Инъекция страха, стр. 22
В потоках белого уличного света, перемешавшегося со светом ламп, комната казалось по особенному красочной, насыщенной фантастическими контрастами. Хотелось полететь, но тело скрутили ремнями. Зрачок повернутого в фас пистолета был черным, глубоким, как Космос. Еще мгновение, и Космос рванется навстречу. Разум опустел, освобождая место для единственно возможной мысли: НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! В этой простой формуле крылся ключ к постижению сути, разгадка всех тайн, путь к примирению с мировым порядком.
Издалека доносился чужой, незнакомый голос:
– Парню в голову попало, наповал. Прямо в дежурной части, представляешь? А кончилось тем, что стрелка этого, супермента недоделанного, отмазали, даже на повышение герой пошел, потому как с занимаемой должности его обязаны были сразу же снять…
Звуки становились все более гулкими, краски смещались вверх, в центр воронки. Потолок был в дырах, сквозь которые смотрели чьи-то глаза. Потолок вообще оказался стеклянным, и с той стороны вдруг приблизилось чье-то огромное лицо. Лицо Саши.
– Ты хочешь меня убить? – спросил Андрей.
Он все-таки сел. Пистолет уже не шнырял по сторонам хищным, прицельным взглядом, смирно лежал на широком бедре своего хозяина, прикрытый ладонью в перчатке.
– Не бойся, – даже обиделся Саша, – игрушка разряжена. У меня несчастных случаев не бывает. Смотри, если не веришь.
Пистолет вновь взлетел над кроватями, но теперь объектом его внимания была избрана другая жертва. Саша приложил ствол к собственной щеке, театрально взвел курок и… В воздухе сухо щелкнуло. В груди Андрея беззвучно лопнула очередная струна.
– А ты боялся, – поставил гость окончательный диагноз. Ему виднее, ведь он когда-то едва не стал врачом. – Ладно, Андрюха… – Он резко поднялся, сбросив с плеч груз тревожной бездеятельности. – Если честно, ты мне здорово помог.
И, не колеблясь, пошел в коридор.
– Проводишь? – крикнул он.
Андрей, впрочем, и так двигался следом, просто трудное это было дело – двигаться. Саша размещался возле вешалки, одевался. Живописно он одевался – низко кланялся входным дверям, настойчиво втыкая суковатые руки в рукава. Почувствовав присутствие зрителя, скомандовал:
– Дай бумагу и чем писать.
Андрей молча развернулся обратно.
– Я решил все-таки оставить тебе мой новый телефон! – сообщил Саша, форсируя громкость. – Ты меня слышишь? Правда, когда я там теперь появлюсь, не представляю…
Андрей возвращался, натыкаясь на различные препятствия в виде косяков.
Гость тупо разглядывал поданные ему предметы, будто забыл, зачем ему это понадобилось.
– Прости, Андрюха, что впутал тебя в эти дела. Мне некого больше просить, честно…
Андрей ждал.
– Не помню, рассказывал я тебе или нет? Водка проклятая! Короче, та самая женщина, Марина, почему-то любит меня. Между прочим, в нашей системе работает. Ничего серьезного, бумажки с места на место переносит. Я таких никогда еще не встречал… – Саша разложил письменные принадлежности на тумбочке и надолго задумался.
«Поздравляю, нашел себе чистое и светлое, – подумал второй из присутствующих на сцене людей. – Как в анекдоте: пусть невеста будет королевой в гостях, хозяйкой на кухне и проституткой в постели». На самом деле, Андрей не восстановил пока в полной мере свою способность облекать мысли в словесную форму – ироничный комментарий, порожденный «боковым умом», вспыхнул и погас, не оставив и следа.
– Необязательно завтра звонить, – очнулся Саша. – И послезавтра тоже необязательно, и даже через неделю. Как-нибудь потом, когда мимо телефона-автомата случайно пройдешь… – Он размышлял вслух, словно отголоски тяжелого внутреннего монолога невольно вырывались наружу. – Договоримся так, ты позвонишь, и если я отвечу, значит, забудем все это, как дурной сон. Если скажут, что меня там нет и не будет, тогда порви бумажку с номером. – Саша распрямился, стряхнув нерешительность. – Ты хорошо понял? Порви бумажку. Прости, что втравил тебя в эту историю. Чего скалишься?
