Хроника смертельного лета, стр. 68

– Что она сказала? Что к ней пришли?

– Нет.

– Что она уходит?

– Да.

Виктор взмок от подобной «беседы» больше, чем от невозможной жары. Воздух в палате был спертый, занавески на окнах отсутствовали, и солнце раскалило небольшую комнату, а поскольку это была палата для лежачих больных, то и запах в ней стоял соответствующий. Но необходимо продолжать.

– Она сказала, с кем встречается?

– Нет.

– Когда вернется?

– Да.

– Через сколько? Два часа? Нет? Час?

– Да.

– Она была расстроена?

– Нет.

– Довольна?

– Да.

– А потом вы услышали шум? Дверь была закрыта?

– Да.

– Вы кого-нибудь видели?

– Нет.

– Но в квартире кто-то находился?

– Да, – и старик затрясся в приступе беззвучного плача. Виктор понял, что пора ему заканчивать.

– Простите меня, Алексей Николаевич, – он поднялся с кровати и дотронулся до руки старика. – До свидания.

Виктор вышел из палаты. По дороге он заглянул в ординаторскую. Лечащим врачом Смолина оказалась молоденькая докторша, смуглая, коренастенькая и упитанная. На вопрос Глинского о возможном улучшении состояния больного она с недоумением ответила:

– О чем вы? Он очень слаб. Больше недели не протянет.

3 июля 2010 года, Москва, 33°C

Через пару дней в кабинете Зубова раздался звонок. Меньше всего Александр ожидал услышать голос Орлова. Обычно наглый и язвительный, на этот раз он звучал растерянно.

– Мне сегодня звонил нотариус из фирмы «Готлиб и партнеры» и пригласил на оглашение завещания, которое состоится завтра. Но я ничего не понимаю… Какое завещание?

– Кажется, я знаю, о чем речь, – проговорил Зубов. – Андрей Юрьевич, вы обязательно должны быть там. Во сколько вам назначено?

– В полдень. Но может, вы хотя бы объясните, в чем дело?

Зубов не видел причины не объяснить.

– Будут оглашать завещание Ольги Вешняковой. Я сам отвозил им свидетельство о смерти. И судя по тому, что вас туда вызвали, ваше имя в нем упомянуто.

– Этого не может быть, – промямлил Орлов. – Когда она успела? Вы говорили, что ее убили буквально сразу после моего ухода…

«Или пока ты был там», – подумал Зубов, но не стал произносить этого, а вслух сказал:

– Насколько нам удалось выяснить, завещание Вешнякова оформила примерно год назад. Поэтому ваше, с позволения сказать, рандеву здесь ни при чем.

Орлов замолк, не зная, как реагировать.

– Всего доброго, господин Орлов. Убедительно прошу вас завтра не опаздывать. Я тоже там буду. До встречи…

4 июля 2010 года, Москва, 33°C

Нотариальная контора «Готлиб и партнеры» находилась в центре, на Долгоруковской улице. Она представляла собой богатый светлый офис, совершенно непохожий на советские нотариальные конторы с их обшарпанными стенами и затрапезной казенной мебелью. В холле стояли кожаные диваны и гигантская плазма. В помещении, наполненном ароматами моря и свежей тропической зелени, курить было нельзя, и поэтому в ожидании Орлова Зубов курил на улице на солнцепеке за массивной дубовой дверью. Орлов опоздал всего на пять минут.

– Меня что, уже ждут? – спросил он, не извинившись.

– Ну да, только вас и ждут, – проворчал Зубов и нажал кнопку звонка. Где-то щелкнуло, и дверь поддалась.

Они зашли в прохладное помещение и перевели дыхание. Девушка в приемной подняла голову.

– Здравствуйте! Вам назначено? Как вас представить?

– Мне назначено на двенадцать, – буркнул Орлов и назвал свое имя.

– Я – майор Зубов, по долгу службы обязан присутствовать на оглашении, – отчеканил опер.

Их провели в кабинет, обставленный тяжелой полированной мебелью. За большим столом сидел нотариус и еще двое мужчин, один из которых был Зубову незнаком, а во втором он, не особо удивившись, признал Михаила Доренко.

Нотариус предложил им располагаться, и они тоже сели за стол.

