Крещенский апельсин, стр. 18

– По поводу замороженной Эльзы пожаловали? – Голос у канцеляриста изменился: из скрипучего стал вполне приятным баритоном.

– Вы чертовски проницательны, господин Пряхин, – восхитился Фалалей.

Господин Пряхин самодовольно, но сдержанно рассмеялся – такой смех обычно очень нравится женщинам, и привычка к нему свидетельствовала, что Константин Петрович не только протирал казенные штаны на казенном стуле.

– В покойницкую вам ехать не стоит, – Пряхин понизил голос, – для такого юноши, как господин Шалопаев, зрелище удручающее. Ему надобно глядеть лишь на живую женскую плоть.

– А на Куликово поле? – перебил Черепанов. – Там есть что-нибудь важное?

– Куликово поле для вас бесполезно. Сторож арестован, сидит у нас. Да он и не видал ничего. А его сменщик, согласно дознанию, непричастен.

– А убийца? Его нашли? Кто он? И за что убил женщину? – Самсон не знал, какой вопрос самый важный, и сыпал их без передышки.

– Что вы там записываете, милостивый государь? – Пряхин, увидев в руках Черепанова блокнот и карандаш, грозно насупился. – Дело это не ваше, здесь измены никакой нет. Так что не старайтесь. Ступайте по своим делам. А юноше все расскажу. Какую рубрику он ведет?

Самсон сглотнул слюну, собираясь с мыслями.

– Дорогой Константин Петрович, – Фалалей послушно убрал блокнот и карандаш, – я как лучший фельетонист Петербурга приставлен к юному гению для обучения. Самсон Васильевич, открою вам секрет, ведет рубрику «Преступление по страсти».

– Что-то я не помню такой, – Пряхин надулся. – А ваш протеже не слишком молод, чтобы в страстях разбираться?

– Я ему помогу, научу! Не сомневайтесь, дорогой друг! Вот, кстати, и свежий номерочек для вас прихватил: здесь Самсон дебютировал. После дебюта госпожа Май и отвела ему собственную рубрику. А псевдоним у него – Нарцисс. Неплохо, не правда ли?

Пряхин благосклонно принял свежий номер «Флирта», пролистнул страницы, бегло пробежал статью, подписанную Золотым Карликом и Нарциссом, и изрек:

– Боевое крещение получено. Бог вам в помощь, юноша. А я всегда рад содействовать исправлению нравов. Кстати, супружница моя спрашивает, не будет ли билетиков на водевильчик «Некий муж» – продавщица галантерейная очень нахваливала.

– Найдутся, найдутся, дорогой Константин Петрович, пришлем всенепременно, порадуем вашу половину. Я вот все мечтаю, Самсон, написать настоящий очерк о великой любви, единственной и верной, о безупречной семье, о ладе и гармонии. Надо дать живой пример подрастающему поколению, а Константин Петрович с супругой такой пример и являют!

– Ну вы преувеличиваете, Фалалей Аверьяныч, – смущенный Пряхин достал вторую чекушку и, уже не таясь, выпил горячительное. – Я что? Я обычный человек. А обычное никому не интересно.

– Вот такие скромные люди и держат на себе империю, – заверил Черепанов. – Так что это за Эльзочка?

– Грехи мои тяжкие. – Пряхин вздохнул, вытаскивая из верхнего ящика стола тощую синюю папочку с белыми тесемками. – Слушайте. Покойная девица крещена Елизаветой. По батюшке Ксаверьевной. Фамилия Медяшина. Сторож Куликова поля знает возницу, который приехал вчеpa ночью и вывалил какой-то хлам в дальнем углу. Возницу – Петра Медяшина – мы отыскали быстро. Он и не отпирался. Сестрица его перебивалась случайными заработками – пекла пирожки на продажу, шила по мелочам, вязала… Смазливая бабенка жила от брата отдельно, вступала в недозволенные связи, брат ее осуждал. А уж когда она забрюхатела да к нему в дом завалилась, он совсем разъярился. Два дня подряд парилась в баньке, пыталась вытравить плод. Там ее братец и застал. Она испугалась, поскользнулась и упала, о каменку башкой зашиблась. Вот и весь сказ. Обезумевший Петр отвез бездыханное тело на свалку. И надпись сделал для назидания.

– А а… а… Что говорит психиатрия? – Самсон от изумления стал заикаться.

– Какая психиатрия? – скривился Пряхин. – Твердил братец одно и то же: дескать, не баба была, а мусор, на свалке ей и место.

