Рок. Лабиринт Сицилии, стр. 109

– Я тебе хочу сказать более, – снизил свой голос Котта, – у него появилась склонность к интригам среди своих сподвижников в ставке! Септемий Бибул, пользующийся вроде бы у консула расположением, ведь консул прислушивается к его мнению и проявляет уважение к его взглядам на ведение войны, вдруг начал вызывать у Регула раздражение! Как только Септемий отправился в Клупею, он тут же отменил ограничение передвижения находящихся в лагере арканитов и их магистра. Магистр эти дни стал почти что тенью Регула! Хотя мне кажется, у него какая-то своя задача, скрытая даже от Регула. Но не это меня тревожит! Я еду в ставку, чтобы отправить весточку Септемию. Мне кажется, ему грозит опасность! И эта опасность исходит от обоих – и от консула, и от магистра арканитов. Уезжая сюда, я стал невольным свидетелем отрывка одного разговора! Этот разговор состоялся между Регулом и этим rex sacrorum. «Всё, что мне нужно, – сказал Регул, – это чтобы моё имя не было в числе подозреваемых! Именно поэтому я посоветовал ему везде ходить с охраной или быть возле меня!» «Тебе или, вернее, твоей репутации ничего не грозит, – ответил rex sacrorum, – это произойдет в месте, отдалённом от тебя. Он уже выполнил возложенные на него наши надежды. Больше пользы он нам не принесёт и поэтому в Риме он нам не нужен». «Какую же пользу мог принести этот змеёныш в моей армии? Я был вынужден терпеть его слишком умное лицо всё это время?» – Голос говорил с явным пренебрежением к этому человеку, о ком вёлся разговор. «Ты в Африке, Марк! Вот его заслуга!..» – Сервилий прервался, обдумывая что-то. – Далее я не расслышал, так как они, пройдя мимо меня, отдалились и слов было не разобрать. Я не сразу придал этому значения и не провёл аналогий, к кому могло относиться услышанное. И уже здесь я вдруг подумал о Септемии! Ведь только его одного нет сейчас в ставке! И если бы не его обходной манёвр кораблей у мыса Экном, наша там победа была бы под вопросом…

– Сервилий, мы не можем более говорить, когда нашему другу грозит опасность! Надо известить Септемия как можно быстрее!

Друзья простились и отправились каждый в свою сторону…

Глава 15

Между двух городов, а вернее всего того, что от них осталось, ибо города практически были превращены в руины, стоит римский военный лагерь. В утренних лучах он кажется огромным живым организмом. Окрестности лагеря вытоптаны и сожжены, и это несмотря на то, что лагерь почти не укреплён. Римляне давно уже не ведут себя в Африке как союзники ливийцев. Всё, что можно отнять, забрать, реквизировать для нужд армии, отнимается.

Ливийцы, встретившие римлян как союзников, теперь затаились и стараются не покидать своих поселений. Они прячут, угоняя в безлюдные места, свои стада скота и прячут муку и зерно. Римская тень, только двигающаяся в сторону Карфагена, уже накрыла своей тяжёлой, смертоносной дланью ту часть территории страны, по которой она двигалась.

С высоты птичьего полёта лагерь похож на огромный муравейник, из которого в разные стороны двигаются вереницы обозов и людей. Одновременно с ними им навстречу движется множество таких же обозов и конных разъездов, торопящихся в лагерь. Эти, как и труженики природы муравьи, ведут людей, несущих на своих головах корзины, нагруженные различной снедью. Также гонят и небольшие стада разного скота, реквизированного у туземцев, не успевших спрятать своё добро. Только одно отличие между лагерем и муравейником разительно бьёт в глаза. Как известно, муравейники очень боятся пожаров, так как по природе своей собраны из горючего материала. Вот в этом и состоит главное отличие нашего сравнения. Лагерь-муравейник сам является пожаро-разносящим центром, от которого в различные стороны распространяются всё новые и новые очаги. Новые столбы дыма появляются то там, то здесь, распространяясь всё далее и далее вокруг разграбленных селений около лагеря.

