Прайд Саблезуба, стр. 65

– Это круто, – признал Медведь. – До такого еще никто не додумывался!

– Ну вот, значит, ради такого дела подкараулил я стадо хьюггов – четыре руки голов. Быстренько всех перебил, а одного, который поменьше, принес женщине в подарок. Только он какой-то ненастоящий оказался.

– Чем же он ненастоящий? Молодой еще, мелкий, а так – вполне нормальный хьюгг.

– Сейчас узнаете, – пообещал Семен и кивнул Хью: – Давай.

Тот поднатужился и с запинкой выдал:

– Семхон, Ветка – люди. Я – не хьюгги, я – люди тоже. Хью зовут меня.

Старейшины сидели у костра на корточках. Как только они осознали услышанное (а сделали они это почти одновременно), оба разом плюхнулись задницами на истоптанный снег. Кижуч покрутил плешивой головой, Медведь поковырял пальцем в ухе. Они оторопело посмотрели друг на друга:

– Ты тоже слышал?

– Угу.

– И что это значит?

– Это значит, что спокойная жизнь кончилась, – Семхон вернулся.

Старейшины отряхнули снег с рубах, приняли прежние позы и уставились на неандертальца:

– А еще?

Хью переступил с ноги на ногу, почесался и произнес незапланированное:

– Семхон говорить, я знать. Вы – старейшина. Очень злой, очень страшный. Я бояться.

– Да, – согласился Медведь, – мы довольно свирепы. Особенно я. Но боишься ты зря – мы тебя не больно убьем.

– Убивать Хью нет. Это Ветка хотеть нет.

– Ну да, – вспомнил Кижуч, – тебя же ей подарили. И что с тобой делать?

– Старейшина умный очень. Старейшина думать.

«Молодец! – мысленно одобрил Семен. – Вот так и надо!»

– Мы подумаем, – пообещал Кижуч. – Отдыхай… пока…

По-видимому, от избытка впечатлений старейшины позабыли, что их уже кормили, и в задумчивости навернули вторую порцию. Семен решил, что ему уже можно поинтересоваться новостями.

– Как здесь охота?

– Да какая у нас теперь охота, – вздохнул Кижуч. – Народ скоро из луков стрелять разучится. Идут и идут мамонты…

– Уже трех подранков добили. Мясо девать некуда – на две зимы хватит, – сообщил Медведь.

– И странные какие-то стали – людей или боятся, или атакуют ни с того ни с сего. Двоих наших чуть не стоптали…

– Откуда куда идут?

– С севера и запада – куда-то к востоку подаются. И вроде бы назад не возвращаются. Хотя, может, весной обратно пойдут.

– А подранки? Кто их?

– Самим интересно… Да как-то так странно – в брюхо.

– Снизу?

– Ну да… Ты-то откуда знаешь? Встречал?

– Было дело… Люди?

– Да какие ж это люди?! Уж пошел на мамонта – так бей, пока не упадет, чтоб не мучился… Видел, небось, как наши это делают.

– Издалека. Оружие, наконечники находили?

– Угу.

Семен поднялся, сходил в вигвам и вернулся с куском камня:

– Такие?

Старейшины молча переглянулись.

Глава 13. Находка

За прошедшее лето население поселка у Пещеры почти восстановило свою былую численность – уцелевшие пейтары, бартоши, минтоги и тарбеи стягивались к древнему святилищу. В основном это были женщины и не слишком маленькие дети. В отличие от воинов, кроманьонские женщины плохо понимали, что такое «зов предков», и боролись до конца. Или, может быть, у них слишком силен был материнский инстинкт.

В течение зимы родилось шестеро малышей. Из них к виду Homo sapiens принадлежали только пятеро. Один из этих пяти был кроманьонцем наполовину – Семен Васильев стал папашей, как и Эрек. Собственного сына он назвал Юриком в честь погибшего друга, а маленького питекантропа обозвал Пит. Зимнее логово для волосатого семейства оборудовали в непосредственной близости от его вигвама. Семен был немало шокирован, когда обнаружил, что Мери и Ветка, ведущие почти совместное хозяйство, детенышей кормят грудью без различия на своего и чужого. Впрочем, у Мери, кажется, молока хватило бы еще на двоих.

