Водяра, стр. 52

– Разберусь, – вынужден был пообещать Галазов. – Возьму под свой контроль.

– Да нет, теперь мы будем разбираться. Тебе, Ахсарбек Хаджимурзаевич, очень не понравится, если из дотации Осетии мы вычтем налоги, которые бюджет не добирает из-за осетинской водки?

– Вы сделаете большую политическую ошибку, – выложил или мог выложить свой главный козырь президент Галазов. – Это изменит отношение осетин к России.

– Ты мне об этом уже говорил. А я сделал вид, что поверил. Да куда вы денетесь от России! Задружитесь с Чечней? Давай, давай, ингуши только и ждут удобного момента, чтобы оттягать у вас Пригородный район. Но мы так не сделаем, хотя это было бы справедливо. Есть другой путь. У тебя через полтора года выборы, правильно? А что, если Москва поддержит на них не тебя, а другого кандидата? Да хоть бы и Дзасохова Александра Сергеевича. Удобное у него имя-отчество, как у Пушкина. А что? В Москве он не пришей кобыле хвост, а в Осетии будет на своем месте.

– Президента Осетии будет выбрать народ Осетии.

– Так-то оно так, – согласился премьер. – Но и наша позиция кое-чего стоит. Сам понимаешь: административный ресурс и все такое. Дзасохова в Осетии знают еще с советских времен. Крупный руководитель, известный политик. Неплохие у него шансы, очень неплохие.

– Мало вам «красного пояса» в России? – мог огрызнуться Галазов. – Хотите Осетию в нем оставить?

– Ну, это мы переживем. Не девяносто третий год. Зато с осетинской водкой покончим. Как тебе этот вариант? Или мы все же договоримся?

– Что я должен сделать?

– Наконец-то ты задал вопрос, которого я ждал. Ничего. Мы сами все сделаем. У тебя задача только одна – не мешать.

Очень может быть, что этот разговор в Белом доме проходил не совсем так или даже совсем не так, но Тимур Русланов был уверен, что смысл его он угадал правильно. Его уверенность подтвердилась. Вернувшись во Владикавказ, Галазов в дружеском застолье дал волю своему гневу. Были все свои, но в Осетии все свои. Поползли слухи, что премьер Черномырдин пер на Галазова бульдозером. И хотя сам Галазов, пересказывая разговор, выставлял себя молодцом, люди опытные понимали, что все не так просто.

Все сходились на том, что угроза Черномырдина урезать дотации Осетии на размер налогов, которые российские производители не доплачивали в бюджет из-за экспансии дешевой осетинской водки, – чистый блеф. Чтобы внести изменения бюджета на рассмотрение Госдумы, нужно их обосновать. А обосновать можно лишь публичным признанием, что в республике царит полный беспредел, которым повязаны все вплоть до президента, и Осетия в этом смысле не исключение. Счетная палата даже не совалась в финансы и налоги северокавказских республик, чтобы не узнать то, что все и так знали. Сказать об этом вслух – никто на это не пойдет. За словом должно последовать дело, а любые попытки центра взять под контроль расходование выделяемых республикам многомиллиардных дотаций мгновенно восстановит против Москвы весь Северный Кавказ. Совершенно исключено.

А вот угроза поддержать на предстоящих президентских выборах другого кандидата – это было серьезно. Очень серьезно.

Галазов руководил республикой с 1990 года, сначала в качестве первого секретаря Северо-Осетинского обкома КПСС, преемника Дзасохова на этом посту, затем как Председатель Верховного Совета. В 1994 году он стал президентом республики, набрав на выборах 64 процента голосов. Сказалась, конечно, поддержка Кремля, но в большей степени репутация самого Галазова. Известный ученый, в прошлом ректор Северо-Осетинского университета, человек интеллигентный, не замеченный в чрезмерном использовании своей власти для продвижения на руководящие посты близких и дальних родственников, что на Северном Кавказе издавна было делом самым обычным. Это нравилось. Галазов не раз заявлял, что руководить республикой должны люди науки и культуры, а не карьеристы-прагматики, которые довели Советский Союз до развала. Это тоже нравилось. Правда, его выдвиженцы, люди науки и культуры, оказывались либо вообще неспособными к практической деятельности, либо мгновенно превращались в хапуг, от которых он не знал, как избавиться. В придуманные им программы «Горы Осетии», «Воды Осетии», «Недра Осетии» вкладывались немалые средства из бюджета и миллионы долларов из «президентского фонда», как водкозаводчики называли Фонд социального развития, куда они регулярно перечисляли часть прибыли. Никакой пользы от реализации этих программ не просматривалось, но выглядело респектабельно.

Как всякий опытный политик, президент Галазов умел показать товар лицом, но в глубине души не мог не понимать, что против Дзасохова ему не выстоять. Да, он старался не вмешиваться в деловую жизнь республики, справедливо полагая, что бизнес должен развиваться естественно, как растет дерево, а любое вмешательство государства идет ему только во вред. Да, всячески способствуя на словах возвращению в Осетию ингушских беженцев из Пригородного района, он умело перевел решение проблемы в русло бесконечных бюрократических согласований, создававших лишь иллюзию бурной деятельности, а на деле блокирующих процесс. Он считал такую тактику единственно правильной, так как был убежден, что осетины не готовы и еще долго не будут готовы добросердечно принять ингушей. Слишком мало времени прошло после резни 1992 года, еще слишком кровоточила память.

Все так. Но Галазов знал, что эти реальные его достижения не сделаешь основой предвыборной программы. Она всегда требует наступательности, а не оправданий. Дзасохову тоже нечем было похвастаться, но на него работали воспоминания о советских временах, когда он руководил республикой и когда был порядок. Ностальгия по прошлому, заметная по всей России, в Осетии была особенно сильной. Если Дзасохова, как предположил Черномырдин, поддержит Москва, исход выборов сомнений не вызывал.

Неизвестно, долго ли колебался Галазов, но решение ему пришлось принять. Каким оно было, стало понятно, когда по приказу председателя Таможенного комитета России число пропускных пунктов для подакцизных товаров на российско-грузинской границе было сокращено до двух – в Верхнем Ларсе и Нижнем Зарамаге. Это стало началом наступления на осетинскую водку. Не вызывало сомнений, что за первым шагом вскоре последуют другие, самые кардинальные, преследующие главную цель: полностью покончить с американским спиртом.

Все осетинские таможни через Ростов подчинялись Москве. Но решения центральных органов всегда согласовывались с руководством на местах. У Галазова была возможность воспротивиться действиям Таможенного комитета. Он смолчал.

Судьба президента была решена. Он сам подписал себе приговор.

Тимур Русланов не мог знать, какими данными экономической разведки оперировал премьер Черномырдин при разговоре с президентом Галазовым, но он своими глазами видел, как напряженно, в три смены, работали портовики в Поти на разгрузке танкеров с американским спиртом, сколько судов стояло на рейде в ожидании очереди. Тропинка, когда-то проторенная компаньонами, превратилась в оживленную трассу, по которой ни на час не прекращалось движение. С учетом спроса производители подняли цену спирта с двадцати пяти до сорока центов за литр, владикавказские банки увеличили ставки за кредит, но это не останавливало оптовых покупателей. Контракты заключались на месяцы вперед, в обороте крутились десятки миллионов долларов. Одна только мысль о том, что из-за попустительства президента Галазова может быть перекрыт канал поставки американского спирта и зависнут уже вложенные в дело средства, заставляла водкозаводчиков забыть о конкуренции и искать союзников, чтобы вместе противостоять надвигающейся беде.

Тимура Русланова и Алихана Хаджаева эти треволнения не затрагивали. Они наконец-то закончили строительство спиртзавода и испытывали такое же чувство освобождения, какое испытывают геологи или туристы в конце изнурительного маршрута, когда цель достигнута и можно сбросить неподъемные рюкзаки. Стройка съедала всю немалую прибыль от бесланской водки, приходилось все время думать о деньгах, постоянная их нехватка как бы возвращала Тимура в его юность, когда он жил на зарплату сменного мастера. Оказывается, не имеет значения, каких денег не хватает, чтобы ощущать себя нищим: сотен тысяч долларов или тридцати рублей до получки. Тимур иногда злился на Алихана, затеявшего разорительное строительство, но в конце концов вынужден был признать, что и на этот раз подтвердилось его умение видеть далеко вперед. Завод еще не вышел на проектную мощность, но уже первая очередь давала для производства водки в Беслане достаточно спирта, чтобы не дергаться от любой задержки американских танкеров на долгом пути от Хьюстона до Поти, не запрашивать по несколько раз в сутки метеосводку в Атлантике и обстановку в черноморских проливах.