Анна, одетая в кровь (ЛП), стр. 48

— Ты считаешь, это оно? — спрашивает она. — То, которое…

— Я знаю, что это оно. Я чувствую.

— Но ты не знаешь наверняка.

— Мам. Я просто знаю, — я пытаюсь аккуратно намекнуть ей об этом.

Ее губы так плотно сжаты, что их почти не видно. Думаю, она может заплакать или что-то в этом роде.

— Ты был в том доме? Где атаме?

— Не знаю. Просто успокойся. Нам нужна твоя помощь.

Она не отвечает. Одной рукой она прикасается ко лбу, а второй — к бедру. Она смотрит в никуда. От горя на ее лбу появляется глубокая морщина.

— Помощь, — мягко говорит она, а в следующий раз произносит чуть громче. — Помощь.

Должно быть, у нее сейчас что-то наподобие перезагрузки комы.

— Хорошо, — тихо сообщаю я. — Просто оставайся здесь. Мам, я позабочусь об этом. Обещаю.

Анна ждет меня снаружи, и кто знает, что сейчас происходит с обратной стороны магазина. Выглядит так, словно у меня в распоряжении уйма часов, но я не могу выйти отсюда не более чем на двадцать минут.

— Пакуй вещи.

— Что?

— Ты слышал меня. Пакуй вещи. Немедленно. Мы уезжаем.

Она толкает меня на ходу и летит вверх по лестнице, по-видимому, чтобы начать упаковывать вещи. Я следую за ней со стоном. Нет сейчас для этого времени. Она старается успокоиться, замерев на месте. Моя мать могла бы упаковать меня вместе с моим багажом, разлаживая по коробкам, затем загрузить их в У-хол [48]. Но я не уеду, пока призрак не исчезнет навсегда.

— Мам, — говорю я, когда она поддевает свитер в моей комнате. — Ты можешь перестать злиться? Я никуда не поеду.

Я останавливаюсь. Ее торопливость не имеет себе равных. Все мои носки она выложила из ящичка комода и ровненько сложила на туалетном столике. Даже полоски на каждом из них выглядят одинаково.

— Мы уезжаем, — сообщает она, без замирания сердца обшаривая мою комнату. — Если придется, я достучусь до твоего сознания и силой вытащу из этого дома, но мы уедем.

— Мам, сбавь обороты.

— Не говори мне, чтобы я успокоилась, — она контролирует себя, чтобы не сорваться на крик, который в любую минуту может вырваться прямо из глубины ее напряженного живота. Она останавливается с замершими руками в наполовину пустом ящичке.

— Оно убило моего мужа.

— Мам.

— Оно не доберется до тебя, будь уверен, — в воздухе опять начинают летать ее руки, перебирающие носки и боксерки. Надеюсь, она не достигнет так скоро ящичка с моим нижним бельем.

— Я должен его остановить.

— Пусть кто-нибудь другой сделает это вместо тебя, — рявкает она. — Нужно было сразу тебе об этом сказать; нужно было сразу вбить тебе в голову, что это не твоя обязанность, право по рождению или что-нибудь в таком духе после смерти твоего отца. Другие люди могут этим заняться.

— Не все, — отвечаю я. Этот разговор сводит меня с ума. Я знаю, что она не хочет этого делать, но мне кажется, что она тем самым бесчестит моего отца.

— И не в этот раз.

— Ты не должен этого делать.

— Я принял решение, — говорю я.

Я проиграл бой тем, что понизил голос.

— Если мы уедем, оно последует за нами и, если я его не уничтожу, продолжит пожирать людей. Разве ты не понимаешь?

Наконец, я рассказываю ей о том, что на протяжении много лет держал в секрете:

— Это то, чего я ждал. Ради чего тренировался. Я изучал этого призрака с тех пор, как обнаружил в Батон-Руж крест Вуду.

Она закрывает задвижку ящичка. Ее щеки покраснели, а глаза блестят от слез. Кажется, она сейчас готова просто задушить меня.

— То существо убило его, — говорит она. — И оно может сделать с тобой подобное.

— Спасибо, — я поднимаю руки. — Спасибо за твое доверие.

— Кас…

— Подожди. Замолчи, — не часто я говорю своей матери захлопнуться. На самом деле, я не знаю, было ли такое вообще раньше. Но так нужно. Так как что-то нелогичное происходит в моей комнате. Здесь находится то, чего не должно быть в принципе. Она следит за моим взглядом, и я хочу видеть ее реакцию, потому что не желаю быть единственным, кто это заметит.

