Хватит мечтать, займись делом! Почему важнее хорошо работать, чем искать хорошую работу, стр. 14

«Мы решили найти настоящую работу», — говорит Майк, переходя к последующим событиям. Вот что было дальше.

Подруга одного их приятелей Майка, артиста разговорного жанра, проходила собеседование в венчурной инвестиционной компании. Она решила отказаться от работы, но порекомендовала сотрудникам службы персонала поговорить с Майком. «Она решила, что я им подойду — ведь у меня был опыт ведения бизнеса», — считает он. Вообще-то Майк понимал, что он не самая подходящая кандидатура для фонда, занимающегося технологиями. «Я не сумел бы сделать новый Facebook, — признается он, — зато мог сказать, сможет ли заработать деньги фирма, занимающаяся солнечной энергией». Но он еще никогда раньше не проходил собеседование и решил попробовать.

«Это было нетрудно. И я, и мой собеседник сразу поняли, что предлагаемая работа — не для меня, но мы прониклись симпатией друг к другу», — вспоминает Майк. И тут у руководителя венчурного фонда родилась идея. «Тебя с удовольствием возьмут в новый фонд, занимающийся экологически чистыми технологиями, — сказал он. — Давай я познакомлю тебя со своим другом, который там работает».

Летом 2009 г. Майк поступил стажером на испытательный срок в Westly Group. В октябре его взяли на полный рабочий день на должность аналитика. Вскоре он дорос до партнера, а через два года стал директором фирмы. «Когда люди спрашивают, как я получил эту работу, — шутит он, — я советую им подружиться с артисткой».

Карьерный капитал Майка Джексона

Майк Джексон применил подход мастера, чтобы стать блестящим профессионалом. Каждую свою работу он использовал для наращивания карьерного капитала. У него не было продуманного плана строительства карьеры. Набравшись опыта на одной работе и увеличив свой карьерный капитал, он искал новое место, где этот капитал можно было использовать и увеличить.

Кто-то может сказать, что в истории Майка важную роль играла удача. Например, ему повезло со знакомой, порекомендовавшей его венчурному капиталисту, и с самим этим капиталистом, который проникся симпатией к Майку. Но такие маленькие удачи не редкость. Главное в истории Майка то, что каждая новая работа увеличивала его карьерный капитал, благодаря чему он находил новую замечательную работу.

Общаясь с Майком, я быстро понял, насколько серьезно этот человек относится к тому, чем занимается. Он, несомненно, любит свою работу, но предпочитает говорить не о своей любви, а о самой работе. Прочитав следующую главу, вы узнаете, как строго Майк следит за тем, чтобы не тратить время попусту — его день расписан буквально по минутам (он использует специальную таблицу). Наш герой не желает расходовать время на второстепенные дела, «иначе весь день уйдет на чтение электронной почты». В присланном мне примерном расписании Майка этому занятию отводится всего полтора часа в день. Накануне нашей последней беседы на него было потрачено всего 45 минут. Майк изо всех сил старается делать свое дело хорошо.

Майк ориентируется не на «истинное призвание», а на реальные возможности. Эта стратегия принесла свои плоды. У него замечательная работа. Он получил ее в обмен на огромный карьерный капитал.

Глава седьмая

Как стать мастером

В ней рассказывается о продуманной подготовке, позволяющей скопить карьерный капитал, и о том, как интегрировать эту стратегию в трудовую жизнь

Почему Джордан Тайс играет на гитаре лучше меня

И Джордан Тайс, и я начали играть на гитаре в двенадцать лет. Как только у меня появилась собственная гитара, я сколотил группу и спустя несколько месяцев уже выступал с первым «концертом» на шоу талантов в шестом классе Толлгейтской средней школы. В замедленном темпе была исполнена песня группы Nirvana «All Apologies». Нам вежливо похлопали. После этого я стал относиться к занятиям музыкой более серьезно — в старших классах даже взял несколько уроков. Я играл каждый день, иногда часами пытаясь копировать блюзовые соло Хендрикса. Наша группа называлась довольно странно — Rocking Chair («Качающийся стул»). Несколько раз в год мы выступали на различных мероприятиях — фестивалях, праздниках, соревнованиях, — там, где нам разрешали установить оборудование. Однажды мы даже играли на кладбище, стоя спиной к могилам. Зрители сидели на складных стульях, расставленных на парковке. Матушка нашего барабанщика снимала наше выступление на видеокамеру. На записи видно, что нас слушают всего несколько человек. Эта женщина любит прокручивать запись и до сих пор каждый раз хохочет.

