Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе) (ЛП), стр. 152

А потом все сразу стало почти хорошо. Большая Сестра дала Волку еще ягод брусники и несколько потрясающе вкусных кусков жира той странной то ли рыбы, то ли собаки, потому что тявкают эти звери, в точности как собаки. И Волк уже начинал чувствовать, как стремительно к нему возвращаются силы. А Большой Брат все сидел с ним рядом и почесывал его за ухом. Большая Сестра тем временем возилась с хвостом Волка, а потом окунула конец его хвоста, укушенный каменным когтем, в какую-то жидкую грязь, которая приятно пахла медом и мокрыми папоротниками, и Волк позволил ей это сделать, понимая, что она хочет, чтоб ему стало лучше.

И Волк спокойно положил морду на лапы и закрыл глаза, наслаждаясь лаской Большого Брата и благотворным воздействием той чудесной прохладной грязи, которой обмазала ему хвост Сестра; эта замечательная грязь быстро прогоняла из тела Волка остатки той противной

нечистоты.

Волк действительно поправлялся прямо-таки на глазах; это и удивляло Ренн, и заставляло ее гордиться собственными целительскими умениями.

Уже и шерсть Волка стала вроде бы более гладкой и блестящей, и нос перестал быть тусклым и горячим. А рана на кончике хвоста, ставшего теперь короче примерно на длину большого пальца, пахла чистотой и свежестью. Как ни странно, Волк даже позволил Ренн смазать эту рану целебной мазью из сока ольхи и цветов таволги, смешанных с жеваным тюленьим жиром. А потом она перевязала ему хвост, прикрыв рану кусочком плетеной коры, и он даже почти не пытался содрать эту повязку и съесть ее.

Зато Торак даже смотреть на все это не мог; он даже на рану Волка ни разу не взглянул — казалось, ему было даже больнее, чем самому Волку.

— Ты не расстраивайся. Ему действительно гораздо лучше. — Ренн все старалась его приободрить. — Волки вообще, по-моему, выздоравливают гораздо быстрее, чем люди. Помнишь, как прошлой осенью, в месяц Ревущих Оленей, он отправился за черникой и порвал себе ухо? А через три дня на этом ухе даже следа не осталось!

— Да, верно, я и позабыл совсем. — Торак заставил себя улыбнуться. — Похоже, ему здорово твоя мазь помогает.

— Ты знаешь, он прямо-таки с каждой минутой сильней становится, — сказала Ренн, завязывая свой мешочек с целебными травами. — И, по-моему, нам бы надо уже…

Над головой у них прошуршала крыльями летучая мышь; они тут же умолкли и прислушались.

Но больше ничего не произошло.

Три раза за тот день — за тот странный день, проведенный под землей, который больше напоминал ночь, — Торак ходил в каменный лес и крал там очередной факел, а заодно проверял, не очнулись ли от своего транса Пожиратели Душ. Пока они спали, но вряд ли можно было ожидать, что их сон продлится еще одни сутки.

— Нам бы надо вытащить Волка из этой ямы, — сказала Ренн. — Можно попробовать сделать петлю из поясов и с ее помощью попытаться его поднять. Если, конечно, он нам это позволит…

— Он нам теперь все позволит. Так ты говорила, что Тиацци закрыл выход из пещеры?

— Да. Но теперь нам,

может быть

, удастся сдвинуть эту плиту?

— Придется постараться. Это ведь единственный путь наружу.

— Нет, не единственный. — Ренн помолчала, а потом все-таки рассказала Тораку о норе каменной куницы.

Ее даже немного удивило то, что Торак не стал выспрашивать у нее никаких подробностей, не стал упрекать ее, почему она раньше не рассказала ему об этой норе. Он вообще не выказал никакой заинтересованности, скорее уж он выглядел расстроенным. Интересно, думала Ренн, тревожится ли он насчет того, что давно уже беспокоило?

Она видела: он явно что-то обдумывает, все глубже зарываясь носом в шерсть у Волка на загривке. Волк, скосив глаза и поставив одно ухо торчком, посмотрел на Торака, и между ними начался один из тех безмолвных разговоров, во время которых Ренн всегда невольно чувствовала себя лишней. Но теперь это ее ничуть не обижало; напротив, она была очень рада, что Торак вновь обрел своего дорогого четвероногого брата.

