Тень Аламута, стр. 5
Со стороны шатров донесся зычный рев:
– Носа-ач! Морда тупорылая! Жопа безмозглая! Немедленно сюда!
– Простите, отче. Граф звать изволят.
И мальчишка дунул прочь, да так, что пятки засверкали.
РОШАН ФАРРОХ ПРИХОДИТ В МАНБИДЖ
А тем временем в Манбидже, о котором грезил Жослен, творились странные дела. Во дворце Хасана поднялся переполох.
Ой, ой! Любимый гепард повелителя – на воле! Падают ковры, летят на пол дорогие вазы, визжат женщины. Ужас, суета иблисова! Джинны, что ли, вселились в этого зверя?! А следом за гепардом – толпа царедворцев. Абиссинцы с опахалами, стражники в парчовых халатах, егеря в мохнатых джуббах.
– Хватай! Хватай!
– Слева заходи! Справа!
– Мешок ему на голову!
– Марьям позовите!
Царедворцы мчались за гепардом песчаным самумом, но – Аллах велик! – стоило зверю обернуться, цветным бисером рассыпались в разные стороны. Еще бы! Позади – грозный Хасан, правитель Манбиджа, впереди – яростная кошка. Славный способ выдвинуться в глазах владыки, нечего сказать.
Евнуху в изумрудной кабе не повезло. Он замешкался. Хасан как раз смотрел на него.
– Дармоеды! – взревел он. – Так-то вы жалованье свое отрабатываете? Керим, куда?! Я всё вижу!
Раз в жизни и для кастрированного кота март наступает. Скопец сжался в комок и прыгнул. Зеленое столкнулось с рыжим.
– Ай-ай-ай! – послышался тоненький визг. Изумрудный с золотом рукав намок темным. – Руку! Руку откусил, иблисова скотина! Проклятье ему!
К счастью, крамольных слов никто не услышал. Погоня унеслась далеко. Выкатилась в сад, теряя туфли и чалмы, сверкая шелковыми халатами и золотыми поясами. Прыснули из-под ног павлины. Сад наполнился хриплыми птичьими криками. Там-то, среди ранних весенних цветов и яблонь с набухающими почками, баламутству гепарда пришел конец.
– Марьям, Марьям! – закричали загонщики. Девушка лет шестнадцати волокла упирающегося зверя навстречу царедворцам. Рыжий разбойник упирался, ехал задом по плитам дорожки. На привязь ему ужасно не хотелось.
– Ах, Марьям, подобная темному золоту! – защебетали придворные льстецы. – С грудями словно черепаховые шкатулки!
Девчонка не обратила на них ни малейшего внимания. Схватила зверя за ухо и принялась лупить полотенцем:
– Кто съел казаганд хозяина? Кто написал на подстилку? Плохой! Плохой!
Гепард жмурился, отворачивая воровскую морду. Ошейник он потерял, поэтому девчонка тащила его прямо за загривок. Удивительно, но укусить девушку зверь не пытался.
– Слава Аллаху! – послышались крики. – Злокозненный зверь пойман.
– Благословение Марьям!
Раздвигая толпу, вышел Хасан. При виде девушки на виске правителя забилась недобрая жилка.
– Марьям? Опять ты здесь, шайтанова дочь! Разве не сказал я тебе убираться с глаз долой?
– Сказал, повелитель.
– А ты?
– Не гони меня, владыка! Клянусь тем, кто простер небеса и воздвиг землю, я люблю тебя больше жизни!.. Дозволь же находиться рядом с тобой!
Почувствовав, что пальцы на загривке ослабели, гепард вырвался. С жалобным мяуканьем он подбежал к хозяину и спрятался у его ног.
– Клянусь освобождением рабов, Марьям, – отвечал Хасан, – слово мое крепко. Что алиф, что мим. Послезавтра покинешь город. Слышишь?
Девушка бросилась к Хасану, но он оттолкнул ее. Ропот пронесся среди царедворцев. Ишь бесстыдница, – шептались придворные, – господина за полы хватать! Разве не сказано в Коране о женщинах: «Пусть они потупляют свои взоры»?
Егеря увели гепарда. Хасан вернулся в свои покои. В саду никого не осталось, кроме толстячка Керима с его укушенным пальцем.
Весенний воздух овевает лицо – легкий, приятный. Перистая тень деревьев качается на траве. Хорошо! Весна! Кериму-то отчего нехорошо? Что ж он весне не радуется?
