Хроника смертельного лета, стр. 92

– Я ничего не понимаю, – прошептала она. – О чем он говорит, Мигель?

– Он говорит о своих идиотских подозрениях! Он совсем на ней свихнулся, и ему кажется, что все на свете только и мечтают о том, как бы переспать с его бабой, – грубо выпалил тот. – Да, я порвал ее платье – не более того. Мне хотелось ее проучить.

– Проучить? – в шоке спросила Анна. – За что?

– За тот отвратительный фарс, в который, по ее милости, мы все оказались втянутыми. За унижение, которое я испытал, оправдываясь перед милицией. За то подлое равнодушие, с которым она отнеслась ко всему, что заварилось по ее вине, – злобно проговорил Мигель. В его словах сквозила такая неприкрытая ненависть, что Анна испугалась.

– За что ты ее так ненавидишь? – спросила она в страхе. – Так быть может, Антон и прав насчет тебя?..

Орлов повернулся к ней, и в его глазах Анна прочла вопрос. Она бы и хотела заставить себя замолчать, но услышанное оказалось для нее слишком чувствительным ударом. И совершенно неожиданно чувствительным, надо заметить.

– Ты же сам предложил Катрин приударить за ней?! – она требовательно смотрела на Мигеля, и тот понял: ему надо что-то сказать и попытаться оправдаться сейчас. Потом будет слишком поздно.

– Одно дело проучить этого мерзавца, – он кивнул в сторону Орлова, с все возрастающим интересом слушающего его, – а другое дело – насиловать и убивать женщин. Это не по моей части. А вот у тебя есть опыт, не так ли? – ухмыльнулся он в лицо приятелю.

– Мигель, мне бы и в голову не пришло подозревать тебя, – растерянно произнесла Анна. – Боже мой… боже мой…

– Я бы с удовольствием вас еще послушал, – нагло заявил Орлов, – но нам пора. Вот сейчас ты нам станцуешь!

– Что ты решил? – Анна затравленно него посмотрела. – Ты скажешь Антону?

– Он и так узнает, – ответил Орлов брезгливо. – Ты сама ему все расскажешь. А ты, – полоснул он Мигеля испепеляющим взглядом, – больше не попадайся мне на дороге. И попробуй, сунься еще к Катрин – убью, слышал, Ми-гу-эль?

– отчеканил он, с издевкой коверкая его имя.

– Мое имя – Мигель, – с ненавистью прошипел испанец, а в уголках его рта появилась пена. – Мигель. Ты мне за все заплатишь, клянусь кровью Христовой!..

Орлов пожал плечами, повернулся и пошел к театру, оставив Мигеля и Анну стоять посреди двора. В другой ситуации Анна бы повернулась и ушла, отменив прогон – пошло оно все к чертям! Но там ее ждала Жики – и она не могла. Как равно не могла и сорвать эту встречу – неловкую и наивную попытку соединить руки тех, кто готов покончить с многолетней дружбой, и один из которых – кровавый монстр под маской интеллигентности и чести?

…Олег тоже не особо торопился. Ему о многом хотелось подумать. Исходя из фактов, под основное подозрение попадали двое – Мигель и Орлов. Оба они – необузданные в желаниях и абсолютно беспринципные – идеально подходили на роль маньяка-убийцы, а учитывая то, что оба неравнодушны к Катрин, выводы напрашивались сами собой.

Следовало решить – провоцировать ли их на какой-нибудь новый шаг или, не вороша осиное гнездо, подождать, пока один из них сам себя не выдаст. И в этом, он рассчитывал, ему должны помочь они – собственными руками…

В фойе Олег встретил Антона, спокойного и серьезного. Рядом с ним стояла высокая худая дама преклонных лет, благоухавшая немыслимым ароматом и державшая в руке, чуть на отлете, серебряный мундштук. После того, как Антон представил ей Олега, ему пришлось приложиться к ее ручке. Педагог– репетитор – ну надо же! Оказывается и у таких прим, как Анна Королева, бывают репетиторы. Дама говорила по-французски практически без акцента.

– Все собрались, – сказал Антон и взял даму под руку, – нам пора.

И они прошли в зал.

