Рок. Лабиринт Сицилии, стр. 31
Обведя всю комнату внимательным взглядом, Септемий остановил взгляд на Катоне.
– Скажи, Марк, по пути сюда я видел вырезанное человеческое сердце! Оно лежало на ладони у Януса. Это что, тайное жертвоприношение?
Во взгляде Септемия не угадывалось ни капли волнения или испуга. «Это очень смелый человек, – в мыслях решил Катон, – природа наградила его не только светлым умом, но и мужеством! Такие люди редки. Если он станет нашим приверженцем, это будет несомненный успех!»
– Это один из предателей ордена, не согласовавший свои действия с нами! – Катон придал своим словам наибольший замысловатый оттенок. – Двуликий карает ослушников и врагов, где бы они ни были!
Септемий понял, что эти слова были сказаны как предостережение и ему. Катон между тем подошёл к одной из ширм и распахнул её. Глазам открылась тёмная пустая ниша.
– Сейчас, Септемий, ты увидишь то, что видели избранные отцы города. Круг посвящённых не так велик. У нас много приверженцев в Сенате и в Республике, но посвящение в тайну мы проводим далеко не каждому!
– Вы меня хотите сделать своим приверженцем и посвятить в какие-то тайны Двуликого Януса?! – Септемий взглянул на Катона. – А вдруг я не оправдаю ваших надежд? Тогда моё сердце будет лежать на ладони Двуликого Януса?
– Нет. Ты будешь присутствовать при явлении бога. Дальше тебе решать самому, быть с нами или против нас.
Категоричность сказанного насторожила Септемия. Катон между тем продолжал:
– У тебя будет время обдумать наше предложение! А теперь приступим, уже подходит время.
Катон несколько раз хлопнул в ладони, пригласив знаком Септемия присесть на одну из скамеек. В комнату вошли жрецы одетые в пурпурные тоги. Они принесли несколько зажжённых ламп и благоухание наполнило комнату. Лампы они разместили треугольником внутри ниши. Пространственная пустота, которая начала заполняться пеленой благоухающего дыма, стала задымлена и непроглядна. Где-то за стенами зазвучало заунывное пение, в котором прослушивались женские и мужские голоса. От невероятного благоухания у Септемия начала кружиться голова. Мысли его стали путаться. Какое-то сладостное опьянение овладело всем его телом, хотелось закрыть глаза и погрузиться в нереальность мечтаний. Мыслительный процесс Септемия невероятно ускорился, начали всплывать картины из прошлого: женитьба на любимой девушке Квесте Тертеллии, её смерть и похороны, её новорождённого младенца, война в Самнии, где он искал смерть, бросаясь в самую гущу врагов… Видения продолжались… Вдруг стали возникать совсем незнакомые картины: невероятный шторм на море, разбивающий галеры как щепки… Волны, достигающие высоты колонн Капитолия. Море вдруг сменилось сушей и глазам предстали римские легионы, а корабли сменились видениями огромных слонов, топчущих римских солдат… Видения менялись очень быстро…
Пение стихло и послышалось контральто. Стоящие по бокам ниши авгуры припали на левое колено. Катон поднялся со скамьи и сделал два шага к нише. Глаза его сверкали светом отражённых ламп, на лице застыла маска отречённости и всепоглощающего поклонения!
Ниша полностью наполнилась дымом благовоний, излишки которого выходили по сторонам… Вдруг из ниши послышался звук, сопоставимый с тяжёлым ударом бревна о каменную кладку. Контральто сразу осёкся и замолчал.
– Присутствует ли верховный понтифик? – Из ниши послышался голос, усиленный акустическим эффектом пустоты, но вполне человеческой, низкой тембральности.
– Я здесь, мой повелитель! – Катон склонил голову.
Септемий окончательно пришёл в себя от раздавшегося в пустоте голоса.
– Мои братья, находящиеся по ту сторону вашего времени, недовольны столь медленным процессом гегемонии Рима над всем миром!
– Мы делаем всё от нас зависящее, всё, что в наших силах, повелитель!
