Тайна древнего саркофага, стр. 49

– Такого в вашей жизни, вероятно, еще не случалось, – заметил Холомков, отрываясь от тарелки с индейкой.

– Да, признаюсь вам, его поручение меня смущает. Я просто не обладаю необходимыми дипломатическими способностями. Здесь требуется участие человека очень тонкого и очень обходительного. Дело осложняется тем, что, если сегодня до вечера мне не удастся уладить конфликт, дуэлянтам придется-таки встать к барьеру, как того требуют правила чести.

Илья Михайлович поморщился. Старомодные рассуждения о чести казались ему наигранно-литературными.

– Странный человек – ваш друг граф Санта-мери, но поручение его, разумеется, надо выполнить. И чем быстрее, тем лучше. Я сожалею, что отнял у вас столько времени в такой ответственный момент.

– Не сокрушайтесь, дорогой Илья Михайлович, ведь мы уже почти друзья и мне приятно находиться в вашем обществе, – ответил Гардении и поднял бокал с аперетивом. – К тому же я хочу воспользоваться этим подарком судьбы – нашей дружбой.

– В самом деле? – Илья Михайлович старался изо всех сил утаить от собеседника охватившее его сладкое волнение – он догадывался, куда клонит разговор его партнер по бильярду. – Вы хотите перепоручить миссию секунданта кому-то другому?

– Ах, дорогой Илья Михайлович! – чересчур театрально всплеснул холеными руками Гарденин. – Вы видите меня насквозь. Как же непросто с вами дружить!

Илья Михайлович испытал истинное счастье, услышав слова своего новоиспеченного друга. Он с трудом подавил в себе ликующую радость и как можно угрюмее добавил:

– И этот другой, вероятно, я? Напускная угрюмость не обманула господина Гарденина. Он почувствовал, что приближается решительный момент и надо быть максимально точным, чтобы не вспугнуть собеседника, не вызвать в нем опасных подозрений. Они уже перешли к кофе с джинжером и белым ромом. Сытый желудок, хороший напиток, крепкая сигара – все способствовало доверительной беседе.

– Не подумайте, дорогой Илья Михайлович, что я сознательно намеревался обременять вас таким непростым поручением. Просто по ходу нашего разговора у меня мелькнула в сознании счастливая мысль: «Вот человек, обладающий всеми необходимыми качествами для того, чтобы справиться с такой тонкой задачей». А вы каким-то чудом уловили мою мысль. А если вы видите меня насквозь, то уж доктора Коровкина тем более способны понять и найти выход из ситуации. Кроме того, вы обладаете таким могучим обаянием, что оно в десятки раз способно увеличить силу каждого логического аргумента.

– Вы переоцениваете мои скромные возможности. – Холомков не мог скрыть распирающего его самодовольства. – Но мадемуазель Муромцева..

– Да, это я и имел в виду, – перебил его Гарденин. – Ведь вы там сможете познакомиться с ней. И кроме того, ваше участие в разрешении конфликта – потрясающе выгодный фон для того, чтобы красавица ощутила по отношению к вам благодарность, а благодарность женщины нередко перерастает и в более сильное чувство.

Илья Михайлович лишь из чувства осторожности в общении с этим приятнейшим человеком делал вид, что предлагаемый повод увидеть Брунгильду требует размышлений. На самом деле он не колебался, он уже давно был согласен и, конечно, поедет туда, где находится неприступная красавица с именем злой немецкой волшебницы.

К столику подошел метрдотель и, почтительно склонившись рядом с Гардениным, шепнул ему на ухо, что его просят подойти к телефону. Резидент встал и почти весело улыбнулся своему собеседнику:

– Дорогой Илья Михайлович, простите, я должен подойти к телефону. А у вас есть время подумать о моем дружеском предложении.