– Итак, господа, сегодня я оглашаю последнюю волю Вешняковой Ольги Сергеевны, 1977 года рождения, место рождения – город Стокгольм. Гражданки Российской Федерации. Настоящее завещание составлено ею 9 июня 2009 года в здравом уме и трезвой памяти в присутствии двух свидетелей и меня, нотариуса Готлиба Франца Яковлевича.

«Все мое движимое и недвижимое имущество я завещаю Орлову Андрею Юрьевичу без ограничений и оговорок. Из наследственной массы исключаются мои драгоценности, которые по соответствующим спискам я завещаю моему бывшему мужу Когану Илье Борисовичу и моему близкому другу Доренко Михаилу Петровичу. Также из наследственной массы исключаются мои личные вещи, которые я прошу продать, а деньги направить на благотворительность. Число, подпись.

Мною подписано и заверено».

– К завещанию приложена запечатанная записка, адресованная лично вам и не подлежащая оглашению, – нотариус оторвался от текста и взглянул на Орлова, – и я вручаю ее вам немедленно. Вы имеете право прочесть ее про себя.

Он передал Орлову конверт, который тот стал вертеть в руках, словно не зная, что с ним делать. Все в ожидании уставились на него. Под тяжестью этих взглядов Орлов заставил себя надорвать конверт. Внутри оказался листок бумаги с несколькими словами. Орлов пробежал их глазами, и зеленоватая бледность разлилась по его лицу. Затем он нервно скомкал листок и продолжал сжимать в сведенной судорогой руке.

– Я чего-то не улавливаю… – произнес незнакомец, выражение лица которого можно было описать как озадаченное. – Это вообще кто?

Ему никто не ответил. Зубов понял, что это бывший муж Ольги – Илья Коган, владелец заводов, газет, пароходов, а на самом деле – хозяин крупной сети супермаркетов.

– Нет, поймите меня правильно… – мужчина обвел присутствующих взглядом, – мне ее недвижимость на фиг не нужна. Равно как и ее цацки. Но она мне не чужой человек. А это – кто?

– Друг детства, – пробормотал Орлов, и тут Зубов увидел, как усмехнулся Михаил.

– А-а, – протянул он, – наслышан… Илюха, – обратился он к Когану, – это тот фрукт, из-за которого Оля таблетками в юности травилась.

– Ну ты и урод… – протянул Коган, – это ж надо было всю жизнь бабе исковеркать…

– Ничего я ей не коверкал, – поднял голову Орлов. Его лицо пылало. Казалось, он готов провалиться сквозь землю.

– К сожалению, дуэли отменили, – сказал Коган.

«Слава Богу!» – только и успел подумать Зубов. Бывший муж Ольги стремительно поднялся с места, и через мгновение Орлов оказался сбит со стула ударом его кулака. Удар пришелся в грудь, но был достаточно силен, чтобы у Орлова перехватило дыхание.

– Я прошу вас, господа! – вскричал Готлиб. – Выясняйте отношения за дверью моего офиса!

– Мне нечего с ним выяснять, – отрезал Коган и быстро вышел из кабинета. Доренко пару секунд раздумывал, то ли ему тоже дать Орлову по морде, то ли воздержаться, но момент был упущен, и он, не сказав ни слова, последовал за Коганом.

Зубов помог Орлову подняться и посадил его на стул. Никакого сочувствия майор к нему не испытывал, а в глубине души считал, что тот легко отделался. Готлиб тем временем протянул Орлову стакан воды, но тот жестом отказался.

– Вы хотите, чтобы я огласил список завещанного вам имущества? – спросил нотариус.

Орлов не ответил, а Зубов заинтересовался.

– Огласите, очень вас прошу…

– Квартира по адресу: проспект Вернадского, дом 150, автомобиль Спорт-купе Mercedes-Benz С-класса, загородный дом и двадцать соток земли, два счета в банке общей суммой…

– Хватит, – прохрипел Орлов. – Замолчите, пожалуйста…

Он затравлено смотрел на майора:

– Вы теперь будете считать, что я ее убил из-за этого завещания?

Зубов пожал плечами. Ясное дело, Орлов ничего не знал про завещание, но ему не хотелось успокаивать этого равнодушного ко всем, кроме самого себя, человека. Наконец-то Орлова неожиданным образом проняло!

– Что в записке? – требовательным тоном спросил майор, а выражение лица ясно говорило – попробуй только не сказать!