Хроники Нарнии. Том 2, стр. 28

— Пора подкрепиться! Пора освежиться! — то и дело кричал старый толстяк.

Все принялись есть виноград. У нас в Англии неплохо поставлено тепличное дело, но таких ягод вам не доводилось пробовать и во сне — крупных, спелых и крепких. Стоило только положить такую ягоду в рот, как она сама взрывалась, наполняя весь рот прохладной, душистой сладостью. Таких ягод девочки никогда не ели. Или, если уж говорить правду, может, иногда и пробовали, но им доставалась такая малость, что об этом и говорить-то не стоило. А теперь ягод было видимо-невидимо, и они могли есть вволю.

И все ели сколько хотели, а ягод не убывало — их было больше, чем смогли бы пожелать все, кто там был, даже если бы они были самыми ненасытными обжорами. К тому же никому не было до тебя дела и никто не следил, как ты ведешь себя за столом. У всех были такие же, как у наших девочек, грязные липкие пальцы, а рты были битком набиты. И при этом они еще умудрялись смеяться и петь — да-да, петь, выводя причудливые трели похлеще любого тирольца:

— Эван, эво-о-о-о-эээ!

Так продолжалось, казалось, целую вечность. Вдруг в одно мгновение все сразу почувствовали, что пора кончать и игру, и пир — наверно, просто потому, что не могли уже больше ни есть, ни бегать, ни смеяться. Обратив глаза к Аслану, все старались расслышать, что он говорил тем, кто стоял рядом с ним.

Люси увидела, что вот-вот встанет солнце, и, что-то вспомнив, сказала, обращаясь к Сьюзен:

— Сьюзен, а я знаю, кто они такие.

— Кто же?

— Этот мальчик с диким лицом — Вакх, старик на осле — Силен... Или ты не помнишь, как нам рассказывал о них господин Тумнус — много-много лет назад?

— Да, конечно, помню. Но знаешь что, Лю...

— Что?

— Вряд ли я смогла бы чувствовать себя спокойно рядом с Вакхом и его дикими девушками, если бы повстречала их одна, без Аслана. Не такие они уж и милые... я хочу сказать, не всегда они такие милые... С ними просто небезопасно.

— Мы же с Асланом, так что незачем об этом и беспокоиться, — ответила ей Люси.

Глава двенадцатая

ИЗМЕНА И ВОЗМЕЗДИЕ

Тем временем Трумпкин и мальчики добрались до темной невысокой каменной арки, которая вела внутрь Кургана. Два часовых-Барсука (в темноте Эдмунд различал лишь белые пятна у них на лицах) выскочили откуда-то сбоку, оскалили зубы и прорычали:

— Кто такие?

— Это я, Трумпкин, — отвечал гном. — А со мной — Верховный Король Нарнии, явившийся на зов из далекого прошлого.

Барсуки подозрительно их обнюхали с ног до головы, потом лизнули мальчикам руки.

— Наконец-то! — произнес один из них.

— Все-таки дождались! — сказал другой.

— Посветите нам, друзья, — попросил Трумпкин.

Один Барсук нырнул в арку и вернулся оттуда с факелом. Питер зажег его и передал Трумпкину.

— Ведите нас, Д.М.Д., — сказал он. — Мы не знаем всех здешних ходов и выходов — все это сделано уже после нас.

Трумпкин взял в руки горящий факел и пошел впереди по темному туннелю. Это было холодное черное помещение с замшелыми стенами. Навстречу факелу вспархивали ошалевшие летучие мыши, отовсюду свисала паутина. С тех пор, как мальчики перенеслись в Нарнию прямо с железнодорожной станции, они почти все время были на свежем воздухе. Поэтому здесь они чувствовали себя так, будто неожиданно угодили в ловушку или в тюрьму.

— Послушай, Питер! — тихонько шепнул Эдмунд. — Ты заметил эти каменные рельефы и надписи на стенах? На вид они очень древние. И тем не менее мы еще старше, чем они. Ведь при нас их еще не было.

— Да, — сказал Питер. — Это наводит на кое-какие мысли. Сначала гном шел все прямо и прямо, потом свернул направо, потом налево, потом по какой-то лесенке они спустились вниз и снова повернули налево. Наконец впереди забрезжил свет. Он выбивался у самого пола в щель из-под какой-то двери. Это была дверь,

ведущая в центральное помещение Кургана. И здесь впервые они услышали тихие голоса. Голоса доносились из-за двери и казались очень сердитыми. Похоже, там не на шутку ссорились, а кто-то кричал так, что в комнате не услышали, как мальчики и гном подошли к двери.