Остальные члены команды постепенно встроились в быт лоуринов. Что там за инверсия произошла в сознании Медведя, было неясно, но Хью оказался в команде подростков, которую он тренировал. Обращался с ним старейшина с особой жестокостью, хотя публичных оскорблений не допускал, а за глаза даже хвалил. Парнишка обрастал мышцами буквально день ото дня, бегать на длинные дистанции ему было трудно, но во всем остальном он стремительно догонял своих лоуринских сверстников. Понаблюдав как-то раз за учебными поединками, Семен ужаснулся:

– Ты хоть представляешь, кого готовишь?! – спросил он у Медведя. – Сила, реакция хьюгга и выучка лоурина?!

– А то! – ответил довольный тренер. – Я сделаю из него чудовище – истребителя хьюггов!

– Где они, эти хьюгги…

– Ну, еще кого-нибудь, – сбавил тон Медведь. – Предчувствие у меня.

– У меня тоже, – вздохнул Семен.

Они оба понимали, о чем речь: на краю земли лоуринов охотники видели след на снегу – след ноги в обуви незнакомого покроя.

Это было, пожалуй, единственное, что омрачало жизнь племени, которая была в общем-то довольно веселой – по местным понятиям, конечно. Сначала Эрек со страшной силой мешал подросткам тренироваться: видеть, как несколько человек бегут друг за другом, отжимаются или машут палками, он спокойно не мог и начинал «обезьянничать». Выглядело это пародией, и окружающие веселились вовсю. В конце концов Медведь приказал питекантропу встать в общий строй и – вперед. Счастью Эрека не было предела – делать что-то вместе со всеми доставляло ему огромное удовольствие. Получалось у него в общем-то неплохо, и Семен с интересом ждал, сможет Медведь научить его осмысленно атаковать противника или нет. Когда же требовалось перетащить в лагерь крупную добычу, в степь с охотниками теперь отправлялись не шестеро подростков, а один Эрек – подростков, естественно, это не радовало, но они терпели.

Первое время Семен сильно переживал за Варю. Кормилась она в прибрежных зарослях и на склонах, с которых ветер сдувал снег. Волки и собаки ее почему-то не тревожили, а вот отвязная, бесконтрольная малышня устроила за ней настоящую охоту. Семен уже подумывал, не обратиться ли к руководству племени, чтобы призвать их к порядку. Однако все утряслось само: у лоуринов мамонты считаются священными животными, и обижать их не имеют права даже дети. Они, собственно, обижать и не хотели, а хотели играть и своего добились: заставили-таки юную мамонтиху возить их на себе. Сколько чумазых, визжащих существ может одновременно сидеть на спине и висеть на боках, вцепившись в шерсть, Семен сосчитать так и не смог.

К весне Варя начала активно линять, и Семен попросил женщин время от времени ее вычесывать, а шерсть складывать в мешки и хранить. Он пообещал показать им «магию легкой одежды». Обещание было довольно опрометчивым, поскольку ни прясть нитки, ни вязать Семен не умел. Пока народ терпеливо ждал обещанного, мешкам с шерстью нашлось применение – дети лупили ими друг друга по головам, кидались или гоняли их ногами на манер футбольных мячей.

Ледоход почти кончился, и грохот с реки доносился все реже и реже – никогда еще весной в ней не бывало столько воды и льда. Люди начали было привыкать к тишине, когда однажды утром ухнуло так, что содрогнулась земля, а в жилищах попадала развешенная одежда. Их заспанные, растрепанные обитатели торопливо выбирались наружу, подозревая, что началось землетрясение. Новых толчков не последовало, но люди потянулись к вигваму Семена, рассчитывая получить объяснение непонятного явления.

– Давай, успокаивай людей, – сказал Бизону бывший геолог. – Я думаю, что на реке просто обвалился обрыв.

– Обрыв?!

– Ну да – тот, выше больших кустов. Его, вроде, давно подмывало. Это скорее хорошо, чем плохо.

– Чего хорошего, если земля падает?

– Так ведь там образовался новый обрыв – значит, торчат новые камни. Может, среди них и подходящие окажутся – кремни которые.

– Да, камень у нас почти кончился. Не пришлось бы летом отправляться за ним туда, где мы с тобой встретились. Надо сходить посмотреть…