Венера без лицензии, стр. 11

– Я бы тоже хотел посетить одну могилу.

Он кивнул, продолжая глядеть на отца.

– Только я не знаю, где она. Думаю, где-то здесь, но точно не знаю...

– Можно справиться в администрации.

Он повернулся к Давиду: тот ничуть не изменился в лице, только на лбу выступила испарина.

– Назовите имя, а они вам скажут участок и номер могилы.

В голосе Давида он тоже не уловил никаких новых интонаций:

– Это девушка, которую я убил в прошлом году. Ее зовут Альберта Раделли.

5

Отрезок бульвара от арки Семпьоне до замка Сфорца знаменит тем, что по обеим сторонам его – даже если на часах всего десять утра – всегда стоят в полной боевой готовности женские фигурки, летом одетые, как правило, в короткие облегающие платьица. Этим дамочкам раздолье в вечной суете большого города, где не существует обывательских разграничений между ночью и днем и где в любой час от 00.00 до 24.00 любой гражданин, проезжающий мимо на машине, волен притормозить и вступить с ними в деловой контакт.

В то утро синяя «Джульетта» появилась справа от арки и слегка притормозила, когда девушка на пятом десятке, играющая роль несовершеннолетней поклонницы битлов, едва не бросилась под колеса; однако машина сделала мастерский вираж и вновь набрала скорость – не потому, что Давида Аузери не слишком вдохновил вид этой «юной» искательницы приключений, – наоборот, просто, как случалось с ним довольно часто, когда он бывал близок к желанной цели, какая-то неведомая сила подтолкнула его к бегству. Чуть подальше, из-за дерева, еще одна девица, на этот раз действительно юная (при всем желании ей нельзя было дать больше двадцати), замахала ему рукой, как будто они договорились подать документы о вступлении в брак. Эта небесная блондинка чем-то вообще напоминала подругу известного гангстера из голливудских лент, а еще больше – напудренную девочку в карнавальном костюме придворной дамы XVII века, девочку, которой нет дела до того, насколько этот наряд соответствовал исторической эпохе, ее занимают лишь веселые игры и множество сладостей, уготованных ей на детском празднике. Однако Давид Аузери испуганно шарахнулся и от блондинки, хотя его так и подмывало остановиться. Непонятный страх, всегда овладевавший им поначалу, проходил, только если девице все же удавалось втиснуться в машину.

Но в то утро ни одной из этих деловых женщин не удалось заловить в свои сети «Джульетту»: страх Давида был почему-то сильнее обычного. С тяжелым сердцем он доехал до центра, миновал форум Бонапарта, улицы Данте, Орефичи, промчался по Соборной площади, проспекту Витторио и площади Сан-Бабила, свернул на проспект Порта-Венеция; у него не было на утро никаких планов, кроме тех, что уже потерпели провал. Он выехал на площадь Кавур и решил зайти в бар «Алеманья» на улице Мандзони в надежде, что, удовлетворив один голод, позабудет про другой.

На улице Джардини он сразу нашел удобное место для стоянки: в августовскую жару большинство жителей считает город непригодным для обитания (непонятно только, чем лучше туманы, смог и слякоть). Вот и в «Алеманье» стойка длиной в несколько десятков метров, заваленная бутербродами с яйцом, икрой и семгой (а также две другие, с тортами и мороженым, по размерам же напоминающие Версаль или Тюильри), была почти целиком в его распоряжении, если не считать еще одного посетителя, который, как и он, плавился в свежем, едва ли не горном воздухе кондиционера, однако же совершенно неспособного справиться с духотой.

Давид съел три внушительных бутерброда и выпил пива, стараясь по возможности не смотреть на официанток и кассирш (он вообще привык задерживать взгляд только на неодушевленных предметах, да и то ему становилось не по себе, когда он видел фарфоровых, точно живых, кукол или плюшевых мопсов), но на одну все-таки невольно загляделся. У нее была такая высокая старомодная прическа, похожая на торт с кремом или гору засахаренного миндаля, и эти взбитые волосы вновь пробудили в нем желание вернуться на бульвар и уж в этот раз остановить машину. Желание, оставшееся неосуществленным: таинственные сдерживающие центры не дали тому внутреннему огню разгореться, и Давид обратил свой взор к более одухотворенному занятию – гонке во Флоренцию и обратно по автостраде Солнца; он попытается улучшить рекорд, который поставил в прошлом месяце, когда покрыл это расстояние за смехотворно короткое время. Во Флоренции пообедает, а к аперитиву вернется в Милан. Идея показалась ему заманчивой, и он быстро вышел из бара.

