Гитанджали – (Жертвенные песнопения), стр. 3

Всеми мерами стараются удержать меня в своих руках те, что любят меня в этом мире. Но не такова твоя любовь – она сильнее их любви, но оставляет мне свободу.

Чтобы я не забывал о них, они никогда не покидают меня.

Проходит день за днем, а ты все пребываешь незримым.

Хотя я не называю тебя в молитвах, хотя я не ношу тебя в своем сердце, твоя любовь ко мне ждет моей любви.

Он пришел и сел рядом со мной, но я не проснулась. О, горе!

Какой ужасный сон приснился мне!

Он пришел в тишине ночи; в руках он держал арфу, и мои сны звучат ее мелодиями.

Увы, мои ночи так бесплодны! Ах, зачем не вижу я того, чье дыхание касается меня во сне?

Я вышел один на свидание. Но кто это следует за мной в безмолвном мраке ночи?

Я сворачиваю в сторону, чтобы избежать его; но тщетно.

Он поднимает пыль своей стопой; он присоединяет свой громкий голос ко всякому слову, произносимому мною.

Это мое маленькое «я», мой властитель, не знающий стыда. Но мне стыдно подойти к твоей двери в его сообществе.

В ночь усталости да усну я безмятежно, уповая во всем на тебя.

Не принуждай мои ослабевший дух к скудному служению тебе.

Это ты набрасываешь покрывало ночи на усталые глаза дня, дабы оживить его взор новой радостью при пробуждении.

Тяжки узы, но сердце страждет, когда я пытаюсь разорвать их.

Свобода – вот все, чего я хочу, но стыд – надеяться на нее.

Я знаю, что бесценные сокровища таятся в тебе и что ты мой лучший друг, но у меня не хватает сил вымести сор, что наполняет мой дом.

Одежда, облекающая меня, – прах и смерть. Но, сгорая ненавистью к ней, я все же ношу ее с любовью.

Мои прегрешения безмерны, пороки велики, мой стыд сокровенен и тяжел; но когда я прибегаю к тебе, ища своего спасения, я дрожу от страха, что моя мольба исполнится.

Тот, кого я облекаю моим именем, плачет в этой темнице.

Я вечно воздвигаю стены ее; и по мере того как она день за днем высится в небо, скрывается истинное существо мое.

Я горд высотой этой стены и замазываю песком и глиной малейшую скважину в ней – и теряю из виду истинное существо мое.

Когда настало утро, они пришли в мой дом и сказали: «Мы займем только маленький уголок у тебя». Они сказали: «Мы поможем тебе служить твоему богу и смиренно примем самую малую часть его милости». И сели и сидели спокойно и смирно.

Но во мраке ночи, сильные и мятежные, они ворвались в мое святилище и с нечестивой алчностью завладели жертвой на алтаре господнем.

Пусть останется от меня самое малое, чтобы я мог сказать: ты – все.

Пусть останется самое малое от моей воли, чтобы я мог чувствовать тебя всюду и прибегать к тебе со всеми нуждами и предлагать мою любовь ежечасно.

Пусть останется от меня самое малое, чтобы я никогда не мог скрывать тебя.

Пусть останется самое малое от моих уз, чтобы я был связан с твоей волей узами твоей любви.

Где мысль бесстрашна и чело гордо поднято; Где знание свободно; Где мир не разбит на клетки перегородками; Где слова исходят из глубин истины; Где неустанное стремление простирает руки к совершенству; Где светлый поток разума не блуждает в бесплодной и мертвой пустыне песков; Где разум направлен к высоким помыслам и деяниям, – В этих небесах свободы, отец мой, да пробудится страна моя!

Ночь почти прошла в тщетном ожидании его. Я боюсь, что он внезапно придет утром к моим дверям, когда я усну от изнеможения. О подруги, откройте ему двери, не мешайте ему войти.

Если звук его шагов не разбудит меня, не будите меня и вы, прошу вас. Я не хочу, чтобы меня разбудил звучный хор птиц или бурный ветер на празднике утреннего солнца. Дайте мне спать безмятежно, даже если господин мой придет внезапно к моей двери.

О, мой сон, драгоценный сон, ждущий только его прикосновения, чтобы исчезнуть! О, мои сомкнутые вежды, что раскроются только при свете его улыбки, когда он предстанет передо мною, как сновидение, возникшее из мрака сна!

Пусть он явится передо мною, как первый из всех лучей и образов. Первый трепет радости в моей пробужденной душе да будет от его взора! И пусть возвращение из мрака сна сольется с возвращением к нему.

Разве вы не слыхали его тихих шагов?

Он идет, идет, идет.

Каждый миг, каждый век, каждый день, каждую ночь идет он, идет, идет.

Много песен, печальных и радостных, пела я, но всегда звучало в них: идет он, идет, идет.

В благоухающие дни солнечного апреля по лесной тропинке идет он, идет, идет.

Во мраке дождливых июльских ночей, в гремящей колеснице облаков идет он, идет, идет.

В печали, сменяющей печаль, это его стопы давят мне сердце, это от их золотого прикосновения сияет во мне радость.

Вот моя мольба к тебе, владыка, – сокруши, сокруши до основания скудость моего сердца!

Дай мне силу легко переносить мои радости и горести.

Дай мне силу соделать любовь мою плодотворной.

Дай мне силу никогда не отвергать бедных и не сгибать колен перед надменной властью.

Дай мне силу возвысить дух мой над суетой дня.

И силу подчинить с любовью все свои силы твоей воле.

Я думал, что мое странствие пришло к концу у последнего предела моих сил, что путь мой замкнут, что припасы мои истощились и настал час искать приюта в безмолвной тьме.

Но вижу – воля твоя бесконечна. Когда старые слова замирают на устах, новые рвутся из сердца; и там, где стезя теряется, открывается новая страна чудес.

Я не знаю, с каких далеких пор ты идешь навстречу мне. Твое солнце и звезды не могут скрыть тебя от меня навсегда.

Много утр и вечеров слышались твои шаги и стучался в мое сердце твой вестник, тайно звавший меня.

Я не знаю, отчего я так встревожена нынче, отчего трепет радости охватывает мою душу.

Точно настало время кончить мой труд, и я чувствую в воздухе слабый аромат твоего сладостного присутствия.