Действительно, все были в сборе. Булгаков, бледный, мрачный, небритый и какой-то взъерошенный, сидел в кресле с совершенно отсутствующим видом, ни с кем не общаясь. Мигель стоял в проходе, словно решая, где ему приземлиться, но явно выбирая место подальше от Орлова, который расположился в первом ряду и вытянул ноги в проход. Ланской и старая дама устроились ближе к амфитеатру. Так и получилось, что все они оказались словно отброшены друг от друга центробежной силой.

– А где Катрин? – громко спросил Олег. – Почему ее нет?

– Зачем она тебе? – повернулся к нему Орлов. – Давно не виделись?

Орлов нарывался на скандал, а Олегу скандалить не хотелось. Он пришел смотреть балет.

– Извини, что спросил. Не думал, что для тебя это проблема.

– Не для меня, – рявкнул Орлов. – Для нее. Всем интересно, где Катрин. Буквально всем. А ее нигде нет.

Булгаков поднял голову.

– Что значит – нигде нет? И куда она делась?

– Сбежала, – зло усмехнувшись, заявил Орлов, – уехала туда, где ни один из вас ее не достанет.

– Да ты в своем уме? – уставился на него Рыков. – Она куда-то уехала – одна?

– Правильно сделала, – подал голос Мигель. Он уселся в дальнем углу амфитеатра, и его совсем не было видно.

– Действительно, правильно сделала, – согласился Ланской, – подальше от всех нас – целее будет.

Он повернулся к Орлову:

– Это ты ее спрятал, Андрюха?

Орлов скривился и ничего не ответил. А Мигель помрачнел еще больше.

– Ты поступил разумно, – Антон говорил медленно, взвешивая каждое слово. – Это, пожалуй, первый разумный поступок с твоей стороны за последнее время.

– Qu'est-ce qu'il y a? [43] – забеспокоилась Жики. – Pour quoi ils parlent hautement? [44]

– Notre copine a disparu [45], – ответил Ланской спокойно. – Ce n'est pas grave [46]…

– Ничего страшного? – вызверился Орлов. – Ничего страшного?

– Заткнись! – цыкнул на него Рыков. – Я б на ее месте давно бы от тебя сбежал. Лет десять назад.

– Puis-je vous aider? [47] – поинтересовалась Жики. – J'ai des liaisons dans l'Interpol. [48]

– Merci, – ответил Ланской, пожимая с благодарностью ей руку. – Je pense jusqu'a cela ne parviendra pas [49].

Тут свет в зале начал меркнуть, и вскоре стало совсем темно и тихо. Через пару мгновений на сцене появилось кровавое пятно света, вырвавшее из темноты застывшую пару. Он – в белой измятой сорочке и затянутый в черные брюки, она – в сером струящемся платье, покрытая алой шалью, готовой соскользнуть с узких плеч и – на пуантах.

Зазвучала музыка, и пара, пропустив несколько тактов, перестала быть парой, слившись в единое тело. Спустя несколько па шаль действительно стекла на сцену, словно вода, тангера, зацепив ее носком пуанта, подбросила в воздух, и та взметнулась, подобно языку пламени…

Скрипка, аккордеон, фортепьяно с немного дребезжащим звуком. Лоскутами черного бархата цеплялась рваная, с неустойчивым ритмом мелодия за нервы, рассказывая историю любви и противостояния друг другу, в конце которого – смерть для одного из любовников, а скорее – для обоих. В конце всего – смерть, а в любви она становится естественным итогом – особенно в такой любви, какую танцует эта пара с мятущейся душой – итогом стремительным, необратимым. У такой любви нет конца и после смерти. Это танго Пьяццоллы – проклятое танго. Говорят, тангере, станцевавшей его, больше нечего танцевать, и поэтому она неизбежно гибнет…

С последним аккордом тангера опустилась у ног партнера в фантастическом шпагате, изогнувшись вдоль его вытянутой почти параллельно паркету ноги, а руки ее упали и закрыли светловолосую голову, прижатую к его колену. И вновь воцарилась тьма.

12 августа 2010 года, Москва, 39°C

Прошло два дня. Ланской был склонен считать день прогона финалом отношений, когда-то казавшихся столь прочными. Когда его друзья расходились из театра, каждый едва слово сказал остальным на прощание, а как исчез Мигель – никто и не заметил.