Щенки и псы Войны, стр. 57
Черта лысого вам достану!
— Ну, товарищ капитан! Ну, придумайте, что-нибудь! Век не забуду! — канючил рядовой Малецкий.
— Куда прешь в грязных сапогах! Я тебе русским языком сказал, нет у меня от твоих мух ничего! Даже хлорки нет! — заорал на шофера выведенный из себя начмед. — Ты понимаешь русский язык или нет!
— Ну, товарищ капитан! Меня же товарищ старший лейтенант в порошок сотрет! Вы, что Саранцева не знаете?
— Вот что, Окурок, вали-ка отсюда, пока цел, пока я тебе большущую клизму не поставил или не огрел по бестолковой балде! Еще я не занимался твоими мухами. У меня своих дел по горло! Вон Варнеев раненый лежит, повязку надо сменить. А ты со своими мухами лезешь.
— Я же приказ выполняю!
— А я, по твоему, не выполняю, да! Ты у нас самый шустрый, вот и прояви смекалку, как Левша, который даже муху подковал.
— Не муху!
— Тем более. Тебе, зачем серое вещество в башке дано? Вот и шевели им. Напрягись, это тебе не на толчке с газеткой сидеть! В конце концов возьми и солярой залей!
— Эх, товарищ капитан, товарищ капитан….
Разочарованный Малецкий, сдвинув на затылок шапку, покинул лазарет.
Рядовые Шестопал и Квасов выбрались за село, миновали унылое кладбище с покосившимися старыми плитами, почти бегом спустились по узкой крутой тропке к речке. Они из «самоволки» возвращались на базу.
Максим Шестопал, или просто Макс, был нагловатым пронырливым пареньком, в котором погиб великий артист разговорного жанра. Почему погиб? Да, потому что, после армии он собирался поступать в медицинский интитут, по стопам своих родителей, сельских медиков. Его неординарные способности в области "словесного поноса" были просто уникальны. Ни одно мероприятие в части не проходило без его непременного активного участия. Ему ничего не стоило заболтать кого угодно и убедить в чем угодно. Пресловутые Энди Таккер и Джефф Питерс ему в подметки не годились. Макс хотя и не читал знаменитой книги Карнеги, но черта завоевывать друзей и оказывать на людей влияние у него была в крови. Он ни на минуту не переставал сыпать шутками, анекдотами, страшными историями, прибаутками. При этом, не давая собеседнику ни секунды на раздумье, и не давая даже рта раскрыть. Второй его одной из ценных способностей было то, что он мог достать буквально все, что угодно. Для сержантов и ротного он был курочкой, которая несла золотые яйца.
— Черта лысого вам достану! — заверял он своих товарищей. И никто в этом не сомневался. Уж кто-кто, а Макс точно достанет! Разобьется в лепешку, но достанет, из-под земли выкопает.
Он, похоже, никогда не унывал, поэтому и жилось ему в полку легко и припеваючи.
А тут случился у него день рождения, о котором он случайно накануне вспомнил. Двадцать лет — это тебе не шутка. Такое событие надо непременно отметить. И в голове у него зародился гениальный план: смотаться в село за продуктами, чтобы достойно украсить праздничный стол рядового десантника. В помощники ему отрядили, его закадычного дружка, рядового Алешку Квасова. Раненько утром они залезли под брезент в «Урал» Малька, Сашки Малецкого, который отвозил провиант и воду на блокпост. Он и подбросил их до реки. Там они перешли речку вброд и поднялись в чеченское село, расположенное на косогоре. Прошлись по улице, где Макс плодотворно, можно сказать, "конструктивно погутарил" с местными бабками, разжалобив их своими байками о сиротской несчастной доле, о превратностях его нелегкой судьбы. Возвращались солдаты довольными: они разжились двумя трехлитровыми банками компота, банкой сливового варенья, яблоками, сушенным черносливом, курагой и семечками. А какой-то старик даже «чачи» пожертвовал, налив им в пластиковую бутылку.
— Живем, братан! — Макс весело хлопнул Алешку по плечу.
Солдаты спустились к мелкой речушке, разулись, засучили штанины, быстро переправились на свой берег.
— Брр! Мама роднаяя! Вода холоднющааяяя! Околеть можно!
— У нас в деревне, тоже такая! Ключи кругом бьют! Ноги, аж сводит!
— Как огнем обжигает!
