Я — начальник, ты — дурак, стр. 28

Первую половину пути машина одолела успешно. Но на середине плотины, где поток, перекатывавшийся через гребень, был особенно напористым, случилось непоправимое. Машина неожиданно качнулась и, потеряв колею, будто в замедленной киносъемке начала переворачиваться. Колеса бешено крутились в пустом пространстве. Открылось ржавое, заляпанное грязью весенних дорог днище. Потом всплеск и пузырь среди бурлящих струй. Все! Конец!

С минуту стояла тишина, которую нарушал только отдаленный гул боя.

Все смотрели на генерала. Тот сурово поджал губы, повернулся к майору.

— Командуйте! Вторая машина — вперед!

Майор рукавом вытер лоб и срывающимся голосом приказал:

— Вперед!

И опять поползла к плотине машина. Солдаты провожали ее взглядами, полными сожаления и недоверия.

— Эх, — махнул рукой один. — Пропадет ни за грош! Разве ж такое переедешь?

На том же месте, что и первая машина, «Студебеккер» дернулся влево и с громким плеском упал в воду.

Пенящаяся вода вышвырнула на поверхность несколько пустых ящиков, какие-то поленья и мусор. Потом в водовороте закружилась стриженая голова водителя. Все облегченно вздохнули: хоть человек цел!

Что бы вы, читатель, предприняли в такой ситуации? Остановитесь на мгновение. Не читайте дальше. Представьте себя на месте генерала, примите за него решение. Проверьте, есть ли в вас командирская жилка, сможете ли вы поступить в сложной обстановке правильно и целесообразно? Итак, остановитесь.

Решили?

— Вперед! — скомандовал генерал и вскочил на подножку третьей машины. Он стоял, держась за дверцу, и спокойно, не повышая голоса, командовал: — Ровней, ровней, держи. Руль прямо. Ровнее!

Присутствие генерала, его спокойствие передались водителю, и машина шла ровно, без рывков и вихляний.

Там, где она проходила, вскипали буруны. Вода журчала сердито и громко. Тем не менее машина, тащившая за собой пушку, шла уверенно.

Уже на середине плотины генерал, перекричав шум воды, отдал приказание:

— Офицерам на подножки! Всем — вперед!

Колонна двинулась.

Чем выше ступенька, на которой стоит командир, тем тяжелее груз ответственности, который ложится на его погоны. Тем чаще приходится вызывать огонь на себя.

Подводная лодка шла в глубине. Поход был длительным и трудным. На пределе внимание, силы, нервы. И вдруг — чрезвычайное происшествие. Тревожным сигналом зажглось табло:

«Пожар в контейнере ракеты».

Пожар в доме, в современном городском железобетонном строении, где и гореть-то нечему — бедствие страшное, с которым непросто бороться.

Пожар на корабле в открытом море — это всесокрушающая стихия, ужас которой неописуем.

Пожар на подлодке… Здесь на крикнешь в бездумном испуге: «Полундра! Спасайся, кто может!» Здесь судьба каждого зависит от судьбы всех. А судьба всех — в руках командира.

Представьте себя в условиях той тревожной, леденящей душу минуты. Что решить, что предпринять командиру? В его руках судьба корабля, судьба команды, да, между прочим, и нечто большее — ведь на борту лодки ракеты. Да, те самые, боевые.

Итак, что решить? Я задавал этот вопрос людям, имевшим руководящий (увы, не военный) опыт.

— Всплыть, снять команду, лодку затопить, — решительно предложил один.

— Запустить ракету в отдаленный район океана. Пожар потушить, — предложил другой.

Были и иные решения, не менее радикальные, но во всех случаях противоречившие главному. Во-первых, лодка находилсьа в автономном плавании, и всплывать ей не полагалось. Во-вторых, ракета — это оружие. Оружие опасное и серьезное. А посему решать вопрос о его пуске не входит в компетенцию командира лодки. Ракета — это оружие флота. Оружие страны. Вот почему надежность мира в надежности командиров. Это офицерская аксиома. Это закон офицерской чести, верности, долга.

И капитан первого ранга принял решение. Назвав фамилию одного из офицеров, он приказал:

— Войти в контейнер ракеты!

