Тень спрута, стр. 21

— Комната? — нахмурился Маркс. — Нет. Только квартира!

Он подошел к двери, отворил ее и показал внутрь:

— Холл, он же — кафе. Очень удобно, вышел поутру из дому, выпил кефира — и на работу! До Станции — рукой подать!

Макаров обернулся и посмотрел на вытянувшееся вдоль берега приземистое здание Станции. От дальнего ее крыла в небо поднимался столб черного дыма.

— Это не ваш, — пояснил Маркс. — Это следующее испытание. Ну, пойдемте, обед стынет!

Он вошел в просторный, метров на двести, зал, действительно совмещавший функции холла и столовой. Прямо напротив входа располагалась лестница на верхние этажи, а справа стояли столики, журчали фонтанчики и завывала наводящая тоску восточная музыка.

Несколько столов в середине кафе были сдвинуты вместе, застланы белой скатертью и уставлены прозрачными тарелками с разноцветными деликатесами. Макаров повел носом по направлению к обеду и остался доволен запахом.

— Держу пари, — пробормотал Маркс, — не успеем мы к столу подойти, как остальные сбегутся!

Макаров обвел взглядом пустой зал и пожал плечами. Однако Маркс оказался прав: когда до стола оставалось всего пять шагов, прямо на пути Макарова из воздуха сгустилась стройная женская фигура. Незнакомка опустилась на пол, стукнув каблучками по звонкому граниту, уселась на тот самый стул, на который нацелился Макаров, и, закинув ногу на ногу, раскрыла навстречу гостю большие голубые глаза.

Спокойно, приказал себе Макаров. Это все ихняя медицина. На самом деле ей девяносто лет, и характер прескверный.

Успокаивая себя таким образом, он сухо поклонился незнакомке — и тут вспомнил, что находится в Звездной России. Причем уже не первый день!

— Павел Макаров, — сказал Макаров и старательно изобразил приветливую улыбку. — Стажер-испытатель!

— Оксана Глебова, — ответила женщина, улыбнувшись куда естественнее, чем это получилось у Макарова. — Мастер-испытатель.

— Приветствую вас, Оксана Иоганновна, — затараторил Маркс, усевшийся от Макарова через стол, — как там ваши подопечные? Неужели по-прежнему живы-здоровы?

Оксана Глебова перестала улыбаться и взяла в руку длинную двузубую вилку.

— Ах, Джо-Натан, — сказала она томным голосом, — можно хоть за обедом — и не о работе?

— Значит, живы, — уныло констатировал Маркс. — Ну, ничего страшного, Оксана Иоганновна! Если что, я вам подмогу пришлю. Коллегу Макарова, например. Или вот — приветствую вас, Даниил Борисович! — коллегу Бойко.

Макаров повернулся к упомянутому Бойко, оказавшемуся былинным богатырем двух метров роста, русоволосым, с загорелым открытым лицом.

— Даниил Бойко, — представился тот, — мастер-испытатель. А вы — тот самый Павел Макаров?

— Какой — тот самый? — немножко резче, чем следовало, спросил Макаров. Словосочетание «тот самый» в сочетании с собственной фамилией вызывало у него острое чувство собственной неполноценности.

— Герой Фирджана-три, — ответил Бойко и удивленно шевельнул бровями. — Я что-то не то сказал?

— А-а, — протянул Макаров, мгновенно успокоился и сразу же почувствовал угрызения совести. — Простите, Бога ради, — пробормотал он позаимствованное у Лапина извинение, — я думал, вы про другого Макарова. А на Фирджане-три — да, это я и был. Вот только почему герой?

Даниил Бойко обошел вокруг стола, поприветствовал еще двоих испытателей, возникших из воздуха прямо на свободных стульях, и сел напротив Макарова.

— Герой, — сказал он, обращаясь не столько к самому Макарову, сколько ко всем собравшимся, — это человек, совершивший нечто особенное. Масштабный поступок, фундаментальное открытие, технологический прорыв — все то, что заставляет помнить его имя долгие годы. Героями были Ричард Магнус и Афанасий Редькин, Артем Калашников и Павел Макаров, Теодор Рамзен и Мария Войцеховская… — Даниил хлопнул себя по лбу. — Прошу прощения, Павел Александрович! Вряд ли эти имена вам хорошо знакомы; возьмем двадцатый век — Зигмунд Фрейд, Альберт Эйнштейн, Иосиф Джугашвили.

Макаров поперхнулся минеральной водой, которую только что налил в стакан.