Андрей не скалился. Даже не улыбался. «А невеста все перепутала: стала проституткой в гостях, королевой на кухне и хозяйкой в постели…»
– Ладно, живем пока, – попрощался гость, выталкивая дверь в пространство лестничной клетки.
Листок бумаги, оставленный на тумбочке, был чистым, без единой цифры. Вот так рассеянность, вот так забывчивость!
Дверь ударила, возвращаясь на место…
Ушел!
Андрей обвалился на стену прихожей и наконец сформулировал хоть какую-то достойную мысль: «Что это было?»
9. Вопрос
Что это было?
Дважды за каких-то восемь часов. Не много ли для человека, не оправившегося от скверной, затяжной болезни?
Странные обстоятельства обоих визитов никак не складывались в цельную картину, которую можно хотя бы окинуть взглядом, если уж не получается осмыслить, но отнюдь не это стало теперь главным. Главным было то, что полностью ускользнуло от внимания в период судорожных воспоминаний. А именно: СОСТОЯНИЕ. Только так и называл Андрей в своих мыслях этот комплекс ощущений – непременно прописными буквами. Огромных размеров слово пылало во лбу – на внутренней поверхности лба, – не давало возможности сосредоточиться на чем-либо другом. Итак, что же это было? Тягостное ирреальное состояние, чувство полной иллюзорности происходящего, после которого не остается даже сил обрадоваться возврату в прежний мир – что это? Откуда, из каких тайников души (или мозга) выползло? Два раза. Полновесных два раза, хотя нормальному человеку и одного может хватить, чтобы стать психопатом или невротиком.
Андрей знал, что такое глубокий наркоз – была операция по удалению аппендикса. А также испытывал на себе действие морфия, точнее, двухпроцентного омнопона – кольнулся по молодости в компании таких же идиотов-молокососов, желающих все испытать в жизни. Он отлично запомнил, как в тех, давних случаях его уносило из реальности, запомнил до мельчайших подробностей. Менялись цвета, расплывались фигуры людей, звуки становились гулкими, чужие реплики невозможно было понять, свои – выговорить; затем начиналось вращение, выраставшее до вращения мира, и в конце – вихрь, впитывающий разум без остатка. Сегодняшнее СОСТОЯНИЕ поразительно напоминало как наркоз, так и укол омнопона. Разница, конечно, была, но не столько в частностях (в частностях тоже), сколько в некоем обстоятельстве общего характера.
Более сильных ощущений Андрей за свою тридцатилетнюю жизнь еще не испытывал.
Собственно, он понимал, откуда приходила к нему эта сила. Ответ лежал на поверхности. Ирреальное состояние возникало как реакция организма на неизбежную и скорую гибель – мозг облегчал человеку смерть, превращая реальность в сон. Наверное, то же чувствуют смертники, которых ведут на казнь. Загадочный человеческий мозг…
Андрей сидел на детском стульчике в прихожей, поставленном специально для Алисы. Осознание того факта, что его организм готовился к уходу в никуда, причем, готовился с высшей степенью серьезности, тормозило любую двигательную активность. В голову лезли все те же настырные вопросы. Боялся Саша или придуривался, зачем Саша приходил, какие подозрения питали его мрачную решимость – и так далее, вплоть до последнего в логической цепочке: собирался ли одноклассник подытожить встречу точным выстрелом? Два раза, о, Господи, два раза… Андрей отмахивался от подобной ерунды. Наркотический вихрь, впитывающий разум без остатка, пощадил жертву, потому что друг детства с глазами убийцы передумал нажимать на спусковой крючок. Андрей вернулся мир реальности – это главное. Прежним или изменившимся? Больным или здоровым? Живым или мертвым? Время покажет.
Иной вихрь крутился в квартире, уже не имеющий отношения к разрушительному страху смерти. Зоя, Шлема, мать с отцом, «первая» и «вторая» кражи, редкая средневековая монета. Наконец, ошеломляющие подробности, связанные с кончиной бабы Ули, всплывшие как раз на годовщину… Люди и мысли смешались. Не стало времени, существовала только жесткая последовательность событий, разворачивающихся, как кольца спирали.