На холме возле одного из разрушенных городов видна группа людей в очень красивых, богатых доспехах с разными яркими султанами на шлемах. Среди них выделяются золотистые стяги расшитых золотом и парчой консульских атрибутов. Ликторы консула, встав в четырёхугольник вокруг холма, несут службу, не пропуская на холм никого без согласия самого консула. Сам консул выехал посмотреть окрестности вокруг разграбленного города, который отказался выдать запасы пшеницы после того, как их потребовали латиняне.

– Вот такой пример должен заставить туземцев задуматься, как отказывать нам в нашем требовании! Слово консула должно восприниматься туземцами буквально и мгновенно выполняться! – изрекает Регул, вполне удовлетворённый открывшимся видом на дымящиеся развалины города. – Сколько туземцев перебито? Сколько взято в плен?

– Больше трёх тысяч убито, консул, – отвечает один из легатов, Серидий Комин. – Туземцы слабо защищались, легион быстро сломал их сопротивление. В плен взято более полутора тысяч варваров, в основном женщины и дети! Что будем с ними делать? Может, отпустить их?

– Да ты что, Серидий?! Ливийцы часто воюют меж собой! Нужно найти город, недружественный этому, и продать их там! Нужно было думать, прежде чем отказывать нам в нашем требовании! Не везти же их в Италию! А отпускать их незачем! Мы же освободили их от пуннийцев! Где их благодарность?

– Сегодня прибыли посольства шести ливийских городов! Они просят, чтобы мы распределили наши требования между ними в равных долях! Они боятся, чтобы на кого-либо не упала тягота снабжения нашей армии больше, чем на другого! В подарок они привезли обоз с мукой и фруктами! – говорит другой легат.

– Вот. Ситуация меняется, – самодовольно замечает Регул.

– Они прислали крохи, чтобы скрыть мешки! – Из-за спин легатов появляется советник. – Мне хочется прослезиться, когда вы, – он обращается к легатам, – рассуждаете: «А не отпустить ли нам их?»! И это римские орлы, призванные завоевать мир? Завоёванным миром надо управлять так, чтобы он даже искоса побоялся посмотреть на Рим! Я смотрю, один лишь консул обладает твёрдостью духа и не проявляет слабости к местным бунтовщикам, какую, например, проявил умерший проконсул Кавдик! Он бесцельно простоял под Акрагантом более полугода, пока враг не усилился и не разбил его цивилизованную армию!

– Проконсул был храбрым командующим, нередко он проявлял к нам завышенные требования, но он воевал с врагом, который был с оружием в руках, а не с сохой и виноградной лозой! – ответил Советнику Серидий Комин. – Да, мы не вырубали апельсиновых рощ вокруг города! Не жгли храмов! Мы воевали с врагом! Но и враг был такой же цивилизованный! Наших раненых, оставшихся под городом, нам возвращали в лагерь, не причинив им никакого вреда! А местных сицилийцев война вообще не касалась! Они могли продавать пшеницу как нам, так и пуннам. Проконсул был настоящим республиканцем и лицо его было открыто для всех! И для врагов, и для друзей! – гордо закончил легат, заступившийся за своего бывшего командующего.

Глаза советника загорелись недобрым светом:

– Ты, легат, хочешь увидеть моё лицо? Ну что же, придёт время и ты увидишь его! Но оно откроется только тогда, когда вокруг Рима будут одни друзья и законы служителей храма изменятся! Для этого мы не щадим своих жизней! Наш орден, в отличие от вас, назначенных на должность только на время военных действий, ведёт схватку с врагом постоянно!

– Вот как? А может, храбрый служитель храма научит нас воевать? Или расскажет о своём славном участии в битве у Эрбесса? – вспыхнул Серидий. – Твои слова звучат как угроза? Так мне не страшно! Из-под стен Акраганта при втором штурме города меня унесли раненым! И отбил меня сам проконсул, поведший пехоту в контратаку! И ещё одна правда! Зная проконсула, мне совершенно непонятна причина вступления им в сражение после неудачного штурма! На него явно давили! Вопрос кто?..

При этих словах советник еле сдерживался от нахлынувшей на него ярости… Регул, наблюдавший за перепалкой как бы со стороны, не вмешивался в неё. Это был хитрый ход с его стороны. Он чувствовал правоту слов Серидия. Особенно тех, что поставили под сомнение принятие решения о сражении под Эрбессом. Но советник пока ещё был ему нужен. Не все действия и планы выполнил он и поэтому поспешил вступить в спор: