Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2, стр. 36
– А если нет?
Глаза Трейси вызывающе блеснули.
– Тогда я обличу вас перед сыном. Простите, – вздохнул он, – но у меня нет выбора.
Последовало минутное молчание.
– Вы клянетесь, что, как только найдем ее, оставите меня в покое? И никогда, никогда не попытаетесь снова докучать мне?
– Даю слово.
Жан протянул руку. Трейси ее пожала. У него было крепкое рукопожатие, а ладонь оказалась теплой и сухой.
«Она доверяет мне. Боже, помоги ей».
Жан подписал счет, и они покинули ресторан. Прохладный воздух показался живительным, они наслаждались им, пока шли к машине Жана.
– Итак, – начал он, – вы Элизабет Кеннеди. Последние шесть месяцев планировали ограбление Брукстайнов. И вдруг ваш заклятый враг обогнал вас в последнюю минуту. Каким будет ваш следующий ход?
Трейси немного подумала.
– Перегруппироваться. Когда дело не удалось, нужно время, чтобы прийти в себя. Проанализировать случившееся. Извлечь урок из собственных ошибок.
– Ладно. Где? Будь вы на ее месте, куда бы отправились?
– Будь я на ее месте? – Трейси улыбнулась. – Домой. Я бы отправилась домой.
Глава 15
Лондон
Три месяца спустя
Эдвин Грейвз смотрел, как дождевые струи льются по стеклу кухонного окна, и гадал, зачем снова зашел сюда. Его большая комфортабельная квартира выходила на Кадоган-Гарденс. Общинный теннисный корт был мокрым и пустынным. Над ним нависали голые ветви деревьев, с которых дожди и холодные осенние ветра сорвали листья.
«Когда-то я играл в теннис. Чарли всегда мог меня побить. Даже в детстве. Где Чарлз?»
Чарли Грейвз, сын Эдвина, обычно приходил по вторникам. Помочь Эдвину с почтой и с покупкой продуктов в «Харродз». Эдвин Грейвз всегда делал покупки в «Харродз». В конце концов, нужно поддерживать какие-то стандарты, даже если тебе за девяносто.
Почему Чарли еще нет? Может, сегодня не вторник? Хотя Эдвин мог бы поклясться, что именно вторник и есть.
– Могу я помочь вам с чаем, мистер Грейвз? – донесся из гостиной молодой женский голос.
«А, вот оно. Чай. Я завариваю чай для себя и приятной молодой леди из аукционного дома Бонэмс».
– Нет-нет, дорогая. Устраивайтесь поудобнее. Я сейчас приду.
Молодая женщина тепло улыбнулась, когда старик прошаркал в комнату, со звоном поставив поднос на стол. Он подал ей чай в антикварной кружке доултонского фаянса. Напиток был ледяным.
– Спасибо.
Она поднесла кружку к губам, притворяясь, будто ничего не заметила.
– Я подписала документы и прикрепила чек. Но, может, нам стоит подождать вашего сына?
– Зачем? Это не его картина.
– Нет, конечно. Но…
– Знаете, я еще не мертв, – рассмеялся Эдвин.
Его легкие производили ужасающий свистящий звук, как разорванные мехи аккордеона.
– Хотя послушать жену Чарли, так все, чем я владею, уже перешло к ним. Проклятые стервятники!
Лицо старика вдруг потемнело.
Молодая женщина имела дело с многими богатыми престарелыми людьми. И прекрасно знала, как мгновенно может меняться их настроение. Как облака в ненастный день.
– Кроме того, – продолжал Эдвин, – не то чтобы это был подлинный Тернер. Все знают, что это фальшивка.
– Верно, – дружелюбно кивнула его собеседница. – Но он все равно ценный. Грэм Найт был одним из самых блестящих авторов подделок картин своего поколения. Поэтому мой клиент готов сделать столь щедрое предложение.
– Можно? – Скрюченные пальца Грейвза потянулись к чеку. Старик поднес его к лицу, изучая цифры подслеповатыми глазами. – Пятьдесят тысяч фунтов? – Он изумленно уставился на женщину. – Это слишком много. Господи, дорогая, я не могу это принять.
– Как я сказала, это не Тернер, – произнесла она, улыбаясь, – но это не означает, что картина ничего не стоит. Мой вам совет – завершить сделку. Но конечно, если предпочитаете подождать сына…
– Нет-нет, – проворчал Эдвин. – Чарли приходит по вторникам, и это все равно не его картина. Так что я сам все сделаю.
