Их было семеро…, стр. 44

«— Их цель — нейтрализовать господина Назарова.

— Убить?

— Выкрасть. И переместить в Россию. Я вижу, вас это встревожило?

— Во всяком случае, заставило задуматься.

— Выбросите из головы. Они не причинят вреда вашему патрону. Об этом я позабочусь…»

Док выключил магнитофон. Помолчав, спросил:

— Что все это значит?

— Я и сам думаю, — отозвался Пастухов.

— Эти пятьдесят тысяч баксов, про которые ты сказал, что это цена жизни Назарова… Такие деньги не носят с собой все время. Их берут, когда знают, что придется платить. Нет, Сережа, это была не цена жизни Назарова. Это была цена наших жизней.

— Согласен, — кивнул Сергей.

— Два вопроса, — продолжал Док. — Первый: как он узнал про наше задание?

— Резидент?

— Вряд ли. Не думаю, что резидента в это посвящали. Смысл?

— Догадался?

— Нет, знал. Твердо знал.

— Откуда?

— Ответ может быть связан со вторым вопросом. Почему он приказал стрелять, как только услышал, что мы работаем на Управление?

— Знал, что это такое, — предположил Пастухов. — Понял, что сунулся в самое пекло.

— Есть и другое объяснение.

— Какое?

— Скажу, — пообещал Док. — Но при одном условии. Ты ничего не ответишь мне сразу. Ни да ни нет. Вообще ничего. Будешь молчать и думать. Согласен?

— Выкладывай.

— Он сам работал на Управление…

VI

После щедрого полуденного солнца в библиотеке было почти темно. Три высоких мавританских окна выходили на северную сторону, в сад. На стеллажах поблескивали золотым тиснением корешки старинных фолиантов. Мебель тоже была старинной, тяжелой, из темного дуба. Высокие спинки кресел были обнесены, словно кружевным подзором, затейливой восточной резьбой. Эта резьба, арабская вязь вперемежку с кириллицей на корешках книг, островерхие дверные и оконные проемы, кривой турецкий ятаган над большим английским камином — все здесь словно старалось напомнить о том, что это уже не Европа, но еще и не Азия. Граница между ними. Ближний Восток.

И такой же двойственной — незатейливо-примитивной, даже хамски-прямолинейной и одновременно изощренно-витиеватой, будто восточная мелодия или узор на коже гюрзы — казалась Губерману интрига, в центре которой были обитатели этой виллы, и главный из них — сам Назаров.

Всем своим нутром чувствовал это Губерман. Всеми фибрами души. Жилками такими. Про которые ничего нет в Большой Советской Энциклопедии, но которыми пронизан весь человек. Правда, мало кто из людей умеет слышать в себе их стон. И еще меньше люди умеют верить тому, что слышат. Вот змеи — те умеют. Поэтому и выползают из нор перед землетрясением.

Губерман тоже умел. И теперь, слушая Розовского, пересказывавшего Назарову то, что они перед его появлением обсуждали, все больше утверждался в том, что предчувствия и на этот раз не обманывают его. Но высказывать свои соображения не спешил. Ему было интересно узнать, как оценит все это сам Назаров. У шефа был свой взгляд на любую проблему. Не всегда понятный Губерману. Не всегда, по его мнению, тонкий. Но в конечном итоге выводы их чаще всего сходились. Они словно бы пользовались разной оптикой: Губерман смотрел в лупу, а Назаров в морской бинокль.

— Так кто же этот полковник? — спросил Назаров, когда Розовский закончил.

— Просто порученец.

— Чей?

Розовский неопределенно пожал плечами:

— Трудно сказать. Правительство национального согласия — это сейчас в программе любой партии. Мы уже всех перебрали — от Зюганова до Анпилова.

Назаров с сомнением покачал головой:

— После выборов прошло всего ничего. Ельцин, конечно, ни черта не делает. Впал в спячку. Как всегда после крупной драки. Все валится, но критической массы ситуация не набрала. Любое выступление против Ельцина сейчас обречено на провал. Это очевидно для любого политика.

— А если они хотят заручиться твоей поддержкой на будущее? — предположил Розовский. — Когда ситуация созреет?

— Допустимо, конечно. Но… Нет, тут что-то не то. Какое впечатление произвел на тебя этот Вологдин?

