что будет.

Он должен был сделать это. Хотя бы потому, что за этим она и пришла.

Знаменитая поп-звезда приехала к нему с одной-единственной целью — выяснить, что он может ей дать. И Бобби готов был продемонстрировать ей это.

Глава 17

АННАБЕЛЬ

Всю ночь Аннабель и Фрэнки ожесточенно спорили и совершенно изможденные заснули только под утро.

В самый разгар ссоры Аннабель схватила бутылку водки и принялась демонстративно прихлебывать прямо из горлышка. А поскольку сопротивляемость алкоголю у нее всегда была довольно низкой, ей хватило нескольких глотков, чтобы напиться вдрызг.

Фрэнки, не желая оставаться в долгу, насыпал на журнальный столик несколько дорожек кокаина и столь же демонстративно «воткнул» одну за другой. Как правило, он старался принимать наркотики так, чтобы Аннабель не видела — она сама никогда не ширялась, предпочитая спиртное, однако сейчас ему срочно нужен был стимулятор.

Аннабель назвала его «паршивым наркошей без яиц».

Он назвал ее «долбаной принцессой без капли совести».

Аннабель заорала, что он обыкновенный сутенер, который не умеет решать самые простые проблемы.

Фрэнки в ответ рявкнул, что такой эгоистичной твари, которая только о себе и думает, он еще никогда не видел.

Дальнейший обмен любезностями шел по нарастающей и завершился, только когда Аннабель, шатаясь и прижимая к груди ополовиненную бутылку, ушла в спальню и захлопнула дверь. Там она рухнула на кровать и разрыдалась — только сейчас до нее наконец дошло, что ее мать умерла и она никогда больше ее не увидит.

Фрэнки, на которого подействовала щедрая порция кокса, тоже хотелось хлопнуть дверью и уйти, но, поскольку идти ему было некуда, он лег спать на диване в гостиной.

Оба проспали почти все воскресенье. Было без малого четыре пополудни, когда Аннабель наконец проснулась.

Ее мутило с жестокого похмелья, поэтому некоторое время она лежала неподвижно, с трудом вспоминая события предыдущего дня. Потом весь ужас случившегося снова нахлынул на нее, но на этот раз Аннабель только горько всхлипывала, уткнувшись лицом в подушку.

Как ни тихо она плакала, Фрэнки, так же успевший к этому времени немного прийти в себя, услышал ее всхлипывания и, позабыв о вчерашней ссоре, поспешил к ней в спальню. Едва ли не единственным, что по-настоящему его трогало, были женские слезы, будившие в нем страшные воспоминания. Когда-то его зверь-отец чуть не каждую неделю до полусмерти избивал мать; после этого она тоже подолгу плакала, и маленькому Фрэнки приходилось ее утешать.

До сих пор он чувствовал себя виноватым перед матерью. Ведь он убежал из дома, оставив ее совершенно одну.

Впрочем, о возвращении Фрэнки не думал ни тогда, ни сейчас. Он строил для себя новую жизнь, и, кажется, у него это получалось.

— Ну, успокойся, не надо плакать, — проговорил он, прижимая к себе голову Аннабель. — Все будет хорошо, обещаю!

— Нет, не будет! — всхлипнула она. — Моя мама… она умерла, а я… Ведь я ее совсем не знала!

— Но ты же в этом не виновата, — мягко возразил Фрэнки, протягивая ей платок.

— Не знаю… — Аннабель села и высморкалась. — Даже не знаю… Быть может, мне нужно было остаться дома и заставить ее обратить на меня внимание.

— Не представляю, как бы ты смогла это сделать, — покачал головой Фрэнки. — Ты же сама рассказывала… Твоя мать постоянно отсутствовала: то она снималась, то позировала для журналов. Конечно, она звезда и все такое, но все-таки…

— Значит, мне нужно было постараться, — жалобно проговорила Аннабель, охваченная холодом безвозвратной потери и острого сожаления. — Я могла бы…

— Нет, детка, — перебил Фрэнки, продолжая разыгрывать роль преданного бойфренда до конца. — Ты и так сделала все, что было в твоих силах. Не твоя вина, что это ни к чему не привело.

— Ты правда так думаешь? — спросила Аннабель с робкой надеждой.

— Конечно! И не сомневайся — ты все сделала совершенно правильно.

До самого вечера Аннабель читала газетные статьи и смотрела телевизионные программы новостей, в которых говорилось о смерти Джеммы Саммер. Поначалу ей еще не верилось, что это произошло на самом деле, но потом она убедилась: да, все так и есть. И она стала жадно выхватывать из газетных и телевизионных сообщений все подробности трагедии.

Уже несколько раз Фрэнки советовал ей позвонить Ральфу, но она только отмахивалась и продолжала сидеть перед экраном телевизора.

Аннабель почти забыла о своем столкновении с сынком Шарифа Рани; все же нефтяной магнат был их самым крупным клиентом, и лишиться его, что бы она ни говорила о миллиардерах, которых в Нью-Йорке хоть пруд пруди, было бы для их бизнеса катастрофой.

Фрэнки заварил Аннабель чашку травяного чая и скормил ей пару таблеток «Адвила». Когда лекарство подействовало, он уговорил ее прилечь, а сам позвонил Джени Бонифасио, чтобы узнать, как идут дела.

По выходным Джени не приходила к ним на квартиру, а работала с домашнего телефона.