Рок. Лабиринт Сицилии, стр. 162

Иола стояла, охваченная странным волнением, она не могла пошевелиться от переполняющих её эмоций… Он смотрел ей в глаза… В его взгляде она читала и невыносимую муку разлуки, которую он перенёс, и приступы отчаяния, захлёстывающие человека в минуты его слабости, и бесконечную храбрость и отвагу, какую он проявил, чтобы оказаться здесь, и опьяняющее чувство любви к ней, которое он сберёг и сохранил в этих выпавших на его долю испытаниях…

– Здравствуй, Кассий! Иола ждала тебя! Ждала все эти дни, месяцы, ни на минуту не забывая о тебе! – Кларисса подтолкнула гречанку в объятия латинянина. – Она верила твоему данному ей слову! И я видела, как она переживала все эти месяцы, не засыпая по ночам! Особенно, когда пришло известие о гибели вашей армии под Тунессом! Но она молила Артемиду, чтобы она провела дорогу, которая приведёт твою сохранённую жизнь к ней! И, как я вижу, Артемида сделала это!

– Она не только сохранила жизнь Кассию! Она позаботилась ещё и обо мне, – подошёл к ним улыбающийся Массилий. – Несколько раз мы были на волоске от смерти! Но всегда чувствовали какую-то силу, помогающую нам с Кассием.

– Массилий?! Вот неожиданность! Как же вы попали на борт корабля Карталона? – Клариссу мучило любопытство.

– Мы совершали с Кассием морскую прогулку в обществе кружащих вокруг нас нереид, когда нас великодушно подняли на борт галеры Карталона Барки. Всё это было сделано несмотря на то, что мы были противоборствующей стороной в этой войне! – ответил, улыбающийся Массилий.

– Они плыли на самодельном плоту, который, надо сказать, был совсем неплохо сконструирован! Ибо в такой шторм совсем неплохо держался на плаву и боролся с волнами! – объяснил обстоятельства встречи Карталон. – Я сначала не поверил в историю о вашем знакомстве, но Кассий предъявил мне доказательство, с которым спорить было трудно. Вот так мы заимели двух членов команды.

Кассий, оторвавшись от Иолы, повернулся к Гамилькару. Он снял с себя данный Баркой амулет и протянул его ему.

– Возвращаю тебе, Гамилькар, в сохранности то, что ты доверил мне! И что, безусловно, помогло пройти этот нелёгкий путь сюда! Благодарю тебя за это!

Гамилькар взял амулет и повесил себе на шею, спрятав золотую дольку под хитон.

– Она лишь должна была создать условия, когда мобилизуются все силы человека в опасных для него ситуациях для его выживания. Но она не помогла бы тебе, если бы у тебя не было чистой, неиспорченной души! Давая её тебе, я полностью верил твоей душе и знал, что она лишь поможет тебе укрепиться в выбранном тобой пути! Но что же мы стоим здесь? Пора бы нам вернуться хоть на время в родовой дом Баркидов! Там, за столом, обсудим всё остальное! Пойдёмте!

И Гамилькар пригласил всех следовать за ним.

Глава 48

Септемий подошёл на место встречи с Титом Бабрукой, где они условились встретиться перед визитом в храм Двуликого Януса. Септемий был в сопровождении своей охраны, данной Республикой для квестора. Тит тоже пришёл не один, взяв с собой несколько десятков ветеранов африканского похода.

– Спасибо, Тит, что вызвался сопровождать меня в место, где сконцентрированы самые реакционные силы Рима! – поблагодарил легата Септемий. – Не будем терять время! Вперёд!

Отряд в четыре десятка вооружённых людей проследовал к храму Януса. Многие, кто встречался с ними этим вечером, удивлённо останавливались и провожали его взглядами.

К храму они подошли уже в полностью наступивших сумерках. У храма стояла стража магистратов города. Когда они увидели приближающийся отряд, они забеспокоились и старший из них вышел к ним навстречу, спросив:

– Куда следует столь многочисленный отряд ветеранов в такой поздний час?

– Отряд уже пришёл по назначению, декан! Я Септемий Бибул, сенатор и квестор консульской армии! Пришёл на встречу с верховным понтификом храма. Дайте ему знать о моем визите! Мы же пока подождём у храма!

– Я не могу запретить заходить в храм вам, квестор, но хочу услышать слово римского гражданина, что вы не пришли учинить какого-либо насилия!

– Нет, декан! Мы не будем проявлять насилие, если нас не вынудят этого сделать! Поэтому посылай гонца и можешь сопроводить нас!