— Даниил, да вы что?! – воскликнул он, на этот раз чувствуя за собой полное право возмущаться. — Сравнивать меня с товарищем Сталиным?!

Бойко развел руками:

— Прошу прощения, Павел, я выбрал неудачный пример. То, что вы сделали на Фирджане-три, гораздо больше походит на открытия Фрейда или Эйнштейна.

Час от часу не легче, подумал Макаров.

— Да что же такого, по-вашему, я там сделал?! – воскликнул он, позабыв всякую осторожность. — Открыл огонь по инопланетянам? Так это больше на Сталина похоже, а вовсе не на Эйнштейна!

— Огонь по инопланетянам? — удивился Бойко. — Нет, что вы! Я имел в виду совсем другое. Вы нашли совершенно уникальный способ управления современными техническими системами. Способ, который уже все испытатели так и называют — «резонанс Макарова»!

4.

Они что, подумал Макаров, сговорились? Сначала я был «тот самый», соратник Калашникова — а теперь «тот самый», герой Фирджана? Может быть, я и в самом деле что-то полезное открыл, когда за обрез хватался — да только при чем здесь я? Если бы я месяц перед этим экспериментировал, как тарелкой без Лапина управлять, еще понятно было бы, за что почести, а так… По форме все правильно, а по сути — издевательство!

Макаров понял, что его терпению пришел конец. Хватит, решил он. Выложу все, как есть; по крайней мере, хоть «героем» обзывать перестанут!

— Даниил, — сказал Макаров и кашлянул, восстанавливая внезапно подсевший голос. — Джо-Натан! Товарищи!

Маркс поднял руку, и за столом воцарилась тишина. Тягучая музыка, гулявшая под высоким потолком, превратилась в ненавязчивый шум прибоя.

— Говорите, Павел Александрович, — произнес Маркс и опустил руку на стол.

— Во-первых, — сказал Макаров, словно в омут нырнул, — никакой я не герой. Герой — тот, кто сам что-то делает. А со мной просто всякие случайности происходят. Случайно сюда, в будущее, попал, случайно на Фирджане-третьем за винтовку схватился. Не сам я все это сделал, понятно? И нечего меня поэтому героем звать. Издевательство получается!

Макаров увидел, как вытянулось лицо у Даниила Бойко. Маркс, напротив, приподнял уголки губ.

— Во-вторых, — сказал Макаров, посмотрев прямо на Маркса, — никакой я не талант, и уж тем более — не гений. Если ваша техника на меня не настроена, то это только потому, что я из двадцатого века, а она — из двадцать третьего. Попробуйте Калашникова за штурвал посадить, думаю, то же самое получится.

Маркс поднял голову, явно высветив перед собой виртуальный дисплей, и зашевелил пальцами, делая на нем какие-то пометки.

— В-третьих, — продолжил Макаров, удивляясь, что ему до сих пор никто не возразил, — насчет предыдущего Макарова. Кто не знает, меня сюда потому скопировали, что в прошлом я почему-то стал знаменитостью. Так вот, ничего подобного я делать не собирался, и не собираюсь. Понятно? Все, что там с историческим Макаровым случилось, ко мне никакого отношения не имеет. Не надо от меня подвигов ждать и талант мой, якобы существующий, раскрывать. Я — такой, какой есть, и лучше вряд ли стану. Если вы меня на работу берете, потому что я — «тот самый Макаров», то гоните меня в шею. Я не тот самый, я — сам по себе. Вот, собственно, и все!

Макаров оперся на спинку стула и опустил глаза. Теперь действительно все, подумал он. Иначе нельзя было. А все-таки жаль, что так получилось; когда я еще до подземохода доберусь! И Лапин расстроится, когда узнает…

— Какие будут мнения? — осведомился Маркс явно провокационным тоном. — Выгоним самозванца?

— Чтобы выгнать, надо сначала принять, — философски заметила Глебова. — Впрочем, я вообще не понимаю, в чем проблема. Хороший из него тестер? Судя по результатам, хороший. Значит, пусть работает!

— Можно мне, Джо-Натан? — спросил с дальнего края стола незнакомый Макарову молодой человек. — Я про резонанс Макарова, только два слова! Дело в том, что теоретически его возможность была предсказана еще семьдесят лет назад. Но до сих пор этот эффект ни разу не наблюдался на практике! Павел Александрович, неужели вам самому не интересно, откуда у вас эта способность? Давайте разберемся!