— Что-то мне не нравится, как они разговаривают, — прошептал Трумпкин Питеру. — Давайте постоим с минутку и послушаем.

Все трое застыли, почти вплотную прижавшись к стене по обе стороны от двери.

— Вы очень хорошо знаете, — услышали они звонкий молодой голос ("Это король!" — шепнул Трумпкин), — почему в то утро я не смог протрубить в рог точно на рассвете. Неужели вы забыли, как Мираз напал на нас чуть ли не сразу после того, как ушел Трумпкин, и мы не менее трех часов дрались, защищая свою жизнь? Я протрубил, как только у меня выдалась первая свободная минутка, даже не успев как следует перевести дыхание.

— Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть то утро, — отвечал сердито другой голос. — Ведь моим гномам пришлось принять на себя главный удар, и пятая часть их погибла!

— Это Никабрик, — шепнул Трумпкин.

— Неужели тебе не стыдно, гном! — заговорил густой, немного сиплый голос ("Стародум", — пояснил Трумпкин). — Всем нам пришлось не легче, чем гномам. Мы тоже много потрудились. Но в то утро никто не сделал больше, чем наш король!

— Можешь тешить себя этими выдумками сколько угодно, — сказал Никабрик, — сейчас дело не в том, кто сколько тогда сделал. Что бы вы ни говорили в оправдание, суть одна. Никакая помощь не пришла. А это значит, что либо рог протрубил слишком поздно, либо у него нет волшебных свойств. Так ответь мне ты, великий писарь, ты, ученый чародей, ты, всезнайка, — неужели и сейчас ты будешь уговаривать нас положиться во всем на Аслана, на короля Питера и прочую компанию?

— Не стану отрицать, что глубоко разочарован ходом этой операции, — услышали они в ответ.

— Это доктор Корнелиус, — пояснил Трумпкин.

— Скажи уж проще, — съязвил Никабрик. — Твоя сумка пуста, твои яйца протухли, твоя рыбка сорвалась с крючка. Словом, все твои обещания оказались пустыми. Поэтому отойди в сторону и не мешай делать дело другим. Раз уж так получилось...

— Помощь придет, — прервал его Стародум. — Я во всем полагаюсь на Аслана. Только наберитесь терпения. Ждите, как ждем мы, Звери. Помощь придет. Может быть, она уже тут, за дверью...

— Вздор! — огрызнулся Никабрик. — Вы, Барсуки, способны ждать до тех пор, пока само небо не обрушится на землю, и других заставляете дожидаться вместе с вами. А мы ждать не можем. Не имеем права ждать! Нам уже почти нечего есть, и каждый день мы несем непозволительные потери. Наши сторонники начинают уже потихоньку разбегаться.

— А почему? — снова перебил Стародум. — Хочешь, я объясню тебе, почему? Потому что все уже знают, что мы позвали на помощь древних королей, а они не пришли и не прислали никакого ответа. Но кто виноват? Ведь последнее, что сказал нам Трумпкин, уходя, скорее всего, навстречу верной смерти, было: “Когда вы, ваше величество, протрубите в рог, пусть в армии никто не знает, что это за рог и какие надежды вы на него возлагаете”. Мы это слышали и обещали сохранить тайну. Но уже к вечеру в армии, похоже, все знали, куда он ушел.

— Если ты пытаешься намекнуть, что это я выболтал тайну, — закричал Никабрик, — то тебе проще было бы сунуть свое серое рыло в гнездо с шершнями!

— Да прекратите вы оба! — вмешался Каспиан. — Никабрик тут намекал, будто знает, что нам делать. Мне хотелось бы знать, что он имеет в виду. Но сначала я должен выяснить, кто эти два незнакомца, которых он привел с собой на наш совет. Они слышали все, о чем мы говорили, но сами до сих пор отмалчиваются.

— Это мои друзья! — заявил Никабрик. — Почему ты считаешь, что у тебя прав больше, чем у меня? Ты можешь приводить своих друзей на совет, а я не могу? Ведь Барсук здесь лишь потому, что он твой друг. Да и у этого старого дурня в черной хламиде нет иного права присутствовать здесь, кроме того, что он, понимаете ли, твой друг! Чем хуже мои друзья? Почему я не могу приводить с собой тех, кого нахожу нужным?