Ассасин, стр. 42

— Спасибо, я перезвоню в другой раз.

Он переключил линию.

— Декстер? — звонил Начальник. — У меня появилось срочное дело, подъедешь?

— Да, буду через полчаса.

Хотелось ругнуться. Значит, ни сегодня, ни завтра поговорить с Марком не удастся, а жаль. Придется отложить визит в его компанию на неопределенное время. Уже выходя из дома, Рен твердо решил, что вернется к этому вопросу так скоро, как позволит время.

— Достанешь мне их?

Фото ему протянули через стол. Рен взял в руки снимки, быстро пролистал. Со стороны могло показаться, что он толком не взглянул на изображенных людей, но Дрейк знал, что это не так. Память сидящего перед ним человека вбирала в себя каждую деталь за доли секунды, хоть его глаза лишь скользнули по лицам.

— Они нужны живыми или мертвыми?

— Привези их ко мне. Дальше я разберусь сам.

— Как скажешь.

Телефон в кармане Дрейка запищал.

— Я слушаю.

Ожидая, пока закончится телефонный разговор, ассасин лениво обводил глазами стены кабинета. Не считая длинного стола и двух стульев, в нем больше ничего не было — голые бежевые стены, деревянная дверь, несколько папок на столе.

Рен всегда сомневался, что кабинет действительно служил для работы. Скорее, предназначался для приема посетителей, и Начальник проводил в нем минимум времени — только этим могла объясняться крайне скромная обстановка.

Разговор тем временем завершился; внимание человека в серебристой форме вернулось к фотографиям.

— Эти парни, — Дрейк постучал пальцем по стопке фотографий, — вчера выехали из Канна. Не думаю, что у тебя получится их быстро найти, но постарайся.

— А Мак мне не поможет?

— Аллертон на собственном задании и далеко отсюда.

— Понял, постараюсь сам. Больше ничего?

— Нет. Позвони мне, если тебе что-то понадобится.

— Позвоню.

Накинув на плечи куртку, Рен вышел из кабинета.

Глава 6

Пыльные дороги, редкие кусты и бесконечно далекий горизонт — эту картину сквозь ветровое стекло я наблюдала уже второй день. «Бьюик» равномерно гудел двигателем, колеса поглощали километр за километром, капот постепенно покрывался грязью и пылью, раскаляясь в дневные часы от жаркого солнца. Кондиционер в кабине исправно работал, и это радовало.

Полдень; солнце беспощадно палило.

«Нет, надо же — вокруг Корпуса было холодно, а тут жара». По какому принципу Комиссия разграничивает атмосферные зоны?

Слабая струйка воздуха обдувала лицо, я изредка поглядывала в зеркало заднего вида, больше по привычке, нежели действительно ожидая увидеть другие машины, — последний час я ехала по шоссе в полном одиночестве.

Из радиоприемника неслась незамысловатая мелодия, мужской голос напевал о том, как хорошо быть свободным и богатым. Я постукивала по рулю в такт музыке, параллельно высматривая, не покажется ли на горизонте какая-нибудь забегаловка?

Забегаловка все не показывалась.

Мда, по всему видно, что Канн-Минбург — направление не из популярных.

Жаркий воздух маревом дрожал над раскаленным асфальтом; в какой-то момент на обочине мелькнул знак, что вскоре ожидается заправка.

«А вместе с ней и кафешка» — крякнула я мысленно.

Прошлой ночью я вела автомобиль, пока не почувствовала, что начинаю засыпать прямо за рулем, пришлось свернуть на прилегающую узкую дорогу, теряющуюся в зарослях. Расположившись на сиденье, я прикончила запасы провизии из багажника, накрылась одеялом и долго смотрела на изредка мелькающий сквозь темную листву деревьев кусочек звездного неба.

А засыпая, перебирала в памяти состоявшийся накануне разговор и почему-то жалела, что была слишком резка. Не стоило огрызаться, не стоило грубить, но обида таки прорвалась на свободу, а я не смогла ее сдержать. Она, конечно, испарилась после — зашипела облачком и поднялась ввысь, однако урон противнику в виде горьких слов нанести сумела.