Едва Гардении повернулся к нему спиной и стал удаляться, Илья Холомков расслабился, вздохнул всей грудью. И закрыл лицо обеими руками. Боже мой, думал он, Боже мой! Это не случайно! Даже быстрее, чем можно было предположить, добыча движется к нему в руки. И он, Илья Михайлович Холомков, не может себя упрекнуть в том, что домогается красавицы, преследует ее, ищет с ней встреч... Нет, он не предпринял ровным счетом ничего, чтобы вновь оказаться рядом с Брунгильдой Муромцевой. Но судьба распорядилась за него. Она, судьба, благоволит к нему. Она сочла возможным подарить ему не только завтрашний концерт, на котором он бы издалека увидел предмет своего обожания, но и; осчастливить его возможностью сегодняшней встречи прямо в летнем замке прекрасной принцессы – теперь он сможет узнать, где она скрывается, и у него появится повод навещать ее!

Когда господин Гардении вернулся к столику, итог размышлений он сразу прочитал на лице своего бильярдного друга. Он не стал садиться и стоял рядом со своим стулом, улыбаясь Холомкову.

– Дорогой Илья Михайлович! Я всегда ценил мужскую дружбу и рад, что смог еще раз убедиться и ее благородной основе. Вы – согласны.

Илья Михайлович встал и протянул Гарденину ладонь для рукопожатия. Тот с чувством сжал прохладную, совершенную в своих очертаниях руку приятеля, отметив про себя, что даже рука красавца вызывает легкое эротическое волнение. И это у него, не склонного к противоестественным страстям, да и к физической близости с женщинами относящегося весьма прагматически. А что же говорить о женщинах и юных барышнях? Но вслух Гардении произнес совсем другое – шутливое и неопределенное, смысл его слов Илья Холомков не понял:

– К этой несомненной радости следует добавить еще одно известие. Дельфин – друг человека, особенно такого, как я.

Глава 22

Обхватив голову руками, Мария Николаевна Муромцева, сидела по-турецки на своей постели. Она, сославшись на головную боль – результат перегрева на солнце, отказалась от обеда. Она дрожала от ужаса. Она боялась спросить Глашу, где та брала мясо для тефтелек, которые сегодня значились в обеденном меню. Она гнала ужасные мысли, успокаивая себя тем, что автор записки, подброшенной ей на пляже, не мог еще привести в исполнение свою угрозу – пустить похищенного им Пузика на фарш. Она должна непременно спасти собаку и отдать шантажисту проклятую палку, внутри которой лежал бумажный листок, исписанный цифрами.

Кто был этим негодяем, способным увести из дома собаку? Способным напасть на бедную горничную в темном леднике и, связав ее по рукам и ногам, засунуть ей в рот мерзкий кляп? Способным украсть чужой граммофон? Неужели Петя Родосский? То-то он не появляется больше на даче, не развлекает ее и Брунгильду! А им, глупым, казалось, что он к ним неравнодушен!

И напрасно на нее смотрели, как на сумасшедшую, когда она просила всех отойти от дома, опасаясь, что в нем заложена взрывчатка. Напрасно! Такой человек, как Петя, – человек, оправдывающий терроризм, – способен на все. Недаром он ведет какую-то тайную переписку. В выпавшей из его кармана записке – очень подозрительного свойства! – говорилось о каких-то инструкциях и безопасной транспортировке. Но случайно оброненную Петей перед началом велопробега записку Мура никому не показала, вот и царит кругом удивительное благодушие. Никто не видит, что над домом сгущаются тучи. Все считают, что самоубийство пьяного морского офицера перед их дачей случайность, в чем Мура давно сомневается. Никто не слышал, как по машине Рене стреляли, а она видела собственными глазами, как пуля попала в землю рядом с бегущим Пузиком! Все считают, что нападение на Глашу связано с похищением граммофона, но Мура знала, что граммофон тут ни при чем. Она была уверена, что похититель искал в доме то, что хочет теперь получить в обмен на похищенного Пузика.

Как хорошо, что оба листочка – и из саркофага, и из Петиного кармана – она всегда носит с собой, за лифом. Зачем злоумышленнику нужен этот листок с цифрами и латинскими знаками? В чем ценность непонятных знаков? Она надеялась, что доктор выяснит смысл написанного в маленьком свитке, когда вручила ему лист с перенесенными в него записями из первых трех строк Пузиковой добычи. Но Клим Кириллович не проявил никакого интереса к загадочным листкам. Да еще и утверждал, что показал его в Петербурге знающим людям и они ничего необычного в цифрах не увидели. Но Клим Кириллович не знал, откуда Мура взяла эти записи.