Свободный Охотник, стр. 21

Кто я такой? Всего лишь электрик при районном Отделе народного образования — простой, как инфузория-туфелька. Бегаю туда-сюда. Висят на мне гири в виде всех местных школ, да ещё по договорам обслуживаю несколько объектов — поликлинику, например, и даже отделение милиции. Старательно кормлю семью. Нужный я человек, и на том исчерпывается моя ценность. Чем я заинтересовал этого вундеркинда? Рассказами, как чиню розетки, проверяю разводку проводов и меняю лампочки в женских раздевалках?

Да, раньше я мог бы кем-то там стать. По молодости мне об этом часто говорили — незаурядный, мол, человек. И сейчас иногда говорят, когда хлопнем стаканчик-другой. Имею высшее образование, после окончания института работал в Научно-исследовательском Вычислительном Центре, что на 14-й Линии Васильевского острова (теперь это учреждение называется Институтом Информатики), одновременно был в заочной аспирантуре и готовился защищать диссертацию. Но… Именно — «НО»! Работал, готовился, был. Все — в далёком коммунистическом прошлом. Выгнали меня за то, что подрабатывал на стороне. Ладно бы по специальности халтурил (и тихо, ни с кем не ссорясь), так ведь я в свободное время спиливал верхушки деревьев на кладбище, за сумасшедшие деньги, конечно. Встал я поперёк дороги другому кладбищенскому «спильщику», и неподкупная милиция тут же донесла на меня руководству Вычислительного Центра. Взяло руководство и выгнало незаурядного человека, который мог бы кем-то там стать. Время было такое, никуда не денешься. Оторвали от меня «Имитационную модель рыбной части сообщества озера Байкал», которая разрабатывалась в рамках темы «Космический мониторинг сложных экосистем». И осталась от меня только частица «бы». Впрочем, благосостояние моей семьи при этом не только не пострадало, а в точности наоборот — спасибо тому маразматическому времени, которое было…

Парень неожиданно бурно отреагировал на упомянутый мной Институт Информатики. Словно только и ждал, когда же наконец я проговорюсь.

— Значит, раньше вы были учёным? — спросил восторженно. Даже приостановился и посмотрел на меня. Так посмотрел, что мне стыдно стало, ведь я не тот, не тот герой, который ему вдруг привиделся!

Оказывается, мама все-таки делилась с ним воспоминаниями об истинном отце. Урывками, обмолвками. Не стала стандартно врать про погибшего лётчика или моряка, и с другой стороны, не представила этого человека, как иногда бывает, подонком, пьяницей и ничтожеством. Она успокоила сына: мол, твой папаша жив, это обыкновенный научный сотрудник, который целиком ушёл в решение задач науки и производства. Ушёл и не вернулся. А пацан уже сам домыслил-размечтался, что отец его — большой учёный, которому просто жалко было тратить время на семью и детей. Такой мотив, как ни странно, казался мальчику вполне убедительным. Или нет в этом ничего странного?

— А что, вдруг ты и вправду потомок великого человека? — необдуманно и жестоко съязвил я.

Он, к счастью, не обиделся.

— Я бастард, — сообщил парень не без гордости. — Был и буду. Дело-то не в этом, так что вы зря.

Ого, какие слова мы освоили, подумал я, обуздав своё желание немедленно ответить. Человек начитался интересных книжек про рыцарей, где внебрачные дети обязательно оказываются королевской крови и после многочисленных подвигов взбираются на трон, — что ж тут смешного? Однако же — «бастард»… Вот ведь придумают, фантазёры сопливые! Безотцовщина проклятая…

— Просто я хочу знать, чей я, — завершил он мысль.

— В каком смысле?

— У меня есть истинная фамилия. Я её не знаю. Надоело быть системнорожденным.

— Кем-кем?

— Рождённым в системе.

— Теперь понимаю.

— А вы были какой учёный?..

Ничего-то я не понимал. Странности кружили над нашими головами, мешали беседе. Трудно разговаривать с человеком, у которого умер кто-то из близких, однако у меня не было таких трудностей. Собеседник вёл себя так, будто ему наплевать, что вчера он потерял и мать, и новорождённую сестру. Или так, будто забыл об этом. А может, самым странным было как раз моё поведение? Мне бы отложить свои дела, взять его за руку и отвести домой, к родственникам, но вместо этого я почему-то тащил парня с собой в школу. Дикость? Чудовищное бездушие? Я полагаю, нет. Наше обоюдное помешательство имело другое название — запрограммированность.

— Я был не учёным, а инженером, — ответил я, испытывая нелепое чувство, будто оправдываюсь. — Если точнее, я занимал инженерскую должность.

— Ну, это даже интереснее, — солидно покивал он.

Вероятно, мальчик все ещё на что-то надеялся. Оттого и шёл со мной, оттого и смотрел на меня так — большими серьёзными глазами.

— Ты считаешь, что инженер звучит более гордо, чем научный сотрудник? Правильно считаешь. Вот к примеру, существуют главные инженеры проекта, «гипами» называются, если станешь им — каждый день сможешь об научных сотрудников ноги вытирать.

— Я знаю, кто такие гипы, они космосом занимаются.

— Ага, — засмеялся я, — именно космосом, чем же ещё. С космической зарплатой. Не тычь в мои раны, малыш. Когда-то давно я видел секретную платёжную ведомость, из которой следовало, что с гипов каждый месяц удерживают партийных взносов больше, чем мой должностной оклад.

— Гип — это главный инженер программы, — поправил он меня. — Программы, а не проекта…

Школа, где училась моя дочь, располагалась недалеко — десять минут ходьбы. Мы пришли, и наша беседа прервалась. Работа мне предстояла обычная: сделать свет в мужском туалете. Мальчишки вечно лампу дневного света портили, чтобы по вечерам, когда музыкальные и спортивные секции, можно было вставать ногами на унитаз, подтягиваться по трубе и заглядывать в щель между потолком и перегородкой. По ту сторону перегородки был, разумеется, женский туалет. Если света нет — тебя не видно, а ты видишь все. Короче, какие-то гадёныши догадались стартер из лампы выдёргивать, поэтому не реже одного раза в неделю мне приходилось эту детальку возвращать на место.

Первое из дел отняло ровно минуту, но было и второе. Пожарный требовал, чтобы в коридоре возле компьютерного класса я сделал скрытую проводку, как полагается. Чем я и занимался последние два дня — выдалбливал канал в шве кирпичной кладки, куда должны лечь провода. Долбить стену, конечно, не входило в мои обязанности, ведь я электрик, а не штукатур, и в другой школе я бы плюнул на них всех, которые требуют от людей бесплатного трудового энтузиазма, но здесь училась моя дочь. Будет исполнено, пообещал я завхозу. Единственное условие — пусть потом заштукатуривает кто-нибудь другой. Рабочий по зданию, говорю, уже опух от безделья, вложите в его руку шпатель вместо стакана…