— Серьезное.

— Сорок лет. Год назад уволился — уже полковником… На диссидентах такой карьеры не сделаешь. Да и нет их уже давно. Кабинетный шаркун?

— Только не это, — возразил Розовский. — Да шаркуну и не поручат важное дело.

— Значит — кто? — спросил Назаров. И сам ответил: — Оперативник. Или как это у них называется? И, видно, высокого класса.

— И что, по-твоему, из этого следует? — спросил Розовский.

— То, что он не просто порученец. То, что за ним стоят очень серьезные люди… Твое мнение, Ефим?

— У меня тоже все время крутится мысль, что здесь что-то не так, — ответил Губерман. — Вот какой вопрос я себе сейчас задаю: а мы не слишком зациклились на политике?

— Что ты имеешь в виду?

— Извините, шеф, что я к этому возвращаюсь… Покушение в Женеве — ну, согласимся, что это было предупреждением. А с какой целью была взорвана яхта «Анна»?

Назаров помрачнел.

— Чего тут неясного? — спросил Розовский, желая как можно быстрей уйти от этой тягостной для Назарова темы.

— Если оставаться на той точке зрения, которую мы как-то сразу и безоговорочно приняли, ясно все, — согласился Губерман. — Но если взглянуть с другой стороны и дать себе труд как следует об этом подумать…

— По-твоему, мы об этом не думали? — довольно резко перебил Назаров. — Или думали мало?

— Не давите на меня, шеф, — попросил Губерман. — Я и сам в растерянности, эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Я говорю не ради трепа. Уже десять лет я иду в вашем кильватере. И все мины, которые всплывают у вас на курсе, бьют и по мне. Это может сказать и Борис Семенович. И еще многие люди. Возможно, я скажу глупость. Но и глупость иногда помогает докопаться до истины. И не так уж редко.

— Продолжай, — кивнул Назаров.

— Где лучше всего спрятать березовый листок? В березовой роще. А труп? На поле боя, среди других трупов. Это я не сам придумал, где-то вычитал, — оговорился Губерман. — Но вот что придумал сам. Где можно спрятать истину? Среди других истин. Одна из них: положение Ельцина перед выборами было действительно очень шатким. В вас увидели объект угрозы. И приняли решение нанести упреждающий удар. Логично выглядит?

— А по-твоему, это не так? — не без иронии поинтересовался Розовский.

— Давайте рассуждать вместе. Что произошло бы, если бы этот упреждающий удар достиг цели? Я не знаю, шеф, где вы храните компромат. Но не в памяти и не в рундуке яхты. В каком-то банке есть сейф. В Лондоне, в Женеве или Нью-Йорке. И есть человек, которому даны точные указания, как распорядиться содержимым этого сейфа, если с вами что-то случится. И не один, возможно, а двое или трое. И сейф наверняка не один. В одном — подлинники, а в других — дискеты. Я прав?

Розовский и Назаров переглянулись.

— Продолжай, — повторил Назаров.

— Те, кто планировал взрыв, об этом, по-вашему, не знали? Не догадывались? Или до этого так трудно додуматься?

Розовский сунул в рот окурок сигары, потянулся за зажигалкой, но, взглянув на Назарова, ткнул сигару в пепельницу.

— Ты считаешь, что взрыв устроили не сторонники Ельцина, а его противники?

— Не о том речь, Борис Семенович. Вы по-прежнему оцениваете ситуацию в координатах предвыборной борьбы. А если вообще забыть о том, что были выборы? Если вычеркнуть из ситуации всю политику?

— И что останется? — спросил Назаров.

— Главная и единственная цель покушения. — Губерман помолчал и закончил: — Ваша смерть.

Розовский и тем более сам Назаров были не из тех людей, кого легко запугать. Но и на них угнетающе подействовала обнаженность этих слов. Слова были равны смыслу. И что-то сатанинское в них было. Адское.

— По счастливейшей случайности цель эта не была достигнута, — продолжал Губерман. — И вот не прошло и трех месяцев, как появляется полковник Вологдин. Как вы сами сказали, шеф: оперативник высокого класса. И вешает нам на уши развесистую, хорошо продуманную лапшу. Если ее убрать, что мы увидим?