Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе) (ЛП), стр. 193
Повсюду вокруг были только тростники, молчаливые и неподвижные. Потом Торак узнал ту большую кочку, похожую на горбуна, стоящего на четвереньках. А вот и знакомая кладь из бревен. Узкий, не шире локтя, проход в зеленых зарослях тростника был похож на подземную нору.
В отдалении слышались голоса его преследователей. Испуганные, приглушенные.
— Аррин нашел лук, — говорил какой-то мужчина, — с юго-западной стороны.
— Значит, Тайный Народ забрал его, — откликнулась женщина.
— Или само Озеро, — послышался голос другого мужчины, явно пожилого.
— Тихо,
они
могут нас услышать! — сказал первый мужчина. — Надо нам уплывать отсюда подобру-поздорову, пока
они
и нас тоже к себе не забрали!
— Если мы сейчас уплывем, — возразила женщина, — то вернемся с пустыми руками. Лук утонувшего изгнанника — это совсем не то, за чем нас посылала Ананда.
— Если Ананде нужна целебная вода, — проворчал старый мужчина, — пусть сама за ней и отправляется! Я теперь к этому источнику и близко не подойду.
Лодки явно удалялись, и людские голоса были слышны уже не так отчетливо.
— …Следить надо! Вдруг он попытается на юг пробраться…
Торак осторожно выполз из воды на кочку. Он лежал, отдыхая, и неотрывно смотрел на зеленый проход, ведущий в тростники. На юге была стоянка людей Выдры. На севере ужасное зловонное месиво из кишащих червями внутренностей. Итак, выбора у него нет.
Из тумана вынырнул Волк. Подбежал и остановился рядом. Похоже, Волка ничуть не испугало то, что здесь произошло. С другой стороны, Тораку становилось все труднее читать его мысли…
Только теперь до него окончательно дошло, что именно сюда, в это гиблое место его и старались загнать, превратив в изгнанника. На восток, только на восток — чтобы жизнь свою он закончил в этом вонючем болоте.
Болезненно пульсировала рана на груди. В шелесте тростников ему слышался голос Сешру, Повелительницы Змей:
«…И будет вечно терзать тебя, точно острие гарпуна, застрявшее у тюленя под шкурой… Одно движение — и мы направим тебя туда, куда нужно нам, сколько бы ты ни сопротивлялся…»
Нет, не было у него сил сопротивляться. Спотыкаясь, он прошел мимо Волка и двинулся по зеленому проходу в глубь тростниковых зарослей.
Высоко над северным берегом Озера на каменистом выступе скалы, возвышавшейся над морем клубящегося тумана, журчал ручеек.
На берегу ручейка кольцом горел странный зеленоватый огонь.
Внутри этого огненного кольца лежал белый камешек с нарисованной на нем охрой меткой племени Волка.
А на камешек кто-то аккуратно выложил кусок усохшей, сморщенной человеческой кожи — это была кожа Торака; на ней еще можно было разобрать трезубец, знак Пожирателей Душ.
Камешек обвивала змейка, искусно вылепленная из зеленой глины.
Глина постепенно высыхала, и казалось, что змея все сильнее сжимает в своих кольцах белый камешек с кусочком человеческой кожи.
Чья-то зеленая рука мелькнула над камнем: раз, два, три…
И чей-то голос стал нашептывать, сливаясь с шипением костра, точно голос злого духа, явившегося из мира дурных сновидений:
Когда вздрогнет тростник и буря ударит — вспомни обо мне.
Когда гром зарычит и ветер завоет — вспомни обо мне.
Это я тот тростник и та буря, тот гром и тот ветер.
Это я тебя призываю, это я твои души с моими связала.
Никогда ты не станешь свободным,
Ибо мой ты теперь навеки!
Глава четырнадцатая
Бревенчатая кладь качнулась и резко накренилась куда-то вниз. Торак чуть не свалился в Озеро. Он упал на четвереньки, цепляясь обеими руками за скользкие бревна.
Волк, шедший сзади, едва не налетел на него и остановился, впившись когтями в дерево. Волк ненавидел подобное хождение по воде.
Но Торак даже обернуться не мог и лишь бросил на Волка ободряющий взгляд через плечо, и Волк, прижав уши, с несчастным видом слегка вильнул хвостом.