— Чего ты хочешь? С гор течет!
Вышли на берег. Уселись на серую гальку рядом с ободранным корявым деревом, принесенным весенним паводком, обулись и вышли на дорогу, ведущую к лагерю.
— Интересно, Малек с Толиком уже проехали или нет?
— Наверняка! Сбросили груз и обратно! Чего они там забыли, на блокпосту?
— Эх, и погудим сегодня! — размечтался Макс. — Только бы Сара чего-нибудь не учудил.
Вдруг неожиданно за рекой хлопнул громкий выстрел, и что-то ударило в спину Шестопалу. Солдаты повалились на землю. Вжались в нее телами. Макс ошалевшими глазами взглянул на перепуганного на смерть Лешку Квасова, который в свою очередь уставился на него. На покраневшем лице того проступили капельки пота, к нижней пухлой губе приклеилась шелуха от семечек, которые он лузгал всю дорогу.
— Снайперюга, сволочь! Давай дуй вон туда, за кусты! В ложбинку! Дура, рыла не поднимай! Быстро! Да быстрее же! Шевели оглоблями!
Алешку упрашивать долго не пришлось, он, словно ящерка, вильнув ритмично квадратной задницей, исчез в указанном направлении. Укрывшись в низине от снайпера, стали думать о дальнейших действиях.
— Леха, чего делать-то будем?
— Сплошное паскудство! Совсем херово! Голову не высунешь, снимет, сука!
— А-а! — сморщившись и замотав головой, вдруг протяжно застонал Макс.
— Макс! Макс! Ты чего? Ранили? Куда?
— Проклятие! Какой там ранили! Банки разбились! Вдребезги! Попал, сволочуга! Вся жопа — мокрая! Только сейчас и почувствовал! Все на крестец вылилось!
Квасов посмотрел ему за спину и ахнул. Так и есть. Все ниже поясницы сырое бордово-черного цвета. Вся задница. Будто Макса Гулливер в чернильницу обмакнул.
— Падла, снайперюга! Убью! — зло забубнил расстроенный Макс, стаскивая с себя насквозь протекший сидор, который звякал разбившимися склянками. — Сволочь распоследняя!
— А может и не снайпер вовсе, а малолетка какой-нибудь! Шандарахнул чувак по нам и смылся!
— Это дела не меняет. Сегодня у реки, а завтра будут на базе мочить. Так и до беды не далеко.
Появление Квасова и Шестопала вызвало в палатке бурное оживление и гомерический хохот товарищей.
— Вы, что компот не достали? — разочарованно протянул радист Вадик Ткаченко.
— А, что тебе этого мало? — сказал Квасов, кивая на нары, куда вытряхнул содержимое своего мешка.
— Вот и посылай таких!
— Ты бы и этого не принес, пианистка хренова! — накинулся на радиста разозлившийся Макс.
— Достали, но не донесли! — отозвался унылый Алешка Квасов, у которого после выстрела у реки неимоверно чесалось все тело. — Гад, один ползучий, помешал! Все банки расколошматил! Сука! Чуть Макса не положил! Чуть бы левее взял, точно, ему хана!
— Макс, ну ты, считай, в сорочке родился!
— Повезло тебе как утопленнику, лучше с уделанными штанами, чем грузом «200» домой чалить.
— Я то думал, вы за «чачей» отправились, — отозвался лениво Вася Панкратов по прозвищу Наивняк.
— "Чачу", видите ли, ему подавай, халявщик! — закипел возмущенный Квасов. — Тебе Сара такую «чачу» покажет, что и слово это забудешь как пишется! Чачу ему подавай! Наивняк, вот ты бы взял и сходил!
— А то пупок сидишь у печки греешь! — огрызнулся Шестопал.
— Халявщик!
— Ну, и чего теперь делать?
— Какие проблемы Максик?
— Жопа-то вся сахарная, ко всему приклеивается! — развел руками пострадавший от пули снайпера Шестопал.
— Что делать? Что делать? Замачивать! — отозвался с нар невозмутимый Димка Коротков, где, устроившись по-турецки, здоровенной цыганской иглой зашивал дырки на изрядно потрепанной разгрузке.
— Похоже, из черной смородины компотище был, — констатировал Андрюха Романцов, тщательно рассматривая сзади, уделанные в пух и прах, штаны Шестопала.
— Знатный компотище!