К моменту окончания школы в моем репертуаре было около сотни песен, в том числе Green Day и Pink Floyd. Иными словами, мой опыт мало чем отличался от опыта любого мальчишки, шесть лет не расстающегося с гитарой. Но вот что удивительно: по сравнению с Джорданом Тайсом я уже тогда был посредственностью.

Джордан взял в руки гитару тогда же, когда и я. Но к моменту окончания школы он с группой профессиональных музыкантов гастролировал по среднеатлантическим штатам и подписал первый контракт на запись диска. Когда я учился в школе, мои снобы одноклассники восхищались акустической музыкой и считали группу Nickel Creek чем-то вроде Dave Matthews для крутых. Когда Джордан учился в школе, он регулярно выступал с бас-гитаристом этой группы Марком Шатцем. Почему же, несмотря на то, что мы оба потратили на серьезные занятия музыкой одинаковое количество времени, я продолжал бренчать на гитаре на уровне обычного старшеклассника, а Джордан стал звездой?

Познакомившись с Джорданом, я довольно быстро понял почему. Когда нам было по восемнадцать, я отставал не потому, что занимался меньше Джордана (хотя, видимо, все-таки меньше), а потому, что мы занимались по-разному. Я живо помню ощущение дискомфорта, возникавшее, когда я играл в Rocking Chair плохо отрепетированную мелодию. Исполняя песню, не успевшую врезаться в мышечную память, я испытывал психологическое напряжение. Я ненавидел это ощущение и неохотно разучивал новые песни, предпочитая играть нетрудные и хорошо знакомые. Я раздражался, когда во время репетиций наш ритм-гитарист предлагал попробовать что-то новое. Он любил начинать играть, едва взглянув на ноты. Я этого терпеть не мог. Уже в столь юном возрасте я понимал, что дискомфорт от умственного напряжения мешает музыканту.

Сравним мой опыт с опытом юного Джордана. Его первым учителем игры на гитаре был знакомый его родителей (он ходил в ту же церковь, что и они). Джордан вспоминает, что на занятиях они подбирали самые сложные композиции из альбомов Allman Brothers.

— Значит, преподаватель записывал ноты, а ты разучивал мелодию? — поинтересовался я.

— Нет, мы подбирали мелодию на слух, — ответил Джордан.

Для меня, когда я был школьником, сама мысль о том, чтобы разучивать сложные партии на слух, казалась дикой. Это было за пределами моих умственных возможностей, к тому же мне не хватало терпения. Но Джордану это нравилось. Во время нашей беседы, через 10 лет после окончания Джорданом школы, он взял в руки старенькую гитару и сыграл соло из композиции «Jessika», которое помнит до сих пор: «Прекрасная мелодия».

В начале занятий музыкой Джордан не только играл трудные вещи, но и выслушивал множество критических замечаний. Его наставник всегда указывал на ошибки и показывал, как надо играть.

Наблюдая за тем, как Джордан репетирует сегодня, нетрудно заметить, что он по-прежнему не боится трудностей и всегда готов к критике. Чтобы научиться работать в самом быстром темпе, рассчитанном на широкую амплитуду, Джордан всегда играет чуть быстрее, чем это удобно. Не попав в ноту, он прерывает игру и начинает снова, постоянно контролируя себя. Когда он репетирует, его лицо напряжено, он дышит часто и прерывисто. На него страшно смотреть, и можно только догадываться о том, как тяжело дается ему мастерство. Но Джордану нравится репетировать, и он делает это часами.

Вот поэтому Джордан меня и «переиграл». Я просто бренчал на гитаре. Он репетировал с полной отдачей. Студийный музыкант из Нэшвилла Марк Касстивенс тоже считает, что надо выкладываться до конца. Даже во время нашего разговора он постепенно наращивал темп исполнения «новой сложной мелодии си-бемоль с множеством баррэ и отвратительным контрапунктом». Даже музыканту уровня Касстивенса, заслужившему множество наград (Академия кантри-музыки присвоила ему звание инструменталиста года), приходится время от времени «уходить в тень», чтобы спокойно репетировать.