Декан послал одного из своих подчинённых к понтифику и прошёл вместе с отрядом через открытые двери храма к верхнему алтарному жертвеннику, который находился между двумя колоннадами в базилике храма. От него уходило два хода, один вниз, в лабиринт храма, другие в подсобные помещения. Здесь отряд остановился. Ожидание продолжалось достаточно долго. Наконец, двери подсобных помещений открылись и оттуда вышел привратник храма. Он медленно подошёл к вооружённым людям и сказал:

– Понтифик рад приветствовать столь значительных людей Республики! Он приглашает квестора Бибула к себе для беседы! Если вы готовы, то пойдёмте! Остальных он просит подождать квестора на месте.

Септемий кивнул Титу головой и пошёл вслед за привратником. К удивлению Септемия, привратник повёл его не в лабиринт храма, а в находящиеся на верхнем этаже храма подсобные комнаты, откуда и вышел сам привратник. Они прошли несколько комнат и помещений, двери которых открывали им другие служители храма, пока не оказались у большой двери. Дверь со скрипом отворилась внутрь, и Септемий по приглашению привратника вошёл внутрь.

Катон стоял около изваяния Двуликого Януса, которое в точности повторяло виденное Септемием в подвале лабиринта, только меньшего размера. Но было ещё одно различие с его двойником в лабиринте. Его лики. Там, в лабиринте, одна сторона была человеческой наружности, а другой лик имел вид кровожадного монстра. Здесь же человеческий лик оставался тот же, но другая сторона была выполнена в облике старого, дряхлеющего старца. В руке, а точнее на ладони изваяния лежала красная роза…

– Не ждал я сегодня посетителей, – начал разговор Катон, – но не смог отказать столь доблестному воину и блестящему политику!..

– Которого в своё время ты и твой брат приговорили к смерти! – прервал его слащавую тираду Септемий и увидел, как изменилось лицо Катона. – Да, я совсем недавно видел такой же ненавидящий взгляд, и улыбка была такой же! Но я пришёл по другому поводу, понтифик. Я принёс то, что принадлежит не тебе и не мне! А вот ему! – Септемий показал пальцем на статую.

Глаза верховного понтифика налились кровью.

– Хотелось бы увидеть его самого, а не тот фарс, который ты или твой брат показали мне прошлый раз! Но я знаю про третьего. – При этих словах Катон почувствовал тряску в руках и ногах, не от испуга, а от неожиданности и непонимания, как вести себя при этом. – Поэтому это следовало бы отдать в руки самого Изимуда, но я сделаю вот так!

Септемий подошёл к изваянию и, вытащив, что-то из-за пояса, положил её на ладонь.

– Это весточка от моего отца божеству, которого он никогда и не почитал! – Септемий обернулся к Катону.

У того на лбу выступил пот. Руки его лихорадочно тянулись к ладони изваяния.

– Нет, постой, я передумал! – Септемий забрал с ладони амулет Астарты.

Катона передёрнуло от этого действия. Глаза его горели нечеловеческой ненавистью. Он огляделся, несколько раз взглянув на спрятанную за ширмой дверь, находившуюся недалеко от него…

– Что, хочешь позвать подмогу?! Давай! Я жду этого! – Септемий сжал в кулаке кусочек золота. – Вот ради такого же куска погибло тридцать тысяч римлян! Ради сокрытия этого куска был убит мой отец! Но твой бог или кто там он есть не влияет на меня никаким образом, и я с удовольствием выжгу это гнездо, а завтра что-нибудь придумаю, почему я это сделал!

– Чтобы убить тебя, мне не нужна помощь! – зашипел другим голосом понтифик.

– Да? Я уже это слышал! И кто же мне это говорил? Не догадываешься? Rex sacrorum! Но сейчас он в свите DIS PATER! Куда отправлял многих, но на этот раз рок увлёк и его самого!

– Как, как он погиб? – Катон испытывал муки, сдерживая себя, чтобы не бросится на Бибула.

– Это была месть за моего отца! – Септемий стал ещё жёстче. – А теперь слушай меня! Умирает мой старый друг, проконсул Гай Селинатор, и у меня есть основание полагать, что это отравление! Отравление такое же, как и у моего отца! Мне нужно противоядие, или… – С этими словами он подошёл к жертвенному огню, с шипением горевшему у алтаря Двуликого Януса, – Или я расплавлю эту часть, как бы сильно ни была она вам дорога и значима.