Молодая женщина передала ему ручку. Эдвин подписал бумаги.
– Мы собирались поиграть в теннис, но тут начался чертов дождь.
– Какая жалость! Могу я взять картину сейчас?
– Чарли приходит по вторникам.
Она сунула картину в парусиновую сумку с непромокаемой подкладкой, которую принесла, чтобы положить в нее картину.
– Чек, мистер Грейвз, лежит на журнальном столике. Хотите, чтобы я положила его в безопасное место?
– Чертов чай остыл. – Эдвин в недоумении уставился в кружку. – Чарли здорово играет в теннис. Он всегда меня побеждает.
Старик все еще что-то бормотал, но молодая женщина уже шла к выходу.
Элизабет Кеннеди тихо смеялась, пока черное такси катило по Эмбанкмент, направляясь к Сити.
«Глупый старый осел».
Расстегнув сумку, Элизабет с нежностью посмотрела на картину, поразительно выполненную маслом и изображавшую типично пасторальную сцену в духе Тернера. Картина, однако, не принадлежала кисти Тернера. Это была подделка. Одна из лучших Грэма Найта. И она была очень ценной. По крайней мере в десять раз ценнее, чем сумма в пятьдесят тысяч фунтов, которые Элизабет сейчас за нее заплатила. Чек, выданный ею Эдвину, был подлинным. Хотя проследить счет она не могла. Грейвз что-то получит за свою глупость, и это будет больше, чем он заслуживает. Может, купит своему хищному, жадному до наследства сыну новую теннисную ракетку?
Лондон под дождем выглядел унылым и серым. Темза вилась вдоль дороги, мутная и набухшая. Пешеходы спешили к станциям метро, съежившиеся и дрожащие под зонтиками и дождевиками. Но Элизабет была рада вернуться домой. В тепле и безопасности такси, с последним приобретением, торжественно покоившимся у нее на коленях, она чувствовала, как медленно к ней возвращается уверенность в себе.
Лос-Анджелес был сплошным несчастьем.
Месяцы работы по приручению Бернстайнов закончились полной неудачей и унижением. И виновата в этом была чертова Трейси Уитни. Элизабет ненавидела Трейси. Отчасти потому, что люди в их бизнесе все еще говорили о ней почтительно приглушенными голосами, словно о богине, чей рекорд мошенничества не может быть побит никогда. Но по ее собственным подсчетам, она уже переиграла Трейси по всем возможным «показателям». Провернула больше дел за большие суммы денег, чем когда-либо заработала Уитни. Однако корни неприязни Элизабет крылись не в профессиональной зависти, а в сексуальной ревности.
Джеф Стивенс любил Трейси Уитни.
Элизабет не могла простить этого Трейси. И понять тоже не могла.
«Я красивее этой суки и бесконечно лучше в постели. Почему Джеф выбрал ее, если мог получить меня?»
Элизабет вовсе не намеревалась влюбляться в Джефа. Из всех ее мужчин Джеф был единственным, с кем она чувствовала нечто вроде отчетливого желания заняться сексом. Возможно, дело было в том, что она так и не получила его, если не считать одного поцелуя. И все же эмоциональная интимность, очевидно, присутствовала. Джеф пробудил в Элизабет более глубокое чувство, а такое было не под силу другому мужчине, ни тогда, ни сейчас.
«Он как отражение моей сути. Мой близнец. Он – часть меня».
Многие годы Элизабет пристально следила за жизнью и делами Джефа. Чем больше она обнаруживала деталей, тем больше сходства находила между своей и его судьбой. Обоих в детстве бросили родители, обоих усыновили хорошие люди. Оба еще в юности научились жить своим умом и использовать внешность и раннее взросление, чтобы перехитрить жадных людей и пробиться в мире. Оба делали все, что делали, ради драйва и денег. И потому оба были лучшими. Лучшими из лучших. Нужно было только добавить к этому мощную сексуальную химию. Элизабет было яснее ясного, что им с Джефом суждено быть вместе.
Однако существовала капля дегтя, которая портила бочку меда. Джеф Стивенс ненавидел Элизабет Кеннеди со страстью, граничащей с помешательством. За последние десять лет их дороги пару раз пересекались – в конце концов, они в одном бизнесе. Джеф никогда не упускал возможности облить ее презрением.