Потянулись минуты тревожного ожидания. Минутой позже офицер вернулся и доложил:

— Обнаружил неисправность сигнализации. Запали контакты реле пожарной сигнализации.

Улыбнулись? А на висках командиров после таких мгновений ложится как иней ранняя седина.

Быть стреляющим, вызывать огонь на себя — непростое дело.

— Товарищи офицеры, прошу запомнить: есть три способа решения задач. Первый — правильный, второй — неверный, третий — армейский.

ИСТОРИЯ С ВОРОТНИЧКАМИ

Русская военная рубаха — гимнастерка — родилась в прошлом веке и носилась солдатами в дни занятий гимнастикой. Постепенно гимнастерка превратилась в повседневную форму армии и не знала никакой конкуренции. Новый век, войдя в текстильную промышленность лавсановыми нитями, сделал гимнастерку воздухонепроницаемой и потому крайне неудобной. Одетый в нее человек оказывался, словно в скафандре, и в жаркие дни буквально упревал в собственном соку. Те достоинства, которые имела одежда из хлопчатобумажной ткани — — хэбэ, как ее называли в армии, гимнастерка утратила полностью. Однако для интендантов новая ткань стала находкой — изнашивалась она за более долгие сроки, нежели раньше.

С появлением средств массового поражения, в частности напалма, выявился еще один серьезный недостаток старой формы. Попробуйте снять через голову гимнастерку, если на нее попала хотя бы капля горючего желе!

Казалось бы, что проще — сменить гимнастерку на более удобный вид одежды, и дело с концом. Но у гимнастерок имелись весьма влиятельные заступники и радетели — Семен Буденный и Клим Ворошилов. Любая попытка ввести в военную форму новшества решительно пресекались сталинскими маршалами. Они находили разные причины для отказа поддержать новое.

Гимнастерка, говорил Буденный, связывает новые поколения с героями гражданской войны, роднит их. Попробуй, опротестуй такую посылку!

Победил влиятельных хранителей косности Г. К. Жуков. Это при нем ввели офицерскую рубаху, поверх которой надевался открытый китель. Однако последовательности Жукову не хватило: снимать кителя в жаркую погоду и в помещениях, оставаясь в одной рубахе, он не разрешил. Поэтому в лавсановых рубахах и кителях из ткани с синтетической ниткой, да еще на подкладке, офицеры летом буквально заживо варились в собственном соку.

Идиотизм, но даже в помещениях штабов, учреждений, военно-учебных заведений офицеры находились только в кителях. «А как иначе? — объяснял мне, строптивому и неразумному, необходимость преть таким образом заместитель главного редактора „Красной Звезды“ полковник Александр Яковлевич Баев. — Вдруг войдет начальство, а вы в исподней рубахе». Почему он считал рубаху под кителем «исподней» — ума не приложу, но так было. Естественно, на заседаниях редколлегии «Красной Звезды» все участники сидели в кителях.

И вот однажды из своей персональной двери — прямо из кабинета — в зал заседаний вышел Главный — генерал Николай Иванович Макеев. Все смотрели на него с изумлением: строгий шеф был в одной рубахе с расстегнутым воротом. Все молчали, не зная, как реагировать.

— А вы что так? — спросил Макеев собравшихся. — Неужели не надоело париться? Он посмотрел на часы.

— Даю две минуты. Снимите кителя и галстуки…

После того, как офицеры разделись, Макеев удовлетворенно изрек:

— Наконец-то у нас министром обороны стал варились не просто человек властный, но еще и умный. В самом деле, разве застегнутый ворот свидетельствует о низком состоянии дисциплины?

Ох, эти наглухо застегнутые воротнички! Мне, тонкошеему, носить гимнастерку было куда проще, нежели многим другим. Хлопчатобумажная ткань, которую в интересах выполнения плана по метражу на фабриках подвергали чисто символической усадке, после первой стирки сжималась, как шагреневая кожа. Воротничок, который каждый подбирал себе впору, быстро превращался в удавку. Чтобы иметь возможность жить и дышать, многие военнослужащие при любой возможности старались расстегнуть пуговицы. И тогда вступала в действие бдительная система борьбы за дисциплину.