Всё на свете (ЛП), стр. 34
Медленно поворачиваюсь посреди комнаты. Я не верю тому, что вижу своими собственными глазами. Я не верю тому, чего не вижу. Как ничего не может быть? Моя болезнь будто возникла из ниоткуда.
Это не правда. Этого не может быть.
Возможно ли такое, что я не болею? Мой разум отшатывается от такого направления мыслей.
Может она хранит другие записи в своей спальне? Почему я не подумала об этом раньше? 05:23. Могу ли я ждать, пока она проснется? Нет.
Дверь открывается как раз тогда, когда я иду к ней.
- Вот ты где, - говорит она, в ее глазах отражается облегчение. - Я волновалась. Тебя не было в комнате. - Она проходит дальше, и ее глаза расширяются, как только она видит полные беспорядок, окружающий нас. - Было землетрясение? - спрашивает она. Наконец она понимает, что бардак сделан человеком. Она с озадаченным выражением лица поворачивается ко мне. - Милая, что происходит?
- Я болею? - спрашиваю я. Моя кровь слишком громко стучит в ушах.
- Что ты сказала?
- Я болею? - спрашиваю я в этот раз громче.
Ее зарождающаяся злость рассеивается, сменяясь беспокойством.
- Ты плохо себя чувствуешь?
Она тянется ко мне, но я отстраняюсь.
Из-за боли на нее лице мне становится дурно, но я давлю дальше.
- Нет, это не то, что я имею в виду. У меня есть ТКИД?
Ее беспокойство трансформируется в раздражение и жалость.
- Ты все еще по поводу того письма?
- Да, - говорю я. - И Карла тоже. Она сказала, что, возможно, ты не в порядке.
- Что ты имеешь в виду?
В чем конкретно я ее обвиняю?
- Где все бумаги? - спрашиваю я.
Она глубоко вдыхает, чтобы успокоиться.
- Мадлен Уиттер, о чем ты говоришь?
- У тебя есть записи всего, но нет ничего о ТКИД. Почему я не могу ничего найти? - Я хватаю с пола красную папку и пихаю ей. - Все остальное у тебя есть.
- О чем ты говоришь? - спрашивает она. - Конечно, все здесь.
Я не знаю, что ожидала от нее услышать, но не это. Она и правда верит, что все здесь?
Она прижимает папку к груди, будто пытаясь превратить ее в часть себя.
- Ты тщательно смотрела? Я все храню.
Она подходит к столу и освобождает место. Я наблюдаю, как она просматривает файлы, перекладывая их и приглаживая руками страницы, которые не нуждаются в приглаживании.
Через какое-то время она смотрит на меня.
- Ты их взяла? Я знаю, что они были здесь. - Ее голос наполнен замешательством и, при этом, страхом.
И тогда я точно понимаю.
Я не болею и никогда не болела.
НА УЛИЦЕ
Я выбегаю из кабинета. Коридор тянется передо мной, и он нескончаем. Я оказываюсь в тамбуре, и в нем нет движения воздуха. Я на улице, и мое дыхание беззвучно.
Мое сердце не бьется.
Меня тошнит, но ничего не выходит из желудка. Желчь горит в задней части моего горла.
Я плачу, и прохладный утренний воздух охлаждает слезы на моем лице.
Я смеюсь, и холод проникает в мои легкие.
Я не больна. Никогда не болела.
Все эмоции, которые я последние сутки держала под контролем, обрушиваются на меня. Надежда и отчаяние, предвкушение и сожаление, радость и злость. Как возможно одновременно ощущать такие противоположные эмоции? Я барахтаюсь в черном океане, со спасательным жилетом на груди, с якорем на ноге.
Мама догоняет меня. Ее лицо - развалины страха.
- Что ты делаешь? Куда ты идешь? Ты должна зайти внутрь.
Мое зрение сужается, и я удерживаю ее в поле зрения.
- Почему, мам? Почему я должна зайти внутрь?
- Потому что ты больна. На улице с тобой может случиться все что угодно.
Она тянется, чтобы притянуть меня к себе, но я уклоняюсь от нее.
- Нет. Я не вернусь внутрь.
- Пожалуйста, - умоляет она. - Я не могу потерять и тебя. Не после всего.
