Предатели по призванию, стр. 21

Наконец этот старый, отчаявшийся, запуганный до смерти и уставший от жизни человек сделал последнее признание: иногда его «друзья» оставляли здесь чемоданы, а затем другие люди приходили и забирали их.

– И эти чемоданы выглядели всегда одинаково, да? Скажем, зеленые, из кожзаменителя, с металлической окантовкой?

– Да-да, – пробормотал старичок, – именно такие.

Раздался стук; за дверью Дука обнаружил двухметрового официанта с подносом, на котором стояли чашечка кофе и сахарница.

– Спасибо. – Он взял поднос и захлопнул дверь перед носом у верзилы. – Этого вам тоже порекомендовали «друзья»? – Он подсластил кофе, но совсем чуть-чуть. – Сахара надо как можно меньше – быстрей подействует.

– А сердце? – Старичок взглянул на кофе почти с таким же ужасом, как на мокрое полотенце.

– Пейте, вам говорят. – Одну руку он опустил старичку на плечо, а другой поднес ему к губам чашечку. – Значит, этого официанта вам тоже порекомендовали «друзья»? Сначала выпейте, потом ответите.

Старичок не выдержал натиска, выпил кофе и сказал:

– Таких у меня двое. Ничего не делают, даже посуду мыть не обучены, только за мной следят. – Он вымученно улыбнулся. – Можно, я опять прилягу?

Дука помог ему вытянуться на постели.

– Так насчет тех чемоданов...

Насчет тех чемоданов старичок покорно и без утайки все ему рассказал. Сильвано Сольвере был у него несколько раз, четыре или пять, а с чемоданами – дважды, да-да, они были зеленые, с металлической окантовкой, наподобие баулов, но бывали и другие – кожаные или полотняные, причем очень старые, потертые.

– А может, внутри этих старых чемоданов были как раз те маленькие баулы с металлической окантовкой? – предположил Дука.

Старичок заулыбался:

– Знаете, мне и самому это приходило в голову.

Конечно, всякому придет: ведь хитрость есть форма умственной отсталости, недостаток ума болваны возмещают ловкостью рук. Старичок между тем сообщил, что Сильвано Сольвере впервые оставил у него чемоданы со словами: «За ними зайдет мой друг», – и даже не объяснил, как звать этого друга и как он выглядит.

– А дальше что? – спросил Дука, наблюдая, как медленно приоткрываются врата истины.

А дальше приехал адвокат Туридду Сомпани, бретонец с сицилийским именем, и забрал чемоданчик, оставленный Сильвано. Он тоже никогда не появлялся в одиночестве, обязательно с женщиной – либо с разными молоденькими, настолько молоденькими, что годились ему во внучки, потому что адвокату уже за шестьдесят было (правда, с «внучками» он тоже наверх поднимался, в номера), либо, как без обиняков выразился владелец «Бинашины», со старой содержанкой.

– Наверно, – опять высказал предположение Дука, – это та самая, что попала с ним вместе в аварию здесь неподалеку?

– Да, та самая.

В тот вечер, когда произошла авария, они у него ужинали – адвокат Туридду Сомпани со «старой содержанкой» и какой-то молодой женщиной, по-видимому приезжей. Старичок повторил за Дукой слово «авария», даже не улыбнувшись, точно не уловил скрытой в нем иронии, а может, и уловил, но не подал виду, чтоб его и в эту историю не впутали.

– Значит, оставлял чемоданчик всегда Сильвано Сольвере, а забирал – всегда адвокат Сомпани.

– Так точно, всегда, – подтвердил старичок (выпитый кофе подействовал на него так благотворно, что он опять уселся на постели). – Бывало, они приезжали и просто так, пообедать, но никогда не платили.

А маршрут-то у чемоданчиков был довольно длинный: пунктом отправления служила мясная лавка, оттуда девушка – земля ей пухом – относила их в парфюмерный магазин, из парфюмерного магазина товар забирали она же или Сильвано Сольвере, последний доставлял чемоданчик в «Бинашину», куда затем являлся Туридду Сомпани, востребовал – и с концами. А однажды вечером этот путь еще продлился: девушка забрала чемоданчик из парфюмерного магазина и принесла на дом к врачу, который взялся «подготовить» ее к первой брачной ночи; забрать чемоданчик и отвезти в «Бинашину» должен был Сильвано Сольвере. Но забрать не сумел, потому что в тот же вечер его самого забрала смерть на дне Большого подъемного канала вместе с девушкой. Так чемоданчик и остался у него, Дуки.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше. – Кофе очень укрепил силы старичка.

