Хроники Нарнии. Том 1, стр. 24
Разумеется, жена кэбмена решила, что спит и видит сон. Поэтому не бросилась к мужу и не стала требовать от него, чтобы он, ради бога, объяснил ей, что происходит с ними обоими. Но вот она поглядела на Льва и была уже не так твердо уверена, что все это ей снится, хотя почему-то не испугалась. Она склонилась перед ним в полуреверансе, как в то время еще делали деревенские девушки. Потом подошла к кэбмену, вложила свою руку ему в ладонь и стала рядом с ним, с несколько оробелым видом озираясь вокруг.
— Дети мои, — Аслан устремил на них пристальный взгляд, — вы будете первыми королем и королевой Нарнии.
Кэбмен в изумлении раскрыл рот, а его супруга покраснела до кончиков ушей.
— Вы будете править этими существами, давать им имена, вершить над ними правосудие, а если на них поднимутся враги — защищать от врагов. А враги у них будут, потому что в этот мир проникла злая Колдунья.
Кэбмен с трудом сглотнул несколько раз, прочищая горло.
— Прошу прощения, сэр. Я, конечно, премного вам благодарен, и хозяйка моя скажет вам то же самое, но я ведь не из тех парней, которые подходят для такой работы. Понимаете, я не получил никакого образования.
— Ну, — сказал Аслан, — умеешь ли ты хотя бы управиться с лошадью и плугом, растить для себя плоды земные?
— Да, сэр. В такой работе я малость смыслю, потому что вырос за нею.
— Сможешь ли ты править этими существами с лаской и справедливостью, памятуя, что они не рабы, подобные бессловесным животным в вашем мире, но Говорящие Животные и свободные существа?
— Постараюсь, сэр, — отвечал кэбмен. — Насколько сумею, ЙУДУ обращаться с ними по чести и справедливости.
— И ты воспитаешь своих детей и внуков так, что и они будут поступать с ними подобным образом?
— Постараюсь сделать все, сэр, что от нас зависит. Не так ли, Нэлли?
— И у тебя не будет любимчиков среди собственных детей или среди этих созданий, ты не позволишь никому владеть другими животными и заставлять их работать на себя?
— Я ни за что не позволю, сэр, чтобы дело дошло до этого, — сказал кэбмен. — И обещаю вам, если мне кто-то попадется на таком деле, я им покажу, где раки зимуют.
Пока продолжался этот разговор, кэбмен преображался на глазах: голос его становился более сильным и звучным, он ясно выговаривал все слова — это был тот деревенский говор, который он усвоил еще мальчишкой, а не резкий и торопливый кокни — диалект лондонского простонародья.
— А если нападут враги? Ибо враги рано или поздно нападут на вас. Если начнется война, будешь ли ты первым в атаке и последним в отступлении?
— Да, сэр, — медленно отвечал кэбмен, обдумывая каждое свое слово. — Впрочем, в таких вещах человек ничего не может знать заранее, пока сам не испробует, что к чему. Осмелюсь сказать, что по природе я — парень тихий, никогда ни с кем не дрался... ну, если случалось побоксировать, так это совсем другое дело... Я, конечно, буду стараться... и надеюсь, что сумею сделать все, как надо, если такое выпадет мне на долю.
— Значит, — сказал Аслан, — ты сможешь сделать все, что обязан делать король. Вскоре состоится твоя коронация. И ты сам, и твои дети, и внуки пребудут счастливы и благословенны. Некоторые из них станут королями Нарнии, другие — королями Арченланда, страны, которая лежит вон там. — Лев показал лапой в сторону Южных Гор. А тебе, маленькая Дочь Евы, — обратился он к Полли, — я говорю: “Добро пожаловать в Нарнию!” Простила ли ты мальчику обиду и насилие, которые он учинил тебе в зале со статуями, в опустелом дворце проклятых владык Чарна?
— Да, Аслан, — сказала Полли. — Мы это давно уладили.
— Это хорошо, — одобрил Аслан. — Тогда займемся мальчиком.
Глава двенадцатая
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЯГОДКИ
Дигори крепко сжал губы. Он испытывал все большее беспокойство, но надеялся, что, как бы ни обернулось дело, хныкать он не будет и не станет всеобщим посмешищем.
