Рок. Лабиринт Сицилии, стр. 150

…Небо насупилось, тяжело дыша… Септемий находился на одном корабле с Катуллом и Титом Бабрукой. Победа во встречном сражении с флотом Гамилькона бодрило душу. Потери флота были немногочисленными, около двадцати пяти галер. Пуннийцы потеряли больше… Главное, была выполнена основная задача – прорыв в воды внутреннего моря! И флот устремился к Сицилии… Но ещё во время битвы разыгрался ветер, который как бы говорил, что морские боги недовольны, что военные флоты двух враждебных друг другу государств пересекают море, подвластное им, с такой частотой! И в подтверждение этих мыслей людей с галер, наблюдающих за игрой Нептуна, ветер пригнал тяжёлые тёмные тучи с неистово свистящим ветром. А Нептун выпустил своих дочерей нереид и своего сына Тритона, которые своим хороводом вызвали грозную бурю…

– Правьте против волн! – кричит Аппий Катулл. – Держать курс!..

Галеры бросает на бушующих волнах, как щепки. Первая линия кораблей смешана со второй линией. Люди виснут на рулевых вёслах, стараясь, как могут, выправить курс. Но сделать это очень трудно. Волны подхватывают галеры и легко перебрасывают их друг к другу, стараясь свалить их на борт, и если им это не удаётся, они бросают их дальше…

Палубу залило огромной массой воды… Захлёстывающие нос волны стремились утопить, подмять под себя корабль… Но корабль упрямо поднимался, вода сбегала, уступая место следующим волнам… Всё повторялось, и вопрос о гибели корабля откладывался до другой огромной волны… Тогда хитроумный Нептун придумал другой способ проучить людей! Волны хватали корабли и старались столкнуть их друг с другом. Корабли, не успевшие отвернуть, сталкивались, и слуги Нептуна с радостью накрывали их, топя… Септемий видел, как две квинтиремы, следующие позади них, стали с каждой волной приближаться друг к другу. Потом в какой-то момент две волны, подхватив корабли, бросили их в одну точку… Один корабль, преодолев свою волну, стал опускаться вниз, на гребень другой, на которой плыла другая. Удар был столь силён, что галеры разломились, и через мгновение их обломки исчезли в бурунах и пене… Вскрылась самая главная опасность в шторм – близость кораблей. Но это уже нельзя было исправить. И волны, поняв слабость и ошибку человеческого расчёта, устремились воспользоваться этим…

…Из тех, кто наблюдал в эти мгновения за поведением людей, многие утверждают, что в такой момент теряют мужество даже храбрецы! Понимание того, что твоя жизнь уже не зависит от тебя, от твоего поведения, ввергает людей в отчаяние! Здесь правит свой бал господин случай, и храбрость или доблесть не помогут в достижении главной цели – выжить…

…Весь день шторм разбрасывал и топил корабли… И только к вечеру ветер стал утихать… Но море ещё долго продолжало волноваться вследствие природной инерции…

Всех, кто выжил в этой бесконечной битве с силами природы, управляемой богами, изнурённых физически и испытывающих психологическую усталость от перенесённых тревог, сон валил с ног. Бог Гипнос, спустившись на мачты оставшихся на плаву римских галер, погрузил всех в сон. Повинуясь его безграничной воле, сон сковал и силы Нептуна! И могучий бог вместе со своими дочерьми и сыном отправились в свои морские покои. На море опустилась ночь…

Утро было серое. Небо, затянутое облаками, как нашкодивший мальчишка, слезливо вглядывалось в остатки римского флота. Сам флот был раскидан стихией так, что никто не предполагал масштаб катастрофы. Люди проснулись отдохнувшими, взбодрившимися. С адмиральской галеры неслись трубные призывы, созывающие раскиданные корабли. Галеры, услышавшие призыв, дублировали его, передавая таким образом сигнал на более обширную территорию. И корабли, услышав сигнал, устремились на звук труб, собираясь в боевую единицу. К обеду собралось двадцать три галеры.

– Будем ждать до вечера! – убеждённо сказал Аппий Катулл, которого не покидала вера в лучший исход плавания. В его голове не укладывался промысел богов, которые в начале дня были на стороне Римской республики, отдав им победу в морском противостоянии, но впоследствии оставили их в борьбе с морской стихией.