– Тогда опишите мне второго официанта, протеже ваших друзей.

– Такой же высокий, как и тот, что кофе приносил, только блондин... а все остальные у меня ростом пониже.

– Ладно, их мы пока не тронем.

– Нет уж, заберите, а то их хозяева узнают, что я проболтался, и убьют меня.

– Они так или иначе узнают, – разъяснил Дука. – Вы тотчас же позвоните своим «друзьям» и расскажете обо всем, что здесь произошло. Доложите, что нагрянули полицейские и под угрозой удушить мокрым полотенцем вытянули из вас всю правду, умолчали вы только про этих верзил – липовых официантов. То, что эти двое останутся на свободе, наряду со звонком о визите полиции, послужит доказательством вашей лояльности.

Старичка, по-видимому, этот план не очень устраивал.

– Но если я им позвоню, они тут же исчезнут. – И спросил одними глазами: вам-то это зачем?

– Именно этого я и добиваюсь – пусть суетятся, пусть почувствуют, что у них земля под ногами горит. – Он пожал плечами. – Для чего мне тратить силы на их арест, ведь через месяц их снова выпустят? А так они хотя бы ненадолго избавят Милан от своей гнусной деятельности.

Он не до конца раскрыл карты: слишком дорогое удовольствие. Про себя он рассудил иначе: «друзья», конечно, поймут, что старичок заложил их полиции, и наведаются сюда разделаться с ним, а ему только и надо выманить их из берлоги.

– Они, конечно, исчезнут, но прежде устроят мне варфоломеевскую ночку, – сказал старичок.

– Не думаю, а если и так, мы вас без охраны не оставим. Когда они явятся сюда, здесь их будет поджидать сюрприз.

Дука без сожаления покинул старичка, которого мучили горестные сомнения, и комнату, бывшую свидетельницей стольких «любовных идиллий», спустился по лестнице, не удостаивая своим вниманием эстампы, выполненные почти что в английской манере, вышел в сад и снова проник в шикарную конюшню. Официанты и официантки прямо с картин Тулуз-Лотрека всем скопом уселись за самый длинный стол под присмотром Маскаранти, а глаза у того были как два револьверных дула.

– Я переписал их имена и адреса, – сообщил Маскаранти, понизив голос, – подойти к телефону не позволил, а всех клиентов наладил обратно.

– Ну что ж, теперь я думаю, мы можем с ними распрощаться. Он вышел на улицу, добрался до стоянки и сразу же сел в машину, на место рядом с водительским: за руль он садился только в самых крайних случаях. Минуту спустя явился Маскаранти.

– Куда едем?

– В Павийскую обитель. Что-то давно я туда не наведывался.

– А я и вовсе не был никогда. Но говорят, там очень красиво.

4

Да, там было очень красиво, правда, обитель оказалась закрыта: весна делает всех рассеянными, и они начисто забыли, что обители тоже работают по расписанию, пришлось довольствоваться экскурсией вокруг стен, за которыми, конечно, не были видны большой внутренний двор, куда выходят окна келий, и собор с хорами, и маленький дворик, и библиотека, и трапезная, и старая ризница с известным триптихом из слоновой кости работы... нет, не припомнишь чьей, и весь этот мир, бесконечно далекий от сегодняшнего, находящийся как бы в ином измерении. Совершив обход, они вернулись на площадь и остановились в раздумье перед двумя тратториями. Дука выбрал более современную, деревенскому стилю он не доверял.

– Съедим по сандвичу и позвоним.

По телефону он сообщил Карруа, что нащупал преступное гнездо – «Бинашину», и вкратце изложил свою беседу со старичком, опустив, естественно, эпизод с полотенцем.

– Часика через два пришлю туда опергруппу, – сказал Карруа. (Итак, в «Бинашине» будет поставлен еще один капканчик.)

– Хорошо, спасибо, – отозвался Дука.