– А откуда он узнал, что она забрюхатела?

– Нашел сигнатюрку в ее ларчике. Зачем здоровенная баба в аптеку пойдет? Только за отравой для избавления от плода…

– Но как же сторож не заметил мертвого голого тела? – не мог взять в толк Самсон.

– А оно шубкой было прикрыто, шиншиллочкой… а сверху еще забросано помойными отходами.

– Откуда же у бедной мещаночки шиншилла? – навострил уши Черепанов. – Самсон, это самое главное!

– Она с полгода назад вернулась из Казани, – пояснил Пряхин, – так братец утверждал. Там ее бабка помирала, отказала в наследство траченное молью сокровище, доставшееся старухе от барыни.

– Вот здорово! – воскликнул Черепанов. – И Самсон из Казани приехал! Вот совпадение! Не знал ли ты покойницу, дружок, припомни?

Черепанов изъяснялся шутовским тоном, но Самсон был в ужасе. Неужели роскошное тело его обворожительной Эльзы валялось бездыханным, стылым, обнаженным на мусорных монбланах Куликова поля? Нет, нет и нет! Невозможно! Не мог он жениться на блудливой столичной девке, нашедшей последний приют на городской помойке! И… и… и… Фамилия у нее противная… А у Эльзы, у его обожаемой жены, фамилия была Куприянская! Хотя… Паспорта ее он не видел…

Самсон затряс головой: его мозг сверлили две мысли. Медь по латыни «купрум», это раз, и потом – его бедная, пропавшая жена могла тоже быть на сносях. Отсюда напрашивался вывод: а не скрылась ли его Эльза за простонародным именем, чтобы избегнуть какой-то опасности, ставшей причиной ее исчезновения?

– Я смотрю, ваш протеже еще не привык к таким сюжетам, – с ехидцей заметил Пряхин, – дар речи потерял.

– Да я, да нет, – промямлил Самсон.

– Есть ли у вас еще вопросы, милостивый государь, или желание описывать трагедии порока улетучилось? – В голосе канцеляриста слышалась торжествующая ирония: много, много развелось грамотных молокососов, самоуверенных и наглых, убежденных, что им любое дело по плечу. Особенно раздражали Пряхина смазливые юнцы.

– Я должен увидеть мертвое тело, – со злостью заявил Самсон, внезапно поняв, что только так можно покончить с мучительными сомнениями относительно Эльзы.

– Увидите, дружок, при отпевании и увидите. Обещаю оповестить.

– Гонорар гарантируем, – вклинился двусмысленной репликой Черепанов. – А тебе, Самсончик, действительно не надо такие страсти видеть.

– Но я не доживу до отпевания! – воскликнул измученный юноша.

– Доживете, – пообещал Самсону Пряхин. – Занятие вам найдется: в деле есть некоторые обстоятельства, можете и пораскапывать кое-что.

– Я надеюсь, не на Куликовом поле? – Черепанов, которому вовсе не хотелось посещать мертвецкую, воспрянул духом.

– Нет, дружок, в более приятном месте. В аптеке.

– А что там такое? – безучастно откликнулся Самсон.

– Там служит премиленькая дамочка. – Пряхин хихикнул. – Настоящая Суламифь… Была знакома с покойницей накоротке. Вам для вашего журнала очень пригодится. Риммой зовут.

– Все, берем извозчика и – в аптеку! – нетерпеливо воскликнул Фалалей. Но тут же, глянув на Самсона, сник. – Придется пешком брести. А далеко ли, Константин Петрович?

– Нет, – Пряхин хитро улыбнулся, – к утру управитесь. Но ради такой барышни, Самсон Васильевич, можно и на край света сбегать. Фамилия дамочки – распространенная… Лиркина.

Глава 8

– Что-то меня не тянет к этой библейской аптекарше, – уже на улице поморщился фельетонист Фалалей Черепанов, – мне это ни к чему: дело-то никак не связано с супружеской изменой, на коих я специализируюсь. Да и устал я, и боюсь нарваться там на нашего Леонида. У него сестра Римма, в аптеке служит.

– А что же мне? – Самсон растерялся. – Возвращаться к госпоже Май?

– Да, жизнь тебя, братец, ждет опасная. Вечерком тебе все равно не избежать ее общества – устоишь ли пред Далилкой? Ты вообще-то как относишься к мезальянсам?

– Не знаю, – печально признался стажер, – я сейчас ни о чем не могу думать. Бедная Эльза из воображения не идет.