Его «Джульетта» стояла в полном одиночестве метрах в двадцати от автобусной остановки. Он заплатил за стоянку служителю в форменной фуражке, лишь на миг вынырнувшему из тени деревьев, и уже садился в машину, когда услышал голос:

– Извините меня.

Давид обернулся. Девушка в голубом костюме и больших, совершенно круглых темных очках улыбалась ему, но какая-то тревога была спрятана в уголках рта, который вместе с маленьким носиком составлял единственную неприкрытую часть лица: всего остального не было видно за очками и прядями каштановых волос, похожих на чуть-чуть раздвинутые шторки.

– Извините меня, синьор, я уже полчаса дожидаюсь автобуса, а у меня срочное дело, не могли бы вы довезти меня до Порта-Романа?

Давид Аузери кивнул, и она устроилась с ним рядом в очень приличной и сдержанной позе, положив на колени плоскую светло-коричневую сумочку величиной не больше мужского бумажника.

– Какая улица? – спросил он, включая зажигание.

– Там я покажу, если вы будете настолько любезны, что довезете меня до места.

– Ну конечно. Нам по пути.

– Как хорошо! Мне бы не хотелось отнимать у вас время.

Колени его спутницы были не то чтобы уж совсем открыты, но все же выглядывали из-под сумочки, и он временами на них косился.

– Не сочтите меня бесцеремонной, но автобуса долго не было, а такси, когда надо, ни за что не поймаешь.

Должно быть, этот мягкий голос подсказал ему верное решение; впрочем, не только он. Давид был одинок, а одинокие люди склонны мыслить логически. Во-первых, он смутно помнил, что этот автобус не идет до Порта-Романа. К тому же на углу улицы Джардини есть стоянка такси, и он приметил там длинный хвост машин. На всех перекрестках для них, как по заказу, зажигался зеленый свет, и вскоре они очутились на площади Миссори. Неизвестно, что сыграло большую роль: близость девушки, созерцание ее коленей или жара, но только внутри у Давида отказали все сдерживающие центры.

– Вы любите быструю езду?

– Да, если водитель опытный. – Мягкость в голосе сделалась обволакивающей.

– Я хочу съездить во Флоренцию по автостраде. Мы бы могли вернуться к шести, максимум – к семи.

– Во Флоренцию? Далековато. – Голос стал чуть жестче, однако она ни словом не обмолвилась о давешнем «срочном» деле.

– Еще до ужина будем в Милане. – Сдерживающих центров как не бывало, где-то в глубинах подсознания начало выкристаллизовываться истинное "я" Давида Аузери.

Девушка как будто вновь отгородилась от него стеной.

– Ну да, а потом возьмете и высадите меня посреди автострады.

– Почему вы решили, что я на такое способен? – В его голосе тоже появились жесткие – отцовские – нотки.

Девушка сняла очки и откинула с лица волосы; глаза у нее были усталые и, пожалуй, испуганные, но в выражении сквозила почти детская непосредственность. Ту же непосредственность он уловил и в тоне, когда она произнесла:

– Я всегда мечтала побывать во Флоренции, но чтобы вот так... мне страшно.

Девушка, которая делает вид, что ждет автобус, а сама охотится за мужчиной – молодым или пожилым, не важно, главное чтоб был один и на машине и никуда не спешил, – по идее, не должна быть очень уж пугливой, но эта на притворщицу вроде не похожа.

– Вы первая, кто меня испугался.

Вот и проспект Лоди, скоро выезд на автостраду, надо на что-то решиться. Он чуть притормозил и небрежным царственным жестом переложил две купюры по десять тысяч из своего бумажника в ее плоскую сумочку. Эту операцию он ухитрился проделать так, чтоб не задеть ее самолюбия вульгарным видом денег. Чутье подсказало ему, что именно деньги – лучшее средство успокоить человека, находящегося в состоянии депрессии, тревоги, страха.