Она смотрит на меня, но я без сомнений знаю, что она совсем меня не видит.
- Я потеряла их. Я потеряла твоего отца и брата. И я не могла потерять тебя. Просто не могла.
Выражение ее лица меркнет, полностью распадается. Что бы не сдерживало его, не выдержало внезапного и катастрофического отказа.
Она сломлена. Была сломлена долгое время. Карла была права. Она так и не оправилась от их смертей.
Я что-то говорю. Не знаю, что, но она продолжает говорить.
- После их смерти ты так сильно заболела. Ты не могла дышать правильно, и я отвезла тебя в отделение интенсивной терапии, и нам пришлось остаться там на три дня. Они не знали, что не так. Они сказали, что, возможно, это аллергия. Они предоставили мне список вещей, которых следовало остерегаться, но я знала, что дело не только в этом.
Она кивает.
- Я знала, что дело не только в этом. Я должна была защитить тебя. На улице с тобой может случиться что угодно.
Она осматривается.
- Здесь с тобой может случиться что угодно. В этом мире.
Я должна бы чувствовать жалость. Но не ее я чувствую. Во мне прорастает злость и вытесняет все остальное.
- Я не больна, - кричу я. - Никогда не болела. Это ты больна. - Я зло машу рукой перед ее лицом. Наблюдаю, как она погружается в себя и исчезает.
- Зайди в дом, - шепчет она. - Я защищу тебя. Останься со мной. Ты все, что есть у меня.
Ее боль бесконечна. Она спадает с краев мира.
Ее боль - мертвое море.
Ей больно из-за меня, но я больше не могу это вынести.
СКАЗКИ
Однажды давным-давно жила девушка, жизнь которой была сплошной ложью.
ПУСТОТА
Вселенная, которая может появиться, может и померкнуть.
НАЧАЛО И КОНЕЦ
Проходят четыре дня. Я ем. Делаю домашнюю работу. Не читаю. Мама бродит вокруг в бессознательном состоянии. Не думаю, что она понимает, что происходит. Кажется она осознает, что должна что-то искупить, но что именно, не понимает. Иногда она пытается поговорить со мной, но я игнорирую ее. Я даже едва на нее смотрю.
Утром после того, как я выяснила правду, Карла берет пробы моей крови и отдает специалисту по ТКИД, доктору Чейзу. Сейчас мы в его офисе, ждем, когда нас позовут. И хотя я знаю, что он скажет, страшно боюсь фактического медицинского подтверждения.
Кем я буду, если не болею?
Медсестра называет мое имя, и я прошу Карлу остаться в комнате ожидания. По какой-то причине мне хочется услышать новости один на один.
Доктор Чейз встает, когда я захожу. Он выглядит, как на фотографии в сети - белый мужчина в возрасте с седыми волосами и яркими черными глазами.
Он смотрит на меня со смесью симпатии и любопытства.
Показывает мне сесть и ждет, когда я сяду, чтобы сесть самому.
- Ваш случай, - начинает он, а затем останавливается.
Он нервничает.
- Все в порядке, - говорю я. - Я уже знаю.
Он открывает папку, лежащую на столе, и качает головой так, будто все еще ошарашен результатами.
- Я раз за разом просматривал результаты. Заставил коллег проверить, чтобы быть совершенно уверенным. Вы не болеете, мисс Уиттер.
Он замолкает и ждет, когда я отреагирую.
Я качаю головой.
- Я уже знаю, - снова повторяю я.
- Карла - медсестра Флорес - коротко рассказала о сути проблемы. - Он усердно пролистывает еще несколько страниц, пытаясь избежать того, что скажет потом. - Как врачу, вашей маме стоило это знать. Это при том, что ТКИД - очень редкое заболевание и выражается во многих формах, но у вас нет никаких, совершенно никаких характерных признаков болезни. Если бы она провела исследования, взяла какие-нибудь анализы, то знала бы это.
Комната исчезает, и я оказываюсь в безликой белой местности, испещренной открытыми дверьми, которые ведут в никуда.
Он выжидающе смотрит на меня, когда я наконец возвращаюсь в свое тело.
- Извините, вы что-то сказали? - спрашиваю я.