— Кровь девяти Охотников… — вдруг медленно пробормотал Торак. — Это им нужно, чтобы защитить себя от злых духов, верно? То есть когда они эту Дверь откроют…

Ренн кивнула.

— Я тоже об этом думала. Даже Пожирателям Душ будет невероятно трудно удержать Дверь открытой более нескольких мгновений. Но и этого, я думаю, будет вполне достаточно.

Оба представили себе одно и то же: орды злых духов, устремляющихся, подобно неумолимой черной лавине, во льды, затем на заснеженные просторы окрестных земель и прямо к Лесу…

— А этот огненный опал, — снова заговорил Торак, — должен дать им возможность управлять духами, когда те вырвутся наружу?

— Да.

Торак ласково погладил Волка по шерстистому боку, и тот благодарно, хотя и очень осторожно, вильнул хвостом.

— Как же этот опал уничтожить? — сказал Торак. — Может, разбить его молотком? Или бросить в Море?

Ренн стиснула пальцами мешочек с лекарствами.

— Нет, уничтожить его далеко не просто. Его можно лишить силы, лишь закопав глубоко в землю или похоронив под камнем. Но этого мало… — Она помолчала, явно колеблясь. — Для этого нужна еще чья-то жизнь. Жизнь того, кто

будет похоронен с ним вместе.

Иначе силу огненного опала подавить невозможно.

Торак, нахмурившись, опустил подбородок на поджатые к груди колени и сказал, несказанно удивив своим признанием Ренн:

— Когда я наносил своему отцу Метки Смерти, я не слишком хорошо с этим справился. Особенно с той меткой, что наносится вот здесь, на груди. Она предназначена для племенной души. У отца в этом месте был шрам — там он с помощью ножа уничтожил одну татуировку… знак Пожирателей Душ.

Ренн молчала; в горле у нее застрял колючий комок.

— А потом я не смог вернуться и все сделать, как полагается, — продолжал Торак. — Не смог даже собрать его кости и отнести их на кладбище племени Волка — хотя, если честно, я понятия не имел, где оно находится. С тех пор, с того самого дня, как отец умер, я только и делал, что сражался с Пожирателями Душ. — Он помолчал. — Я тогда ушел и оставил его только потому, что он сам приказал мне уходить. Он знал: мне на роду написано воевать с Пожирателями Душ, и вряд ли я смог бы теперь пойти против того, что предначертано мне судьбой.

Ренн не ответила. Это было именно то, чего она так боялась.

Ей отчаянно хотелось поскорее отыскать выход из этих ужасных пещер, снова сесть в лодочку из тюленьих шкур и вернуться к людям Песца. А потом Инуктилук проводил бы их на своей собачьей упряжке до самого Леса, и они снова были бы вместе с Фин-Кединном, и тогда все плохое осталось бы позади. Но она понимала, что ее мечтам сбыться не суждено.

Торак поднял голову, и Ренн удивилась, насколько спокоен был взгляд его серых глаз.

— Речь больше не идет о спасении Волка, — сказал он. — Я не могу просто так убежать и позволить им открыть ту Дверь.

— Я знаю, — прошептала Ренн.

— Знаешь? — Он смотрел ей прямо в глаза, и взгляд его показался ей на редкость открытым и уязвимым. — Я ведь не смогу сделать это один. Но и просить тебя о помощи не могу. Ты и так уже много сделала для меня, для нас…

Она вдруг разозлилась:

— Я знаю, что мы должны остановить их! Знаю не хуже тебя! Но сперва мы убедимся, что Волк на свободе, а потом, — у нее даже дыхание перехватило, — потом

мы вместе

должны будем сделать все, чтобы они не смогли открыть эту Дверь.

Глава двадцать девятая

Вытащить Волка из ямы оказалось непростой задачей.

Но им все же это удалось, и они двинулись туда, где Пожиратели Душ держали остальных жертвенных животных. К своему огромному облегчению, никого из колдунов они там не обнаружили, однако те явно туда приходили: нора, в которой сидела рысь, была пуста.

Торак как раз обдумывал это событие, когда Волк тихо и настойчиво сказал: «Уфф!»

— Прячься! — шепнул Торак, но Ренн и сама уже достаточно хорошо понимала язык Волка, чтобы послушаться его предостережения. Она быстро заползла в рысью нору, и Торак задвинул вход в нее каменной плитой. Еще мгновение — и мимо его лица прошуршала крыльями летучая мышь, любимица Неф.