Миланцы убивают по субботам, стр. 20

Преступники нынче не только стыд, но и всякий страх потеряли. Преспокойно рассказывают дружкам-подружкам в ресторанах и других людных местах о том, что завтра поутру убьют родную мать, – а наутро и правда убивают. Те же, кто находится вокруг них, почитают за лучшее заткнуть уши.

1

– Стоп. Кажется, здесь, – сказал он Ливии.

Та послушно притормозила. На заднем сиденье помещались Маскаранти и парень в оливковом бархатном пиджаке, на сей раз одетый в бежевое полупальто с меховым воротником.

– Точно, здесь, – подтвердил Маскаранти. – Я помню, что это было метрах в ста от бензоколонки.

Все, кроме молодого человека, вылезли из машины. Суббота. Миланское предместье в серых ноябрьских сумерках. Все настолько окутано предвечерней серостью, что кажется, будто с ясного неба упал туман.

– Да-да, здесь, – повторил Маскаранти, имея в виду, что здесь поблизости – плюс-минус двадцать метров – сожгли Донателлу Берзаги.

Дука окинул взглядом совершенно плоскую равнину с подгнившей в преддверии неминуемой зимы травой, грязную ленту дороги на фоне этой грязной зелени, и снова сел в машину. Для чего понадобилась еще одна экскурсия на пепелище? Какое это имеет значение, где была убита Донателла Берзаги? Ему важно найти убийц, но теперь он их почти наверняка нашел.

– В Лоди! Скорее! – приказал он Ливии, и та рывком тронулась с места.

Все пришлось начинать сначала. Ливия за рулем, Маскаранти, молодой человек в бархатном пиджаке – все та же компания – они как стог сена, соломинку за соломинкой, перерыли весь греховный Милан и всюду таскали с собой нарисованный молодым сутенером портрет преступника, и предъявляли его всем Богом проклятым шлюхам и всем их альфонсам-садистам, а в ответ неизменно слышали одно и то же монотонно-обескураживающее «нет, нет, нет». И вдруг в одном из пристанищ порока некая девятнадцатилетняя туринка нацепила на нос очки, оперлась своим могучим бюстом на этот весьма приблизительный рисунок размером двадцать на тридцать и раскатисто, по-турински, выговорила:

– По таким каракулям разве узнаешь? Но сдается мне, была я этим летом в Лоди с похожим типом. Рот такой же прямой, в ниточку, а брови совсем срослись, точно помню. Он как будто из этих, из черномазых сицилийцев.

Маскаранти тоже был «из этих», однако обошелся без комментариев.

– А где именно в Лоди? – спросил Дука.

– Да у его двоюродного брата бар с меблированными комнатами прямо на шоссе. Правда, что он ему двоюродный – не поручусь, мы нынче все двоюродные. – Девица приподняла роскошные груди над столом, выпрямилась, сдернула очки, и за ними обнаружилась лукавая туринская улыбка.

– А чего ему понадобилось везти тебя к этому двоюродному? – осведомился Дука. (К чему тащиться в Лоди, неужто в Милане коек нет?)

– Сказал, что ему надо с братом обсудить одно дельце, – объяснила уроженка Пьемонта. – И потом говорит: двоюродный отменно готовит и мы сможем у него поужинать на халяву – ну и все остальное в лучшем номере отеля.

Не след, а слезы: девица поглядела на жалкое подобие словесного портрета и сказала, что он ей напоминает типа, с которым она всего один раз, несколько месяцев назад, прогулялась в Лоди, к его двоюродному брату, хозяину гостиницы на шоссе, отменному кулинару и все такое прочее...

Но тут вмешался молодой человек в бархатном пиджаке, эксперт в вопросах проституции:

– Ой, вспомнил, тот парень из «Билли Джо» говорил, что двоюродный брат у него содержит гостиницу в Лоди...

Дука едва не бросился на парня с кулаками; Маскаранти вовремя его удержал.

– Что ж ты месяц назад молчал, чертов подонок!

– Да я... мне как-то в голову не пришло.

Подонки, подонки, сволочи, трусы, скоты, сутенеры проклятые, мразь без совести, чести, достоинства и даже без памяти! Он бы уже месяц назад вышел на убийц, если б этот альфонс безмозглый во время первого допроса упомянул о двоюродном брате, который содержит гостиницу в Лоди!

– Езжай помедленней, – сказал он Ливии.

Вдали, на фоне чернильного неба, замигали огни Лоди. Пользуясь инструкциями, полученными от дотошной туринки, они быстро отыскали ресторан-гостиницу на въезде в Лоди. Это здание ни с чем не спутаешь – сияет, будто рождественская елка среди низкорослых саженцев.

Ливия припарковалась под навесом.

– Маскаранти, стой здесь и стереги выходы, – распорядился Дука.

– Рад стараться! – Маскаранти добродушно похлопал себя по карману. (Пусть попробует сбежать из такого гостеприимного местечка – этим он доставит Маскаранти массу удовольствия.)

Дука, Ливия и юный «эксперт» вошли в совершенно пустой бар; казалось, все живое в этой маленькой, затерянной среди зеленых долин гостинице вымерло, несмотря на столь яркое освещение.

Слева под аркой вход в ресторан: столики накрыты, под люстрами печально поблескивают бокалы. Справа другая арка; за ней, должно быть, помещение администрации. Оттуда, из полутемной ниши, навстречу им с натянутой улыбкой поднялся человек.

Низкорослый, худощавый, в черной как смоль шевелюре пробивается седина, на мясистом носу круглые очки, а за ними умный, но грустный и усталый взгляд.

– Полиция. – Дука предъявил удостоверение. – Мне нужен хозяин этого заведения.

– К вашим услугам, – отозвался коротышка. – Хотите посмотреть регистрационный журнал? У меня сейчас ни одного посетителя. – Речь его была правильной, даже с некоторым оттенком интеллигентности.

– Нет, – ответил Дука. – Мы разыскиваем одного человека. Нам сообщили, что ваш двоюродный брат очень на него похож. – Он повернулся к Ливии. – Покажи.

Ливия достала импровизированный словесный портрет. При виде его лицо хозяина собралось в мелкие-мелкие складочки, и он сказал, впервые обнаружив гортанный южный выговор:

– Ну слава Богу, наконец-то я смогу спать спокойно.

После минутной растерянности Дука Ламберти кивнул в сторону бара.

– Пойдемте поговорим.

2

– Вы узнаете его? – Дука ткнул пальцем в словесный портрет.

Они сидели на диване перед узким столиком. Кругом тишина и запустение, должно быть, кроме хозяина, в гостинице вообще никого нет. Дука уж было приготовился сражаться против обычных «ничего не видел, не слышал, не знаю», а вместо этого с удивлением обнаружил, что врата истины медленно приоткрываются.

– Да, это мой двоюродный брат.

Он и сам сильно смахивал на своего брата или же на портрет, нарисованный юным художником в бархатном пиджаке.

– Ливия, поди позови сюда Маскаранти. – Нечего ему там больше сторожить. Дука обратился к хозяину: – Я бы выпил чего-нибудь. К примеру, белого вина.

– Сию минуту.

Вернулась Ливия с Маскаранти. Какое-то время все пятеро – Дука, Ливия, Маскаранти, хозяин гостиницы и ас бордельного бизнеса – в молчании потягивали вино, очень тонкое, совсем не отдающее пробкой, видно, из лучших запасов. Затем Дука знаком велел Маскаранти доставать свой блокнот.

– Как зовут вашего двоюродного брата?

– Как меня, – ответил хозяин, ставя на стол бокал с превосходным вином.

– То есть?

– Франко Барониа. В наших краях такое часто бывает. – Он горько усмехнулся. – Вот и мне повезло. Только он Франко Барониа, сын Родольфо, а я Франко Барониа, сын Сальваторе.

Для него, судя по всему, это отличие было принципиальным. Кивнув Маскаранти, застывшему наготове с шариковой ручкой, Дука задал следующий вопрос:

– Какие у вас отношения с двоюродным братом?

– Я ему подчиняюсь.

– А именно?

– Видите ли, в двух словах этого не объяснишь. Дело в том, что я приехал на Север четырнадцать лет назад, сперва голодал, попрошайничал, потом начал потихоньку становиться на ноги: Милан – город щедрый. Ну, подкопил немного и пять лет назад открыл вот это заведение. Когда построили автостраду Солнца, здесь стало не так людно, но все же как-то свожу концы с концами. И вдруг...

Дука его не торопил: пусть себе рассказывает потихоньку.