Меня терзала совесть. Почему? Да потому что я все еще любила его, и глупо было бы лгать себе. Любила, несмотря на все события и недопонимание. Ведь когда любят, любят не за что-то и не потому, что «чего-то не случилось», — любят всегда просто так. Глупо, но так случается.

В довесок к всколыхнувшийся вине меня терзало смутное ощущение, что за то время, пока мы не виделись, Рен изменился, хотя объяснений этому не находилось. Он был все тем же спокойным, властным, уверенным в себе мужчиной, но в то же время появилась в нем какая-то терпеливость, даже мягкость.

Стараясь не закапываться в анализ, я вспоминала его красивое лицо, перебирала в памяти каждую деталь, каждую мелочь и, несмотря на то что эта встреча могла обернуться бедой, все же радовалась тому, что она состоялась.

«Может, нам еще удастся увидеться. Напоследок».

Сначала записка, Минбург, Марк Стэндэд, попытка оправдаться перед Комиссией, а потом, может быть, и Рен.

«И может быть, у нас все-таки что-то получится».

Моя наивность излечивалась так же тяжело, как и моя любовь.

Упрекнув себя за то, что вновь встала на узкую тропу несбыточных надежд и пустых ожиданий, я запретила себе думать и закрыла глаза.

Сначала Марк. Только от него будет зависеть, выслушает ли меня Комиссия, и сколько после очередной встречи с ними мне выпадет шанс прожить.

«Пусть это будет больше двух недель, пусть больше…»

На небе, проглядывая сквозь темную шуршащую листву, мигали звезды.

А с утра я снова отправилась в путь, проснулась еще до рассвета и двинула в Минбург. Спустя несколько часов все чаще напоминал о себе голод, то и дело хотелось остановиться и размять затекшие после ночевки в машине мышцы, но время текло, и я гнала «бьюик» вперед.

Согласно карте, где-то вдоль шоссе располагались заправки и даже несколько магазинов, и поэтому истощение мне не грозило, однако дожидаться их появления становилось все труднее — исходил утробными рыками желудок.

Я терпела. До ближайшего городка двести пятьдесят — доеду.

Ехать было не тяжело, но нудно. Я щелкала кнопками радио, мычала себе под нос песни, пыталась настроить кондиционер — выдавить из него побольше холодного воздуха.

Через три часа по сторонам наконец замелькали строения: не то полуразвалившиеся фермы, не то амбары. За фермами потянулись и жилые домики.

«Цивилизация».

Миновав раскачивающийся на ветру и выцветший на солнце указатель «Добро пожаловать в Бельмонт», я остановилась у первой же заправки, чтобы пополнить запасы топлива. Навстречу мне вышла полная женщина в замасленном переднике и, вытирая руки о подол, недовольно заявила:

— Сорок шестого нет. Есть только пятьдесят второй.

Я выбралась из машины.

— Мне подойдет.

— Платить вон в том окне. — Она ткнула пухлым пальцем в сторону ветхого строения и удалилась.

Заправив полный бак, я шагнула в ту же дверь, за которой минуту назад скрылась хозяйка, и с наслаждением ощутила приятную прохладу — под потолком работал мощный кондиционер.

На полках громоздились пакеты с чипсами, шоколадом, консервами и печеньем, в углу жужжал забитый газировкой холодильник.

«Перекусить чипсами или потерпеть до нормального кафе?»

— Вы не знаете, где здесь можно перекусить? — поинтересовалась я все у той же особы в переднике, которая теперь восседала на стуле за прилавком и пересчитывала мятые деньги.

Она на меня даже не взглянула.

— Через две улицы будет трактир «Джиннингс». Найдете, там есть указатель.

— Спасибо.

Я не стала брать чипсы, расплатилась за бензин, толкнула дверь и вышла обратно на жаркую улицу.

Бельмонт оказался не просто маленьким городком — крохотным. Пара улиц, редкие прохожие, множество пришедших в негодность строений. Отеля не нашлось. Я сверилась с картой. После перекуса в грязном кафе жить стало не то что проще, но чуть веселее, и я решила, что попробую добраться сегодня до Таунсвилла — населенного пункта в сотне километров отсюда.