– Недостаточно. Рим должен собрать четыре составляющих безграничный власти, и тогда все четыре стороны света покорятся ему! Построив же башню, в которой будут заключены все четыре символических реликвии, вы вновь построите мост, связывающий ваш мир с нашим. И мои братья смогут вновь войти в ваше измерение, помогать властвовать вашему городу над всем миром. Вербуйте больше наших последователей. Гея не вправе противиться вашей власти. И помни, понтифик, – из дыма выступила еле различимая человеческая фигура, – ваш город не единственный в этом мире. – Фигура человека по пояс высунулась за пределы задымленной ниши, так что было хорошо различимо лицо божества. – Мои братья могут подумать о замене избранности вашего города.
Лицо вновь скрылось в пелену дыма.
– Мы дали вам всю информацию! Дали вам могущество и власть! Закончите начатое и мы вернёмся вновь!
Голос замолчал. И вновь запело контральто. Как будто певшей открыли закрытый ранее ладонью рот.
Бибул сидел ни жив ни мёртв. Ничего подобного он в жизни не испытывал. Сам монолог в нём пробудил много вопросов. Присутствие третьей заинтересованной стороны в Республике давно угадывалось им. Но то, что он увидел и услышал, никогда им не предполагалось и поставило его в определённый тупик. Мурашки побежали у него по спине в момент, когда он увидел и рассмотрел лик бога.
Тем временем авгуры забрали ароматные лампы из ниши и глазам вновь открылось её пустота. Все покинули комнату, кроме Катона и Бибула.
Катон повернулся к Септемию, было видно его волнение:
– Ну, что скажешь, Септемий? Я понимаю, тебе не по себе! Но объяснить всего я тебе сейчас не могу. Ты должен сам определиться – с нами ты или нет! – Катон внимательно посмотрел на Септемия.
И увидев, как Септемий посмотрел на Катона, тот ответил:
– Я сам не думал, что он сегодня явится в этом облике.
Септемий сидел, собираясь с мыслями.
– Хорошо, понтифик, я обдумаю увиденное и сообщу вам о своём решении до отъезда из Рима.
– Вот и хорошо! – раздалось в ответ. – Я оставляю тебя, Септемий! Привратники проводят тебя.
Септемий обернулся. Катон исчез за одной из ширм.
Оставшись один, Бибул подошёл к открытой нише. С опаской он вошёл внутрь и осмотрел стены. Стены были выложены из круглого камня и не имели никаких трещин или изъянов, которые могли бы навести на мысль о потайной двери.
В этот момент раскрылась дверь, в которую вошёл Септемий, направляясь сюда. Привратники попросили его проследовать за ними. Септемий совершил обратное путешествие по подземельям храма в молчании и раздумьях.
Глава 20
Гамилькар обернулся, выбежавшая отовсюду прислуга храма разделилась на две группы. Одна перенесла Апафию в её жреческие покои, где принялись хлопотать над её раной. Другие пытал ись помочь Клариссе освободить Массилия от доспехов, чтобы добраться до его ран. Гамилькар поискал глазами Иолу. Она сидела на корточках возле лежащего центуриона. Гамилькар пошёл к нему и, присев, приподнял его голову, почувствовав слабый пульс Кассия.
– Диархон, перевези женщин на корабль. Я пока окажу помощь! – отдал он указания Диархону. Увидев немой вопрос на лице Иолы, он успокоил: – Они выживут, если им оказать вовремя помощь, так что поторапливайтесь! Не время рассуждать! – поторопил Гамилькар. – Диархон вернется за нами, поэтому спешите!
Женщины смотрели на него вопросительно.
– Мы перевезем их на корабль и там вы мне всё расскажете! А сейчас в путь!
Гамилькар вновь склонился над Кассием. Центурион потерял очень много крови и ослаб совершенно, но молодое сердце боролось за жизнь. Гамилькар подумал о превратностях жизни, вынуждающую его оказывать помощь врагу. Но этот враг спас его жену, встав на пути слуг Двуликого, и его благородство несомненно достойного римлянина пересилила вражду двух народов. Кассия перевязали и отнесли к пристани храма. Барка посмотрел на Массилия. Рана декана была опасней. Второе ранение задело лёгкое. Массилия перевернули так, чтобы кровь не заливала лёгкие, но требовалась помощь лекаря. Массилия перевязали и, не переворачивая, перенесли к Кассию…
Наконец пришла лодка. Раненых погрузили в лодку. Гамилькар ещё раз справился о здоровье Апафии и узнал, что она уже пришла в себя и стала расспрашивать о случившемся. От этого известия он успокоился и отплыл к кораблю…