Наконец бревна перестали качаться, и Торак снова поднялся на ноги. Но идти стало еще труднее: узкая кладь была предательски скользкой, а тростник — таким густым, что приходилось прямо-таки пробиваться сквозь него. И Торак каждый раз вздрагивал, когда тростник касался его своими длинными, липкими пальцами-листьями.
Туман совсем сгустился. А проход сузился до ширины одного бревна. Бревна были выложены одно за другим и сбоку закреплены колышками, вбитыми в илистое дно.
Проход был извилистым, там было столько поворотов, что Торак сбился со счета и совершенно перестал понимать, в каком направлении движется в этих бесконечных зарослях тростника — то ли к открытой воде, то ли вдоль берега Озера.
Порой ему приходилось шлепать по щиколотку в кисло пахнущей коричневой жиже, а порой он проваливался в нее и по пояс. Но заросли все не кончались; тростники с пепельными листьями и пурпурными, похожими на перья султанами сменились теперь скрипучими стеблями камыша с коричневыми толстыми головками, которые больно били Торака по плечам, словно желая сказать, что он здесь лишний и совершенно им не нужен. Ему казалось, если сейчас он упадет в воду, то камыши станут удерживать его до тех пор, пока он не захлебнется или его не утащит на илистое дно Озера Тайный Народ.
Как-то раз Торак видел, как это бывает. Однажды они с отцом набрели на самца благородного оленя, по шею увязшего в болоте. Олень уже был измучен до полусмерти, но они ничем не могли помочь ему, не могли даже прекратить его страдания. Нельзя вмешиваться в то, на что уже предъявил свои права Тайный Народ. И тогда отец просто опустился на колени, погладил оленя по морде и прошептал молитву, чтобы помочь бедному животному отыскать путь в иной мир. Но Торака потом долго преследовал безнадежный взгляд карих оленьих глаз. И он все думал, долго ли этому оленю пришлось мучиться, прежде чем за ним наконец пришла смерть.
Предупредительное «уфф» Волка вернуло его к действительности.
И он увидел впереди на мостках кого-то, сидящего на корточках.
Рука Торака невольно поднялась к плечу — он хотел коснуться клочка волчьей шкуры, но, увы, этого клочка там больше не было. У него, изгнанника, больше не было покровителя, который мог бы защитить его от злого духа или от токорота.
Подойдя ближе, Торак увидел, что это не живое существо, а столбик, вбитый рядом с мостками и довольно высокий, ему по грудь. Столбик был обмазан липкой глиной противного серого цвета и разрисован каким-то невероятным орнаментом в виде рыбьих костей и крошечных зеленых точек. На верхушке столба красовалась маленькая, неправильной формы голова, вылепленная из зеленой глины, вместо глаз были вставлены две белые раковины улитки.
Мерцающие зеленые точки на столбе вызывали у Торака тошноту и головокружение, и все же он не мог отвести от них глаз. От этого странного предмета исходила такая мощная магическая энергия, что всю его душу заполнил, казалось, некий безмолвный рокот, точно отголоски громового раската.
Волк, тоже чувствуя исходящую от столба силу, настороженно прижал уши. Даже тростник отступил от этого магического предмета, опасаясь его касаться, и вокруг столба образовалось кольцо чистой воды.
Торак вспомнил, что у него по-прежнему с собой мешочек из лебединой лапки, которую дала ему Ренн, и в нем — материнский рожок с охрой и маленькая прядка волос Ренн. А как бы на его месте поступила сама Ренн? Нанесла на лицо Метку Руки? А что, это неплохая идея…
Охра из рожка не вытряхивалась — отсырела, так что Тораку пришлось поплевать туда, чтобы извлечь хотя бы несколько капель окрашенной жидкости. Ничто на свете не смогло бы заставить его воспользоваться для этого водой из озера! Вытряхнув красную кашицу на ладонь, он изобразил у себя на щеке нужный знак и попытался нарисовать этот знак Волку — на лбу, чтобы не слизнул метку, — но рисунок не получился; на шерсти осталось лишь весьма невнятное охряное пятно. Когда Торак покончил с этим, противное монотонное гудение у него в ушах продолжало усиливаться: кому-то явно очень не хотелось, чтобы он пользовался священной «кровью земли».