Дородный лекарь-христианин промыл рану евнуха. Его помощник, мальчишка-оборванец с плутовскими глазками, достал горшочки с мазями. Запах цветения смешался с камфорой; евнух заохал, зашипел рассерженной гюрзой.
– Помягче дери, кафир, – недовольно пискнул он. – не яблоню прививаешь. Ай, злая тварь! Допускает же Аллах столь великое злобство в малом теле!
– Я, я, Керим! Притворний слюшпа не есть метт. – Евнух заморгал:
– Что он говорит? Совершенно не понимаю.
– Это значит: это вам влетит в круглый дирхемчик.
– О-ох, Юханна!.. – Керим закатил глаза. – Ты же видишь – я истекаю кровью. Лечи меня скорей, шарлатан!
Глазки лекаря злобно блеснули.
– Шарлатан? – сварливо спросил он. – Вас ис Шарлатан? Я есть шестний лекарь Иоханн!
Слишком поздно укушенный евнух сообразил, какую совершил ошибку. Повисла зловещая пауза. Лекарь упер руки в бока. Его помощник задрал подбородок к небу.
– Не есть лечить, – объявил Иоханн. – Совсем.
– То есть как?!
В ответ лекарь выдал яростную тираду, которой евнух не понял. Видя недоумение на лице Керима, оборванец перевел:
– Это означает: у господина лекаря инструменты кончились.
– Инструменты? О Юханна, знай же, что я – казначей в доме Хасана Манбиджского. И нет для меня запретного среди его богатств. Говори, что тебе потребно.
– Потрепно? Я, я! Ти есть платить, грязный пройдоха! Мношко платить!
А помощник добавил:
– Это означает: список прилагается.
И протянул замусоленную бумажку. При взгляде на нее у Керима волосы стали дыбом.
– О Аллах! Что это?.. Пила?.. Долото! Ножи для кровопусканий! Ножи для подрезки сухожилий! Иглы! Яды! Палач ты, что ли, Юханна? Н-нет! У тебя я лечиться не буду. Эй, люди! Люди! Найдите мне врача-мусульманина!
С врачом-мусульманином тоже получилось не слава Аллаху. Кривошеий коротышка в малиновом тюрбане потупил взгляд:
– В рассуждении о сродстве первоэлементов следует обратиться к учению Ал-Кинди. Согласно «Трактату о воздушных и земных явлениях», болезнь твоя происходит от следующего. Огненная природа крови через рану сообщается с водной природой слюны зверя. Вкупе с летучими эманациями, исходящими от солнца, и тяжелыми эманациями, присущими земле, они вместе сообщают телу твоему сухость и жар. Воспаление, проистекающее из этого…
– Довольно, Али! – Керим поднял глаза к небу. – Аллах свидетель: с самого утра хожу ровно одержимый. Никто не может вылечить простую царапину!
Целитель отпрыгнул от Керима так, словно тот превратился в джинна:
– Царапину? Я не ослышался?! Узнай же, несчастный, что Ал-Фараби в своем трактате «О категориях сущего» упоминает двенадцать видов царапин! И на каждый – по четырнадцать различий. И на каждое – по пяти тонкостей. Кто, говоришь, тебя укусил?
– Гепард! Гепард меня укусил, о велеречивейший из целителей!
– Хм… Гепард… А скажи, несчастный, не случилось ли рядом мышей? Нет? Знай же: как муравьи устремляются к раненым львам, так и мыши ищут тех, кого укусил леопард. Горе тебе, о погибший, коль помочится на тебя мышь! Умрешь в несказанных мучениях.
– Но меня укусил гепард.
– Как знать, как знать… А не согрешила ли в молодости его мать с леопардом?
Голова кругом вдет. Евнух уселся на улице, привалившись спиной к забору. Неужели в этом городе нет лекарей? Неужели никто его не спасет?
О Аллах! Услышь меня!
И Всевышний откликнулся на его зов. В дальнем конце улицы появился великан в полосатом бухарском халате и тюбетейке. Лет ему было около пятидесяти. Великан сильно хромал, так что идти ему приходилось, опираясь на посох. Судя по всему, последние дни с едой было совсем туго: от голода щеки бродяги запали, делая лицо похожим на волчью морду. Но усы торчали по-боевому, и в глазах горел озорной огонек.
Поравнявшись с евнухом, великан остановился.
– Глазам не верю. Вельможа – и задницей в пыли! Верно, мир перевернулся с тех пор, как я последний раз был в Манбидже. Что случилось, уважаемый?..
– Проходи мимо, – безучастно отозвался Керим. – Горя, подобного моему, не видели небеса. На меня пописала мышь.