— Сын Адама! — обратился к нему Аслан. — Готов ли ты исправить беду, которую накликал на милую моему сердцу страну Нарнию в самый день ее рождения?
— Я не знаю, что я тут смогу сделать, — сказал Дигори. — Вы же сами знаете, что эта королева убежала, и...
— Я не спрашиваю тебя, что ты будешь делать, — прервал его Лев. — Я спрашиваю: готов ли ты?
— Да, сэр, — отвечал Дигори.
На миг в голове его вспыхнула безрассудная мысль сказать Льву: “Я постараюсь помочь вам, если вы дадите обещание помочь моей маме”. Но, к счастью, он вовремя сообразил, что Лев — не то существо, с кем можно торговаться. Но, когда он говорил “да”, то думал о своей матери, о великой надежде, которой он жил все эти часы и которая сейчас вдруг покинула его. Поэтому в горле у него застрял комок, на глазах выступили слезы, и, не удержавшись, он выпалил:
— Ну пожалуйста... прошу вас... если можете, то дайте мне что-нибудь, чтобы вылечить мою маму...
До этой минуты он не смел поднять голову и глядел на огромные передние лапы Льва и его чудовищные когти. Но теперь, в отчаянии, он забыл свой страх и поглядел ему прямо в глаза. И то, что он увидел, повергло его в изумление, какого он не испытал более за всю свою жизнь. Темно-рыжая голова склонилась так низко, что была почти возле лица мальчика, и — чудо из чудес — глаза Льва были полны огромных, сверкающих слез. И по сравнению с ними слезы самого Дигори были такими крохотными и тусклыми, что на какой- то миг ему показалось — Лев горюет из-за болезни его матери даже больше, чем он сам.
— Ах, сын мой, сын мой! — промолвил Аслан. — Я все понимаю. Горе твое велико. И в этой стране только мы с тобою знаем, что это такое — горе. Поэтому постараемся помочь друг другу. Мне сейчас приходится думать, как на сотни лет оградить мою Нарнию от бед. Колдунья, которую ты доставил сюда, рано или поздно вернется в Нарнию. Но нам не следует из-за этого впадать в отчаяние. Я хочу посадить Дерево, к которому она не посмеет приблизиться. Это Дерево будет охранять от нее Нарнию много сотен лет. Этому краю суждено долгое блистательное утро, и много воды утечет, прежде чем первые тучи омрачат солнце. И ты должен доставить мне то семя, из которого я смогу вырастить такое дерево.
— Да, сэр.
Он еще не знал, как это сделает, но чувствовал, что должен сделать. Лев глубоко вздохнул, еще ниже склонил к нему голову и подарил мальчику свой львиный поцелуй. И Дигори сразу ощутил прилив новых сил и отваги.
— Милый мой сын, — сказал Аслан. — Сейчас я расскажу тебе, что ты должен делать. Повернись и погляди на запад. Скажи мне, что ты там видишь?
— Я вижу там страшно высокие горы, Аслан, — отвечал Дигори. — И утес, с которого спадает эта река — огромный водопад. А за этим лесом видны зеленые вершины, поросшие лесом. За ними гребень еще более высокой горной цепи — отсюда она кажется почти черной. А еще дальше — очень далеко — огромные снежные горы, которые сошлись вместе и тянутся высоко в небо — как на тех картинках, где изображены Альпы. Ну, а за ними уже ничего не видно, только небо.
— Ты все разглядел правильно, — сказал ему Аслан. — Там, где река падает с утеса, проходит граница Нарнии, и как только ты поднимешься на этот утес, ты покинешь Нарнию и вступишь в Западный Дикий Край. Тебе предстоит пройти через все горы и идти до тех пор, пока не найдешь потаенную горную долину, где будет глубокое озеро. Эта долина со всех сторон окружена стеной ледяных гор. У дальнего края озера стоит высокий зеленый холм. На вершине холма — сад, а посреди сада растет Дерево. Сорви яблоко с этого дерева и возвращайся ко мне.
— Да, сэр, — снова повторил Дигори.
Он совершенно не представлял себе, как подняться на этот утес, а потом проложить себе путь через горы. Но он не хотел говорить об этом — он боялся, что его слова будут приняты за попытку отказаться под благовидным предлогом от трудного задания. А вслух он произнес: