Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности, стр. 16

Она не может заявить о себе яркостью характера, не может заставить общество признать себя, она остается мучительно замурованной в себе и неблагодатной для окружающих. Она мечется в безысходной попытке отстоять себя, будучи внутренне неуверенной в обоснованности подобной претензии.

Ее чинная «сверхморальность», в которую она играет и которую она, чем более взращивает и лелеет в себе, тем более тайно ненавидит, может, что называется, «полететь кувырком», как только наступит для этого соответствующий критический момент, а на месте этой «сверхморальности» и «благопристойности» может воцариться самая непотребная, демонстративная сексуальная распущенность, подсвеченная к тому же каким-то настроением мрака и безысходности; распущенность, которая приведет в недоумение и замешательство всех, знавших эту женщину и принимавших ее за «образец порядочности».

Ее интеллектуальная деятельность, также всегда несколько чрезмерная и натужная, может сильно опостылеть ей, и она отпрянет от своих интеллектуальных занятий, приевшихся ей как консервы, и при этом как-то максималистски резко и жестко возведет на место прежних своих «святынь» что-нибудь уж больно «природное», «естественное», «простое» и даже «примитивное», да еще и поклонится этому новому своему идолу, так что окружающие ее будут просто шокированы таким ее превращением.

Если же она захочет показаться окружающим, да и самой себе, «женщиной без предрассудков», то ее «сексуальная распущенность», в которую она несколько угловато будет играть и в которой она не всегда до конца будет «распущенной», может мгновенно смениться у нее потребностью в каком-то «моральном очищении» и «совершенствовании», и она устремится, подобно иному совестливому правдоискателю, к поиску «духовных основ» жизни, который почти неминуемо кончится у нее не чем иным, как скучным и довольно банальным морализированием и доморощенной религиозной обрядовостью, что не только не удовлетворит, но, скорее, раздражит и обезнадежит ее. Она может застрять на магии или экстрасенсорике и здесь будет пытаться получить, правда в весьма своеобразном и даже извращенном виде, удовлетворение своего неизжитого религиозного чувства.

Усталость от самой себя, ужас от пребывания наедине с собою заставляет ее искать каких-то внешних впечатлений, разнообразящих ее жизнь и будоражащих ее воображение иллюзиями радужной перспективы. Она хочет не жизни, а какого-то театра; мир, лишенный религиозной глубины, представляется ей не правдоподобным, она лучше чувствует себя в театре, жизнь сама по себе пугает и ранит ее. Все спутано в системе ее ценностных ориентации, материализованное сознание не просветляет ей тайну ее души. Оскверненная бездушием, никому не нужная женственность становится для невротизированной женщины причиной ее бессмысленного, несуразного существования в мире социума. Всю жизнь свою проживает она со скорбным надрывом в душе, всю жизнь мучается собою, не в силах обратиться к радости и любви. Плод ее души не рождается в мир, он остается в ней, погибает и разлагается в ней. Неужели это апофеоз социальной эмансипации женщины?

***

Как для существования жизни необходимы ферменты, так для творческого становления личности в человеке нужно вдохновение. Оно нужно как мужчине, так и женщине, ибо личность, в определенном смысле, духовно андрогинна, то есть сочетает в себе признаки мужского и женского существа одновременно. Личность есть достижение цельности существования во взаимооплодотворяющем духовном единении мужества и женственности – двух ипостасей души, единенных в третьей – личности. Личность есть завершенный, целостный, полноценный человек.

Ложная женщина по самому устройству своей души не может быть тем «чудным мгновением», которое высекает искру вдохновения для творческого огня личности. Иногда она может вызвать вожделение, но вдохновение – вряд ли. Ее существование никак не способствует подлинному творчеству жизни, без которого все бытие человека теряет смысл. Ее удел – способствовать формированию душ приземленных, конформных, зависимых, несвободных, невротичных... Истинная женственность уходит из мира, и страшно видеть, что индивидуум есть, а личности нет; психика есть, а души нет; мысли есть, а смысла нет; работа есть, а творчества нет; интеллект есть, а мудрости нет; сознательность есть, а добра нет; рассудок есть, а великодушия нет; художества есть, а красоты нет; секс есть, а любви нет, и т. д. и т. п.

Похоже, что человек предпочел социальное духовному, а потому встал на верный путь самоуничтожения, ибо социальное в человеке не может быть самоцелью.

***

В своей работе я намеренно не привожу конкретных жизненных примеров, живых фактов биографии тех женщин, которые смогли бы насыщенно и ярко иллюстрировать описываемые мною типы ложной женщины. Между тем такие женщины существуют в жизни – иначе не мог бы явиться соблазн описать их типологию, но описывать их конкретно в связи с щепетильностью темы считаю для себя некорректным и невозможным. Каждый читатель, я думаю, сам для себя найдет примеры – коих вокруг него множество, подтверждающие существование этих типов женской личности в современном обществе.

И самое главное.

Быть может, эта маленькая книжка заставит задуматься мужчин о том многом, что теряют они вместе с исчезновением женственности с лица земли.

Часть II. Невроз как внутренний театр личности

Несколько заметок-размышлений о невротизме и театре

Быть одним, а казаться другим, – не это ли составляет сущность актера.

Н. Евреинов

...Нет границы между тем, чем хочет быть человек, и тем, чем он является. Своим повседневным лицедейством он показывает, насколько видимость может создавать бытие.

А. Камю

Идея сопоставить жизнеощущение невротика и актера не нова. К такому сопоставлению располагает само представление об актере как о невротике и о невротике как об актере.

Мне хотелось бы понять общие грани их мироощущения.

Почти перед каждым высказыванием здесь можно было бы поставить: «на мой взгляд...», «мне кажется...», «я думаю, что...» Я пытаюсь рассмотреть и понять лишь определенный пласт театрального феномена, не претендуя на универсальность моего понимания рассматриваемых явлений.

Так я вижу и так понимаю.

Менее всего эти заметки можно назвать научными, они основаны исключительно на субъективном видении и осмыслении природы театра и невротизма, в них нет опоры на объективную методологию, на научную достоверность. Их следует принимать как свободную импровизацию на интересную и увлекательную тему.

Объективное исследование опиралось бы в данном случае на научный метод, оно пыталось бы исключить из рассматриваемых явлений все субъективное, все сугубо личное и пристрастное, оно пыталось бы доказывать свои положения и утверждения, пыталось бы вычленить в них лишь объективно достоверное, логически понятное.

Я не следую по этому пути, так как в противном случае, представляется мне, нельзя было бы увидеть в рассматриваемом мною явлении то, что вижу я. Вполне осознанно я остаюсь в субъективном плане видения интересующего меня предмета, наивно, быть может, полагая, что человек сам по себе – уже метод, способ видения и понимания мира, в котором он живет.

Что роднит невротика и актера, какие невидимые, интимные нити связывают воедино театр и невротизм, в каком душевном сплаве проявляется их глубокая родственность?

В определенном смысле театр представляется мне проекцией личности невротика на социальный экран его существования, он есть социальная экспозиция невротизма, и потому без понимания глубинных истоков невротизма невозможно ясно и отчетливо понять природу театра. Но, с другой стороны, театр позволяет раскрыть и понять структуру невротизма и, будучи социальным экраном внутренних противоречий невротической личности, делает незримую, скрытую и загадочную природу невротизма достоверно видимой и явной, явленной.