Септемий стоял в раздумье, вглядываясь в серый горизонт. Он размышлял о незавидной судьбе этой экспедиции. Убеждённость в её успехе была столь высока, что Республика даже не рассматривала вариант своих действий при неблагополучном её исходе. Теперь, когда после понесённого страшного поражения и такого трагического финала, постигшего уже и флот, перевозившего остатки армии консула Регула, Республике придётся искать и принимать нелёгкие решения для продолжения войны с Карфагеном или же заключения с ним мирного договора.

«То, что определённые круги олигархического Сената будут выступать за продолжение войны, сомневаться не приходится, – думал Септемий, – пройдут новые выборы консулов, и шанс заработать себе голоса избирателей, играя на патриотических чувствах и мотивах нашего плебса, будут использовать многие кандидаты! Если сейчас кто-либо выйдет на выборы с идеей мира, он заранее обрекает себя на поражение. Для мира нужна победа! Хоть малая, но победа! И поэтому война будет продолжена! Люди, начиная конфликты, которые перерастают в войны, не осознают, что Марса легче не будить, чем вновь уложить спать! Даже после подписания мира найдутся те, кто будет играть на слабостях этого договора, поднимая свою значимость в глазах низших триб избирателей».

К Септемою подошёл Тит и отвлёк его от дум:

– Как думаешь, выжил ещё кто-либо?

– Моё сердце хочет, чтобы выжили все! Но, глядя на эти плачущие облака, вера уходит. Крепись, Тит, это не твоя вина и не моя! Боги наказали нас за самонадеянность. Регул, вовлёкший в свой поход стольких людей, имеет более благосклонную судьбу, чем они! Они навсегда погрузились в эти холодные, пенящиеся массы воды!

– И всё же подождём ещё! – Тит отошёл от Бибула.

К вечеру число собравшихся кораблей составило чуть более трёх десятков. Поняв, что ждать более не имеет смысла, Катулл отдал приказ трогаться к Мессине. Катастрофа, произошедшая в заключительной фазе похода, сделала всех замкнутыми и молчаливыми. Из трехсот кораблей возвращалась только десятая часть…

Глава 40

Неделя плавания на галере Карталона пронеслась для Массилия на одном дыхании. Наконец его мечта, тихо спящая в нём с того самого момента, когда он мальчишкой побывал на корабле этрусков, сбылась! Душевный восторг не от простого созерцания моря, а от приобщения его к морскому делу в качестве морехода, переполнял его чувства. Массилий с удовольствием брался за самые тяжёлые, по меркам матросов, дела. Это сразу бросилось в глаза простым морякам галеры, которые сначала подозрительно-холодно встретили двух латинян, помня все военные действия, ведущиеся между городами. Но простота в общении и доброжелательность вновь прибывших быстро растопили сердца даже самых непреклонных противников появления римлян в команде. К тому же, на галеру прибыл Гикет, который поведал всем, при каких обстоятельствах те в прошлый раз оказались на корабле Гамилькара. Это подтверждение совсем развеяло все сомнения в надёжности новых товарищей, и команда уже с явным интересом наблюдала за появлением в своих рядах новых членов. После пронёсшейся бури плавание проходило без каких-либо затруднений. Галеры неслись по волнам, миновав берега Тапсуса и Большого Лепсиса – городов, некогда союзников Карфагена. Оба эти города имели свои вооружённые силы, включая флот. Карталон, имея на своих кораблях контингент лакедемонян, не стал заходить в порты этих городов, чтобы те не заподозрили худого в отношении себя от прибывшей флотилии. Он послал в Большой Лепсис две галеры на закупку необходимого провианта и продолжил плавание к Киренаике.

До Киренаики оставался день пути, когда наблюдатели галеры Карталона, находившиеся на верху мачт, заметили парус корабля с гербом и цветами Птолемеев. Корабль двигался по встречному курсу по отношению к кораблям флотилии Карталона. Но самое главное, вслед за ним неслись два паруса, разделённые диагонально на два цвета – белый и чёрный. Увидев флотилию Баркидов, оба корабля развернулись и уплыли обратно, а галера Птолемея легла в дрейф. Карталон приказал править к ней. Корабли сблизились. На борту галеры Птолемеев стоял человек в голубом жреческом одеянии. По его жреческой хламиде от расшитого золотом пояса расходились в стороны золотые вышивки, символизирующие солнечные лучи, отчего становилась понятна его принадлежность к жреческому культу Амон-Ра.