Моя кровать находится в том состоянии, в котором я ее и оставил. Одеяло скомкано и наполовину спущено на пол. На подушке все еще виден след от моей головы. А из-под нее торчит рукоятка ручной резки атаме моего отца.

Он не мог здесь оказаться. Такого не может быть. Он должен был находиться в милях отсюда, спрятанный в стенном шкафу Уилла или в руках призрака, убившего моего отца. Но я подхожу к кровати, вытаскиваю его, и знакомая древесина плавно скользнула в мои ладони. Соединение установлено.

— Мам, — шепчу я, смотря вниз на нож. — Мы должны убираться отсюда.

Она просто стоит и моргает, как вкопанная, когда я слышу раздавшийся по тихому дому нечеткий скрип, источник которого не могу определить.

— Кас, — она глубоко дышит. — Это дверь на чердаке.

Дверь на чердаке. От звуков и фраз в моей голове начинает зудеть. Я вспомнил, как она рассказывала о енотах и о том, что Тибальт стал буквально прыгать на меня с тех пор, как мы сюда переехали.

В доме стоит мрачная тишина, а затем звук увеличивается, поэтому, когда я слышу отчетливое царапанье, уже знаю, что оно идет от лестницы чердака, которая медленно опускается на пол в прихожей.

Глава 21

Я бы хотел сейчас уйти. Я бы очень этого хотел. От этого звука у меня на затылке волосы встают дыбом, а зубы стучат, даже если их несильно сжимаю. Колеблясь между битвой и бегством, я бы выбрал сейчас нырнуть в окно с ножом в руках или без. Но вместо этого я поворачиваюсь и подхожу ближе к матери, останавливаясь между ней и открытой дверью.

По лестнице раздались шаги, и я понял, что мое сердце никогда не стучало так сильно. Ноздрями я улавливаю запах сладкого дыма. «Не сдавать свои позиции», это все, о чем я в этот момент могу думать. После того, как все закончится, меня, вероятней всего, стошнит. При условии, конечно же, что я останусь в живых.

Ритмичное движение шагов и звук того, что спускается к нам по лестнице, заставляет нас с мамой чуть ли не описаться от страха. Оно не должно застать нас в этой спальне. Как бы я хотел, чтобы это оказалось неправдой, но все на самом деле не так. Я должен пробраться в прихожую и достигнуть лестницы прежде, чем оно заблокирует нам выход. Я хватаю ее за руку. Она яростно трясет головой, но я продолжаю ее тянуть, постепенно приближаясь к двери с вытянутой вперед рукой атаме, словно факел.

Анна. Анна, зайди сюда, приди и спаси наше положение…как же это глупо все. Она сейчас слоняется по чертовой веранде, и что было бы, если бы я умер здесь, разорванный на куски и пожеванный, словно резиновая свиная отбивная, несмотря на неё, стоящую снаружи.

Хорошо. Еще два глубоких вдоха, и мы окажемся в коридоре. Ну, может быть, понадобится три. Когда я двигаюсь дальше, четко вижу лестницу чердака, а также то, что спускается по ней. Я не хочу на него смотреть. А также на всех тех призраков и мою подготовку; на свою интуицию и возможность видеть через окно. Но все же теперь я смотрю на убийцу моего отца. Меня должна переполнять ярость, ведь я должен преследовать его, но вместо этого ощущаю ужас, сковавший мои конечности.

Он стоит спиной ко мне, а чердак теперь находится достаточно далеко, к востоку от лестницы, чтобы мы могли первыми проскользнуть мимо него, поэтому продолжаем тихонечко двигаться. И до тех пор, пока он не развернется и не поймет, что слишком поздно. Почему в голову лезут подобные мысли? Кроме того, кажется, он не склонен к таким поступкам. Пока мы тихо скользим к лестнице, он опускается на пол и немного останавливается, чтобы неуверенным толчком поднять лестницу назад.

На верхней части лестницы я останавливаюсь, наклоняя маму первой, чтобы спустить ее вниз. Кажется, фигура в прихожей не заметила нас. Стоя спиной к нам, он просто качается взад и вперед, будто слушает какую-то мертвую музыку.

На нем одет темный, приталенный жакет, больше похожий на пиджак. Не могу точно сказать, какого он цвета, то ли пыльно-черного, толи темно-зеленого. На голове я вижу пучок витых и спутанных дредов, некоторые пряди наполовину сгнившие, а остальные — выпавшие. Я не вижу его лица, но кожа на руках выглядит серой и потрескавшейся. Между пальцами он крутит что-то наподобие большой черной змеи.